Текст: Семен Экштут (доктор философских наук, ведущий рубрики Ex Libris Родины)/РГ
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Полтора столетия назад был опубликован завершающий том романа-эпопеи "Война и мир", ставшего важнейшим ориентиром отечественной культуры. С того момента ее знаковые события стали делиться на появившиеся до и после выхода романа Толстого. А опубликованные свидетельства современников об эпохе 1812 года - соотноситься с "Войной и миром" как всеми признанным эталоном высшего "тона правды". Именно так произошло с "Записками" барона Вольдемара Германа (Владимира Ивановича) фон Левенштерна (1777—1858), переизданными с обстоятельными комментариями издательством "Кучково поле".
Отношение к свету
В 90-томном Полном собрании сочинений Толстого имя Левенштерна не упоминается ни разу. Нет ни одного прямого свидетельства того, что автор "Войны и мира" читал мемуары лифляндского барона. Но воспоминания очевидца и литературная фантазия автора эпопеи многократно совпадают. И эти поразительные совпадения касаются фигуры князя Андрея Болконского.
Барон Левенштерн был знатен, богат, хорошо образован. Он обладал внешней привлекательностью и светским лоском. Пользовался успехом у женщин. Отличался наблюдательностью, острым умом и независимостью аналитических суждений. На своем долгом веку изведал многое, нередко оказываясь в эпицентре большой политической игры, знавал взлеты и падения, всегда сохранял чувство собственного достоинства. Во время Отечественной войны 1812 года был старшим адъютантом сначала генерала Барклая-де-Толли, затем - фельдмаршала Кутузова.
Не правда ли, будто списано с толстовского князя?
Впрочем, есть и различия. Левенштерн был заядлым охотником и страстным игроком: однажды проиграл в карты 400 000 рублей, что составляло десятилетний оброк имения, населенного 8000 крепостных.
Можно выдвинуть гипотезу: барон в качестве прототипа Андрея Болконского показался Толстому слишком "широк", и автор эпопеи решил его "сузить", передав графу Николаю Ростову любовь барона к охоте и карточной игре...
Отношение к службе
Честолюбивый и талантливый, Левенштерн никогда не был тем беспринципным карьеристом, про которого уместно было бы сказать: "...Он готов употреблять свои способности только для того, чтобы удовлетворить свое честолюбие; к великому, священному делу он равнодушен».
Такое отношение к делу роднило барона Вольдемара с плодом творческой фантазии автора эпопеи. Вот как князь Андрей в разговоре с сослуживцем обосновывает суть собственного символа веры: "Да ты пойми, что мы - или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела».
С младенчества записанный в гвардию, 1 января 1795 года барон в возрасте 17 лет из вахмистров Конной гвардии был пожалован чином ротмистра Украинского легкоконного полка и в офицерском мундире представился Екатерине Великой:
"Голубой мундир (bleu de Prusse) с красными обшлагами, серебряными пуговицами и аксельбантами был сшит в 24 часа, и я присутствовал в нем 1 января на придворном балу. Я имел счастье благодарить императрицу, которая милостиво дала поцеловать руку».
Воистину блистательное начало! Отчего же барон не захотел продолжить службу при дворе? По той же самой причине, по какой князь Андрей, пренебрегши открытыми для него перспективами военно-придворной карьеры и службой в Петербурге, отправляется на войну. Вспомним его многозначительный диалог с Пьером Безуховым в самом начале романа.
«— Ну, для чего вы идете на войну? - спросил Пьер.
— Для чего? Я не знаю. Так надо. Кроме того, я иду... - Он остановился. - Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь - не по мне!"
Барон Вольдемар без обиняков отвечает на этот риторический вопрос.
"С самого моего вступления в свет моей первой и самой серьезной заботой было достигнуть почестей не раболепствуя».
Он хотел служить и не хотел быть лакеем. Сказано - сделано. Барон определился в войска, которыми командовал великий Суворов: "Дамы с восторгом целовали ему руки, которые он давал им для поцелуя не стесняясь». Левенштерн вскользь замечает: "Я вернулся из столицы, не утратив чистоты нравов и чувств». Жизненная стратегия, которую он избрал, с афористической точностью уже была сформулирована поэтом Гаврилой Державиным спустя всего-навсего два года после рождения моего героя:
Желанием честей размучен,
Зовет, я слышу, славы шум.
Отношение к карьере
Его военное поприще началось с похода на Рейн 1799 года против французов, а завершилось триумфальным вступлением в Париж в 1814-м. Барон зарекомендовал себя как исключительно отважный и предприимчивый кавалерийский начальник, чей отряд всегда шел на острие главного удара и прокладывал дорогу основным силам.
Левенштерн был не только бесстрашным, но и удачливым офицером. "Храбрый товарищ, лихой Левенштерн!" - так обращался к барону его ровесник, начальник Главного штаба 1-й Западной армии генерал Ермолов, будущий "проконсул Кавказа", человек двуличный, склонный к интригам и очень завистливый к чужой славе, с которым у моего героя были крайне сложные отношения.
"Неуязвимый" - это немного насмешливое и вполне заслуженное прозвище дали Левенштерну офицеры и генералы главной квартиры. "Гром орудийных выстрелов всегда был для меня самой приятной музыкой. Какое-то предчувствие вселило во мне уверенность в мою счастливую звезду... Наверное, никто не был так часто в огне, как я; между тем я не только не получил никакого серьезного повреждения, но, будучи три или четыре раза легко ранен, я отделался так благополучно, что у меня не было повреждено ни одной кости... Все хирурги были поражены этим обстоятельством».
Но подобным образом рассуждает и князь Андрей, ориентирующийся на стремительное восхождение Наполеона Бонапарта и мечтающий о своем Тулоне: "...вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе!"
Барон Левенштерн с удивительным мастерством описывает как небольшие вооруженные стычки, так и грандиозные сражения. Читатель видит исключительно зрелищное и красочное батальное полотно академической школы живописи и в то же самое время ощущает все тяготы и лишения простых солдат и офицеров и переживает весь трагизм происходящего. Поистине, это самый настоящий толстовский взгляд на Отечественную войну 1812 года, сформулированный задолго до появления на свет автора эпопеи.
Левенштерн - это уникальное сочетание храброго офицера и человека, размышляющего над проблемами жизни и смерти, политики и морали и ищущего свой честный путь в жизни.
В его независимости нет никакого вызова, нет никакой позы, но именно независимость и помешала барону сделать достойную его дарований карьеру. То же самое, вспомним, произошло с князем Андреем. "Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще...», так и барон Вольдемар мог сделать раннюю и блестящую карьеру. В 1809 году на него, в ту пору отставного штаб-офицера, только что вернувшегося в Петербург из главной квартиры армии Наполеона, обратил внимание Александр I. Наблюдения барона над внутренним устройством наполеоновской армии показались государю исключительно интересными: аналитический ум Левенштерна разглядел слабые стороны армии, считавшейся непобедимой.
Царь предложил барону вновь поступить на службу.
Как выяснилось впоследствии, он намеревался зачислить барона в Кавалергардский полк и сделать своим флигель-адъютантом. Левенштерн отказался, объяснив свое решение домашними обстоятельствами: скончалась горячо любимая жена, ее прах еще не был погребен...
Отношение к императору
Монархи не любят, когда им отказывают. И барон Вольдемар заплатил за свой независимый поступок очень высокую цену. Отечественную войну 1812 года он встретил в чине майора.
"...В нашей победоносной армии я один не пропустил ни одного сражения и был адъютантом двух главнокомандующих: Барклая и Кутузова - и приобрел за эту кампанию блестящую репутацию, не получив самой ничтожной награды».
Роковое стечение обстоятельств укрепило и многократно усилило предубеждение государя против Левенштерна.
Во-первых, именно этот майор был послан Барклаем к царю с донесением о том, что войска Наполеона заняли Вильно. Военное честолюбие императора было уязвлено. Так неблагоприятное начало войны стало ассоциироваться в сознании Александра I с именем барона. В былые времена гонца, привезшего плохую весть, казнили...
Во-вторых,
барон в качестве старшего адъютанта главнокомандующего передал цесаревичу Константину Павловичу сначала выговор, а затем - повеление покинуть армию.
В-третьих, когда дядя императора герцог Александр Вюртембергский гневно сказал майору: "Я вас изотру в порошок", барон Вольдемар осмелился ему возразить: "Ваше Высочество, я охотно готов пожертвовать собой для службы императора, но еще не сделан тот молоток, который изотрет меня в порошок».
В-четвертых, недоброжелатели облыжно обвинили барона в том, что он французский шпион, и государь поверил этой клевете.
Накануне Бородинской битвы Левенштерн вместе с несколькими другими офицерами с нерусскими фамилиями под благовидным предлогом был выслан из армии. Барон ценой неимоверных усилий сумел вернуться к армии и отличился в сражении за батарею Раевского, но осадок от оговора остался.
Левенштерн не сумел отстоять свою репутацию в глазах Александра I.
Не помог даже Кутузов.
Отношение к чинам
Фельдмаршал князь Кутузов по итогам кампании 1812 года представил своего адъютанта к производству в чин полковника.
Все представления Кутузова были уважены государем, и лишь фамилию Левенштерна он вычеркнул из уже готового приказа.
Более того, было объявлено, что чин подполковника, которым тот был награжден за Бородинскую битву, якобы пожалован барону "по ошибке». Так "по манию царя" храбрый офицер, получивший в Бородинской битве две раны, но оставшийся в строю, был опозорен в глазах всей армии.
Фельдмаршал считал Левенштерна членом своей семьи: барон был женат на фрейлине графине Тизенгаузен, а ее брат был любимым зятем Кутузова. Полководец попытался лично объясниться с императором и настоять на награде для Левенштерна, но Александр I отказал "Спасителю Отечества" и не соблаговолил объяснить фельдмаршалу причину своего неблаговоления к его адъютанту.
И вновь мы сталкиваемся с потрясающим совпадением линии жизни барона Вольдемара с фабулой эпопеи "Война и мир».
Возможно, не все помнят, что Александр I не скрывал своего предубеждения против князя Андрея, и тот знал об этом:
"Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и все существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению».
Князь Андрей решил переломить ситуацию и составил записку о военном уставе: "дело будет говорить само за себя"18. Аналогичным образом поступил Левенштерн:
"Я предал забвению прошлое, сказав: начнем сначала. Увидим, удастся ли потушить во мне священный огонь. Я уже не думал о карьере, хотел только быть полезным и доказать, что я чего-нибудь стою».
Подобно Болконскому барон не пожелал остаться в штабе Кутузова, попросился в строй.
И по собственной воле уехал из главной квартиры, "где свили себе гнездо интриги, где было столько завистников и люди, ничем не занятые, единственно ради своего развлечения чернили репутацию тех, которые подвергали ежедневно свою жизнь опасности..."
Отношение к Родине
Барон Вольдемар Левенштерн стал командиром армейского партизанского отряда, составленного из двух казачьих полков. Когда начальству требовалось употребить храброго офицера, оно давало поручения Левенштерну и его отряду, который в наши дни назвали бы спецназом.
"С этих пор у меня развилась верность взгляда и смелость действий, благодаря которым меня называли впоследствии если не самым ловким, то по крайней мере самым счастливым из тогдашних партизан».
Дела его отряда говорили сами за себя. Барон получил чин подполковника и - лишь после третьего представления - орден св. Георгия IV класса, самую завидную боевую офицерскую награду. К концу кампании его мундир украшали полдюжины русских и иностранных орденов. Однако полковником он стал только в 1815 году, на излете эпохи наполеоновских войн. Ему шел 38-й год...
Его товарищи по оружию, по боевой бивачной жизни - князь Сергей Волконский, Александр Сеславин, Лев Нарышкин, Михаил Орлов - сильно его обогнали по службе, вырвались вперед и уже были генералами. Ни о какой блестящей карьере не могло быть и речи. Сожалел ли барон Левенштерн о несбывшемся, укорял ли императора в предубежденном к себе отношении, задумывался ли об изъянах абсолютной монархии, наконец, мечтал ли он написать свое имя "на обломках самовластья"?
Нет и еще раз нет!
Мы напрасно будем искать его имя в "Алфавите декабристов": ни в одном из тайных обществ барон никогда не состоял.
Честолюбивый барон сумел обуздать и смирить личные амбиции: судьбы страны были для него выше, чем собственное оскорбленное самолюбие. Его младшие современники, ставшие декабристами, рассудили иначе.
P.S. Предубеждение Александра I против барона Вольдемара рассеялось под конец его царствования. Летом 1825 года царь в присутствии всего эстляндского дворянства сердечно пожал руку Левенштерну и сказал ему с очаровательной улыбкой: "Мне кажется, я достаточно силен, чтобы устроить все дело к вашему удовольствию».
Царь скончался в Таганроге, не успев выполнить данное обещание. Генеральский чин Левенштерну был пожалован в 1826 году уже императором Николаем I.
Список источников:
- Левенштерн В.И. Записки: 1790-1815 / вступ. ст. и коммент. Г.Е. Бродского. М.: Кучково поле, Икс-Хистори, 2018.
- Толстой Л.Н. Война и мир. Т. I. М.: Художественная литература, 1978. С.
- Державин Г.Р. На смерть князя Мещерского // Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1957
Оригинал статьи: "Родина"
https://godliteratury.ru/test-voyna-i-mir