Текст: Петр Моисеев
Обложка книги предоставлена издательством
Антон Чиж. Королева брильянтов. - М.: Эксмо, 2019
Возможно, дело в том, что писатель сменил обстановку, то бишь начал новую серию. Время действия — молодые годы сыщика Ванзарова (в данном случае — 1893 год, то есть даже до первого дела Ванзарова остается еще полтора года), но сам он здесь на вторых ролях. А на первых — сыщик Алексей Сергеевич Пушкин, которому помогает Агата Керн. Отсылки к Александру Сергеевичу у Чижа встречаются уже не в первый раз: были они в «Камуфлете» (вскользь), в «Формуле преступления» (основательно), теперь вот и однофамильцы самих Пушкина и Керн явились. Ну а расследуют они (главным образом Пушкин) дело, в котором замешаны сестры Прозоровы — Ольга, Ирина и… нет, неправильно — Марина. (Сам Чехов тоже в романе появляется; но для русского ретродетектива отсылки к Чехову — уже почти традиция: его и Акунин цитировал, и Любенко, теперь вот и Чиж.)
Вот вроде бы пустяшное дело — придумать нового сыщика, перенести действие из Петербурга в Москву, — но на Чижа это пустяшное дело подействовало самым освежающим образом. Всю усталость, наложившую некоторый отпечаток на «Лабиринт Просперо» и «Лабиринт Химеры», как рукой сняло;
а с мистикой, подпортившей сюжеты трех романов о Ванзарове, Алексей Пушкин расправляется, как и подобает настоящему сыщику, - железной логикой.
Место действия, как уже было сказано, Москва; причем акцентированная гораздо больше, чем Петербург в «ванзаровской» серии. Разумеется, это не столько реальная Москва, сколько «островская» - купеческая, вальяжно-халатная, уютно-безалаберная. Ну ведь для детектива реальная-то Москва не слишком и нужна — была бы живая и узнаваемая.
Герой, как уже было сказано, Пушкин: отчасти и похожий на Ванзарова, но все ж таки не копия: Ванзаров откровенно влюбчивый и очень энергичный гуманитарий; Пушкин, напротив того, математик, притворяющийся равнодушным к женщинам лентяем. В дуэте «Пушкин — Керн» он аналогичен Пуаро (метод, система и маленькие серые клеточки), а вот его помощница рассуждает и действует скорее как миссис Оливер: тычет пальцем в небо и упирает на женскую интуицию. Но, разумеется, коль скоро герои Чижа помоложе персонажей Кристи, без влюбленности не обойдется, хотя автор — к счастью — не позволяет их отношениям выйти из берегов.
Несомненная удача романа — комический образ пушкинского начальника Эфенбаха; он полностью держится на языке — и кажется, что выстроить такой язык не так уж сложно — но это только кажется. Цитировать не буду — трудно выбрать что-то одно.
Впрочем, все эти достоинства ровным счетом ничего бы не стоили без детективного сюжета. Что мы имеем на этом фронте? Имеем трех купцов-братьев (женатых на тех самых трех сестрах), которые внезапно узнают, что их отец некогда убил любовницу-цыганку, а мать цыганки прокляла весь род убийцы, и скоро проклятие должно начать исполняться. Ну, потом, естественно, явление призрака — и первый брат умирает от сердечного приступа, усугубленного дозой дигиталиса. Понятно, что призраков не бывает. Но штука в том, что мотив для убийства отсутствует: братья наследуют друг другу, а вот жены по условию завещания их общего свекра могут стать наследницами только если родят в браке детей. А детей-то и нет. И три сестры после смерти мужей могут отправляться в богадельню. И кто тогда затеял эту безумную круговерть?
К слову сказать: у Чижа часто бывает так, что преступника, в общем-то, угадать несложно, а вот общий смысл происходящего не улавливается.
Здесь ситуация немного другая: мало того, что мотив темен (но, как выясняется в конце, весьма прост), так и преступник замаскирован гораздо удачнее, чем в иных ванзаровских романах. Единственный вопрос, который у меня остался после прочтения книги, - как убийце удалось уговорить своих сообщников? Из того, что Пушкин сообщает в финале, следует, что свой главный мотив преступник от подельников скрыл. Но что тогда ими двигало? А в остальном — все хорошо: концы с концами сведены, ссылки на невменяемость убийцы отсутствуют, да и не нужны.
Остается надеяться, что обретенного второго дыхания Антону Чижу хватит надолго.