05.09.2019

ММКЯ. Четвертое сентября, день первый

Зюганов о Всевышнем, Мединский о комиксах, а также брутальный Рубанов, непристойный Быков и застенчивый Богомолов: мы провели на ярмарке целый день и готовы об этом рассказать

Фото: Сергей Михеев/РГ; Андрей Мягков
Фото: Сергей Михеев/РГ; Андрей Мягков

Текст: Андрей Мягков

Фанфары отсутствуют, но вы их все-таки представьте. А еще представьте вот что: на сцену поднимается специальный представитель Президента РФ по международному сотрудничеству Михаил Швыдкой и официально открывает 32-ю ММКЯ, из названия которой в этом году за ненадобностью изъяли букву «В» - теперь аббревиатура для внутреннего пользования соответствует международной.


Как нетрудно догадаться, сейчас будет разукрашенный мной томный официоз, но если вы такое совсем не выносите, можете потихоньку, чтобы никто не заметил, промотать до фотографии Тарантино - он жестом пригласит вас углубиться в чтение, не пропу́стите.


Сперва Швыдкой развеял вечные слухи о том, что книги умирают: «Те люди, которые хотя бы бегло смогут посмотреть на стенды нашей ярмарки, поймут, что легенды о том, что люди перестали читать, - это какая-то утопия». Затем рассказал, насколько Москва книжный город - помимо самой высокой в стране концентрации писателей, поэтов и иллюстраторов, «писательское имя с детства звучит в ушах каждого горожанина»: имя Пушкина теперь вот носит не только площадь, но и аэропорт Шереметьево.

Ну а потом спецпредставитель президента взялся за специальных гостей ярмарки и по очереди представил каждого. Начал с соседей - на открытие приехал министр информации Республики Беларусь Александр Николаевич Карлюкевич; как оказалось, государственной деятельностью он не ограничивается и написал уже не одну книгу о связи русской и белорусской культур. Еще один почетный гость - эмират Шарджа, султан которого является президентом мировой книжной ассоциации. Сам он прилететь не смог, а потому Швыдкой представил директора департамента правительственных связей эмирата, предусмотрительно подглядев в бумажку - «чтобы не ошибиться». Я тоже подглядел, так что с уверенностью сообщаю, что зовут сего почтенного мужа Фахим бин Султан Аль-Касими. Произнеся это, Швыдкой выдохнул и уже с легким сердцем объявил мэра Болоньи Вирджинио Мерола: именно сотрудничество с Болонской ярмаркой детской книги позволило материализоваться на ММКЯ программе «тихая книга» и выставке «Нарисованные миры: 1001 книга со всего мира», собранной одним из крупнейших мировых экспертов по детской книге Грацией Готти: выставка открыта для посетителей во все дни ярмарки, а проводить по ней экскурсии будет сама Готти. За теплые отношения Москвы и Болоньи со сцены много и обильно благодарили Роспечать и лично ее замглаву Владимира Викторовича Григорьева: уже в 2021 году эти отношения должны привести к появлению в Москве новой книжной ярмарки, целиком посвященной детской литературе. «Люди начинают читать в детстве, потом их заставить труднее - да и не нужно», - подытожил эту прекрасную инициативу Швыдкой. После чего выразил надежду, что заглянувший на церемонию открытия Тимербулат Каримов «купит здесь какие-нибудь книги. У него есть деньги, чтобы купить много книг и помочь тем самым книгоизданию».

Дальше гости отобрали микрофон и принялись использовать его по назначению. Александр Карлюкевич, например, поблагодарил за возможность «широко представить книги, издаваемые в Республике Беларусь» - наши соседи привезли в Москву целую гору иcторико-документальной и художественной литературы, но ведь не книгами едиными. «Еще мы привезли инициативы, которые обсудим с российскими книгоиздателями, - поделился секретом Карлюкевич. - Надеемся, что результаты этого обсуждения можно будет увидеть в Минске [на нашей книжной ярмарке]».

Затем микрофон перешел к Аль-Касими: «Здравствуйте», - сказал шейх по-русски и тут же оговорился, что на большее его русского не хватит - зато в качестве компенсации он привез нам в Москву солнце, что после такого холодного лета - действительно королевский подарок. Выразив уверенность в том, что «наши отношения станут еще глубже, когда в центр этих отношений станет культура», Аль-Касими поделился успехами на этом пути и рассказал личную историю на смежную тему: шейху приходилось играть на сцене дядю Ваню.

Геннадий Зюганов был на всех предыдущих книжных ярмарках и, конечно, не пропустил 32-ю. В трех поколениях у главы КПРФ было 10 педагогов, а потому «книга, тетрадь и ручка были главными инструментами и достоинством всей нашей жизни.<…> Мама [считала главным] научить меня читать, писать и плавать - и только когда я служил в военной разведке, понял, как важно еще и плавать». На этом красноречие Геннадия Андреевича не иссякло, и он позвал всех присутствующих на выставку цветов, которая откроется на ВДНХ после окончания книжной ярмарки, ведь


«главные изобретения Всевышнего - женщина, цветы и пчела».


Если пчела в этом ряду вас удивила, то здесь она выступает в роли «главного эколога планеты».

Завершил серию гостевых выступлений мэр Болоньи - города, славного не только первым в Европе университетом, но и лучшей в мире детской книжной ярмаркой. На певучем итальянском Мерола рассказал об истории и географии ярмарки (зародилась 56 лет назад, регулярно отправляется на гастроли в Нью-Йорк и Китай) и вдохновенно декларировал: «У моего поколения был лозунг: «К власти должно прийти воображение». Так давайте же займем наших детей и дадим им власть воображать!»

«Ура, с праздником, мы открылись, хорошей книжной ярмарки!» - поставил точку Швыдкой, вернув себе власть над микрофоном. Тимербулат Каримов отправился на стенд Белоруссии покупать книгу своего деда, башкирского поэта Мустая Карима, а я - гулять по ярмарке.

На Эдварде Радзинском, как обычно, собралась толпа. Сам он тоже вел себя привычно: в шляпе и во всем белом рассказывал о своей последней книге «Бабье царство. Русский парадокс», иногда плутая дорогами красноречия: рядом с Екатериной II то и дело возникал Сталин. А через стену от Радзинского, на второй половине стенда "АСТ", в это же время сидел в темном пиджаке Андрей Рубанов и презентовал сборник малой прозы «Жестко и угрюмо» - тот, в котором вернулся к своему «я-герою», наследующему лимоновским и довлатовским рассказчикам от первого лица. Только вот услышать, что же там с рассказчиком, можно было не всегда: со звуком приключилась беда и Эдвард Станиславович стабильно перекрикивал молодого коллегу. Рубанов силился перекричать в ответ и даже стрелял в своего неожиданного оппонента боевыми: дескать, своей славой он обязан телевидению. А после автограф-сессии попытался скрыться с места преступления - есть предположения, что на мотоцикле, - но был мною (слегка) задержан и поделился мнением о ярмарке.

Андрей Рубанов: "Ярмарка немножко переформатировалась, изменилось положение стендов, стало, на мой взгляд, безопаснее: бардака меньше, извините за жаргон. И очень приятно, что даже в середине рабочего дня много народу. Публики достаточно, и в выходные будет раза в три больше. Очевидно, что ярмарка удалась".

Но так просто от меня было не отделаться: Андрею пришлось еще и сравнить ММКЯ с "Красной площадью".

Андрей Рубанов: "Там другой формат совершенно, сравнивать невозможно. Там было лето, там было без крыши, там была Красная площадь. Эта ярмарка старая, она же много лет проводится, я много лет на нее хожу - лет, наверное, пятнадцать, - а на Красной площади такая модная новинка, надеюсь, что она уцелеет. Здорово быть на "Красной площади», но и здесь тоже хорошо».

Ну а поскольку Рубанов, думается, сформулировал универсальный ответ на эти вопросы, больше я их никому не задавал.

К этому моменту оглушительный перформанс Владимира Мединского уже как следует состоялся: министр культуры представил на ярмарке отредактированные лично им учебники и поделился экспертным мнением о комиксах (расшифровка tass.ru):


"Комикс - это для тех, кто плохо умеет читать. Я вообще плохо отношусь к комиксам, это как жевательная резинка, это не еда. Комикс ориентирован на ребенка, который только учится читать, но взрослому человеку читать комиксы мне кажется убожеством».


В общем-то понятно, почему Андрей Филимононов, презентовавший на ярмарке книгу «Выхожу 1 ja на дорогу», в начале встречи заявил, что ему «интересно, как выжили люди в XXI веке». Книгу составили цикл рассказов во временном диапазоне от нашей Гражданской войны до парижских терактов 2015-го и роман «Рецепты сотворения мира», в котором жернова истории занимаются грубым помолом отдельно взятой семьи. Впрочем, разговор довольно быстро взмыл от литературы непосредственно в эмпиреи: 1. «Если мужчина и женщина расскажут историю своей любви, то это будут две разные истории»; 2. "Актуальность, сегодняшний день - это же абстракции, я не могу мыслить такими категориями <...> Когда начинаешь писать, ты пишешь слова, и слова эти должны быть достоверными и интересными. Если в этом будет современность - прекрасно, но если не будет - [ничего страшного]"; 3. "Мне кажется, попытки объяснить необъяснимое всегда предпринимались, а необъяснимое - это сама наша реальность" и еще много умного и прекрасного. «Рубашка у него нормальная», - шепнул мне сосед, и я убежал от тяжелых мыслей и назревавшего разговора на мероприятие "Арабский поэт Хабиб Аль-Сайех — символ нации".

Должен признаться, что там все прошло довольно странно: арабский поэт недавно умер, а потому наши родные Максим Амелин и Виктор Куллэ просто читали свои стихи под одобрительные кивки улыбающегося шейха, сидевшего между ними. В качестве бонуса Амелин, который пару лет назад был в Шардже на книжной выставке, поделился впечатлениями: "Это красивое место. Небоскребы, выросшие из песка, и нет ни одной тучи».

Затем ноги привели меня на презентацию сборника лекций Василия Аксенова по русской литературе: он читал их американским студентам в Вирджинии, и лекции получились камерные, ни разу не академические, но говорили не только о них. "Время выносит на поверхность разные книги [Аксенова]», - рассказывала редактор Юлия Качалкина, посредством замужества ставшая Селивановой. После 14-го года, например, время вынесло «Остров Крым». Ведущий тут же признался, что неделю назад вернулся из Крыма, хотя мог бы и не признаваться - его без преувеличения красное лицо выдавало в нем человека, который провел лето где угодно, только не в Москве. А вот часть про "джазовую прозу" Аксенова и сравнение с набоковскими лекциями я безвозвратно прослушал: мужчина по соседству стал настойчиво интересоваться у меня, кто же из троицы, восседающей на сцене, родственник писателя, что это вообще за лекции и почему родственник приходится ему ровесником. Я не стал бежать и жестами показывал бедняге, что пытаюсь слушать, но паршиво настроенные микрофоны вкупе со звериным упорством моего истязателя не оставили мне ни шанса.

К счастью, кадр сменился - и на сцене «Эксмо» очутились Дмитрий Быков и Михаил Веллер. Хотя про кадр я, конечно, загнул: оба опоздали, заставив и без того красного ведущего поднапрячься и произнести много лукавых фраз, начинавшихся с "Уже совсем скоро на этой сцене...». На сцене в итоге представили роман-баттл «Финал/Тьма» - результат соревнования между выпускниками школы «CWS», кураторами которого и выступили два патриарха. «Цифровизация позволяет писать коллективные романы, не выходя из дома», - сообщил публике участник команды Быкова и перечислил имена своих напарников, после чего наставник пару раз крикнул «Ура!».

Веллер не кричал, но говорил много: «Я страшно люблю энтузиастов, а Быкова люблю больше всего. Превосходная степень всего внушает оптимизм. <...> Быков представляет скорее поэтическую ипостась [нашего проекта], а я прозаическую. Поэт восхищается миром, а прозаик кривит морду.<...> [Какой-то писатель говорил:] мне уже 50, а у меня до сих пор нет ни одного негра - ну, это XIX век, тогда еще так можно было говорить. И я всегда мечтал о своих неграх.<...> Мои ученики относились к этому как к написанию курсовой».

"А мы работали с сумасшедшим энтузиазмом, и разница понятна, - наконец-то начал настоящий, а не комплиментарный баттл Дмитрий Быков. - Команда Веллера собиралась в библиотеке, а мы в рюмочной. Может, это хороший роман, может, плохой, это неважно, но вы точно не оторветесь. Ура!» Видимо, на этом "Ура!" что-то окончательно пошло не так, и


рассказ о том, что Веллеру в команду отобрали "только девушек вузовского возраста - и всех как на подбор выдающейся внешности", незаметно перетек в затянувшийся гэг про совокупление: мол, у Веллера шесть девушек, у меня шесть парней, так что мы надеемся на что-то подобное.


- Только вот наше с Веллером совокупление по ряду причин...

- Законодательных? - успел сострить ведущий.

- Нет, глубоко внутренних, - не замешкался с ответом Дмитрий.

В общем, учителя предпочли бы остаться счастливыми наблюдателями. Но люди они все-таки серьезные, и, чтобы вы ничего такого не подумали, я добавлю вот что: ответ на вопрос, возникающий в конце книги, содержится в первом ее предложении - такой вот привет от Быкова "Поминкам по Финнегану».

А метрах в десяти уже приступал к делу, вальяжно присев на стол, Константин Богомолов: на ярмарку он приехал со своей то ли художественной, то ли дневниковой, то ли совсем уж внежанровой книгой "Так говорил Богомолов". Многие думают, что театральный режиссер как раз любит истории про шесть мальчиков и шесть девочек, но Константин развенчал этот миф - обнаженных тел, как и нецензурной брани, в его спектаклях практически не встретишь. А еще - кто бы мог подумать - театр возник в его жизни "скорее в качестве терапии" - влекла же его всегда именно литература, и то, что написанные им тексты отныне собраны воедино и опубликованы, успокаивает Богомолова, позволяет "отпустить ситуацию" и вальяжно сидеть на столе.


Название для книги было выбрано нарочито провокативное: «Пускай крутят пальцем у виска и думают, что он совсем охренел».


А на самом деле Константин довольно замкнутый человек, публичность дается ему не так-то легко, и когда он теперь видит на "Крокус Сити Холле" огромную афишу "Так говорил Богомолов», его распирает скорее смех, а не чувство собственной важности. Что еще? Последний фильм Тарантино немного разочаровал: "Он очень тонкий человек, которому лучше работать с чем-то грубым, бывают такие парадоксальные вещи». В каком-то смысле парадоксально и то, что после всего вышесказанного у Богомолова спросили, не считает ли он название своей книги претенциозным. Константин повторился и развернул мысль: Любой человек, который выпускает книгу, испытывает дикую неловкость, и как ты ее ни назови - это всегда будет претенциозность, так как любой вывод себя в свет претенциозен». И принялся претенциозно раздавать автографы.