15.05.2020

Дорога в вечность. Фильм «Блокадный дневник»: глазами Ольги Берггольц

Фильм о первой блокадной зиме 41-го, работу над которым завершил режиссер Андрей Зайцев

Фильм 'Блокадный дневник': глазами Ольги Берггольц
Фильм 'Блокадный дневник': глазами Ольги Берггольц

Интервью: Валерий Кичин/РГ

В субботу, 16 мая, исполнится 110 лет Ольге Берггольц - "блокадной мадонне", автору повести "Дневные звезды". Книга осталась в истории одним из самых сильных свидетельств испытаний, выпавших людям в годы великой войны и великого сопротивления. Как и трагический "Блокадный дневник", как и книги Даниила Гранина, это отражение той невообразимой реальности, в какой жили люди осажденного Ленинграда. Трагический образ того, о чем забывать не имеет права никто.

Эти книги легли в основу фильма "Блокадный дневник" о первой блокадной зиме 41-го, работу над которым завершил режиссер Андрей Зайцев. Мне повезло его посмотреть, и теперь он в моей душе и памяти рядом с лучшими, самыми пронзительными книгами и фильмами об Отечественной войне. Думаю, после трагической фрески Элема Климова "Иди и смотри" у нас не было столь мощных по воздействию картин народной беды и, одновременно, величия и силы народного духа. Фильм должен был выйти весной, но пандемия смешала планы, и теперь премьеру планируют на начало 2021 года. Пока же вышел трейлер, который можно увидеть на сайте "РГ". И мы говорим с режиссером о том, как создавался этот уникальный человеческий документ.

Валерий Кичин: Когда и как вы решили заняться блокадной темой?

Андрей Зайцев: Когда я в молодости приезжал в Питер, всегда преследовала мысль: возможно, вот в этой самой комнате какой-то мальчишка умирал от голода и холода. А потом в более зрелом возрасте прочитал "Блокадную книгу" и понял, что люди должны это видеть - как все было на самом деле. В книге была отсылка к "Дневным звездам" Ольги Берггольц, и стало ясно, что сюжет этой автобиографической повести идеален для фильма: героиня идет через весь город, чтобы в последний раз повидать отца. Через эту ее одиссею можно показать блокадный Ленинград - показать масштаб бедствия. Получилась фреска, мозаика из маленьких сюжетов, в каждом - концентрация страданий и боли.

В память западает почти сюрреалистичный образ замерзшего города. Это сгусток художественной фантазии?

Андрей Зайцев: Это документальная реальность. Я писал сценарий, основываясь на "Дневных звездах", свидетельствах "Блокадной книги" и воспоминаниях Даниила Гранина. И никогда не позволил бы себе что-то сфантазировать на тему блокады. Это святая тема, и все, что есть в фильме, - воспоминания переживших блокаду. И у Гранина, и у Берггольц, и в дневниках блокадников есть подробное описание города зимой 1941 года - самой лютой, когда от мороза и голода погибло очень много людей. Потом научились как-то налаживать жизнь, еды стало больше, и в более поздних съемках улицы выглядят не так убийственно. А первый год - самый страшный. В декабре отключили электричество, операторы сдали камеры, и этой жестокой зимы почти нет ни на фото, ни в кинохронике.


И нам было важно, чтобы зрители увидели, каким был Ленинград, чтобы пережили это описанное блокадниками состояние.


Все заледенело, снегу - по пояс. Мы даже не смогли это полностью воссоздать - у нас просто не было столько снега. В реальности было еще тяжелее, но память об этом пока жива только в дневниках, а визуально я почти нигде этого не видел.

Как вам удалось воссоздать тот же Невский, превратившийся в снежный сугроб?

Андрей Зайцев: Мы построили декорацию, ждали зимы, но только в феврале 2018-го случился знаменитый снегопад. Осталось это снимать, а потом дополнить компьютерной графикой - так возникли Казанский собор и Спас на Крови. Город в ту зиму был пуст, тих, весь завален снегом, отчего улицы казались шире, и Невский проспект, образ которого к тому же преломлен через сознание героини, кажется бесконечным. Особенности сознания человека в тот страшный год очень важны для фильма, и мы пытались воспроизвести этот субъективный взгляд: взгляд на другую планету. Блокадники писали, что еще недавно и представить себе не могли, что опрокинутся в доисторическую эпоху, в ледниковый период, где уже ничто не напоминает о цивилизации.

…И эта заторможенность всех движений, нечто замороженное, сновидческое.

Андрей Зайцев: Так описано в "Блокадной книге": город сравнивали с замерзшим подводным царством. На всем огромном Невском - с десяток фигур, все истощены и подобны привидениям. Ноги отекали, каждый шаг давался невероятным трудом. Брели, наклонившись вперед, словно против ветра. Лица пергаментного цвета - люди сидели дома при свете коптилок, налитое в них машинное масло чадило, лица закопченные, темные. От жуткого холода все замотаны с ног до головы - не разобрать, мужчина или женщина. И Гранин, и Берггольц вспоминали, что образ блокадника - это не исхудавшее лицо, кожа и кости, и не оплывшее лицо, потому что голод заливали водой, и лицо отекало, две щелочки вместо глаз. Это прежде всего смертельно уставшие, мертвые, не выражающие никакого желания глаза. Читаешь такое - и не нужно ничего фантазировать, просто пытаешься воссоздать то, что подробно описано. Ищешь такие лица, такие глаза, пытаешься погрузить актеров в такое состояние.

Потрясает сцена с хлебом, который пытаются отобрать: хриплые неразборчивые крики, не осталось ничего человеческого…

Андрей Зайцев: Это тоже реальная история, и она целиком вошла в наш трейлер. Завхоз вез на санках хлеб детям. Санки на кочке перевернулись прямо рядом с очередью за хлебом. Буханки вывалились, и очередь как током ударило: потеряв контроль над собой, люди бросились к хлебу. Но в последний момент мужчина успел прокричать, что это детям. И истощенные, измученные голодом люди опомнились, помогли собрать и сложить обратно весь хлеб. А вы можете себе представить, как тогда действовал один только запах пищи? Блокадники пишут: кто не голодал - ничего про себя не знает. Ко всему можно привыкнуть, но не к голоду. Каждая клетка организма - кости, мышцы, нервы - кричит: накорми меня! Мутится сознание, ты перестаешь себя контролировать. Кстати, первыми в блокаду начали умирать мужчины: их организм меньше приспособлен к голоду. У женщин, будущих матерей, есть от природы заложенный запас, у мужчин его нет, и они сгорали за пару недель, превращаясь в живые скелеты. Некоторые теряли рассудок и выхватывали хлеб у получившего его в очереди человека. Их валили и били, но они продолжали его лихорадочно жевать - это тоже описано в "Блокадной книге".


Было все, но важно другое: большинство ленинградцев оставались людьми и делились последним куском хлеба с ближним, зная, что могут умереть, - это невероятный подвиг духа.


Мне кажется, именно поэтому мы победили.

Как удалось погрузить в такое состояние актеров, массовку?

Андрей Зайцев: Я долго выбирал лица. А когда массовку замотали в эти тряпки, и она оказалась на заваленных снегом улицах, словно произошел какой-то щелчок, в людях накопилась некая энергетика. Наверное, это и есть магия кино: сама атмосфера работала на погружение, а дальше шла химическая реакция. Это все витает в воздухе и передается через камеру на пленку. И я видел перед собой настоящих блокадников в осажденном городе - было страшно, до мурашек по коже.

Я всего только зритель, но было тяжело. А вам и актерам пришлось это пережить.

Андрей Зайцев: Происходит адаптация: так солдат в окопе быстро привыкает к смертям, к трупам. Блокировка: уже нет острых ощущений. И мы на площадке ничего уже не чувствовали - просто включались в технически сложный процесс съемок. Труднее всего было читать "Блокадную книгу": такая концентрация страданий, что я мог осилить не больше пяти страниц подряд, потом - невыносимо, душат слезы. И все эти неимоверные страдания ленинградцев - как бы сказать: не отмолены. Даже Музей блокады, созданный сразу после войны, был закрыт, а уникальные свидетельства блокадного быта - уничтожены. И почти сорок лет в городе, пережившем эту трагедию, ничто о ней не напоминало: музей снова открыли только в 1989-м, из артефактов мало что сохранилось. Так что перед блокадниками мы в огромном долгу. Ведь сколько фильмов снято о Холокосте - а здесь люди тоже страдали и умирали, но память о них не сохранилась в той мере в которой они заслуживают. Очень хотелось восстановить справедливость и показать, как все было на самом деле.

Поразительная актриса в главной роли - кто она?

Андрей Зайцев: Ольга Озаллапиня, очень хорошая актриса. У нее была сумасшедшая по сложности задача играть человека, который знает, что вечером умрет. Ее героиня в последней стадии истощения, когда уже ничего не хочешь, кроме того, чтобы дойти до отца, обнять его и умереть. Ей нужно было каждый день погружать себя в это состояние, надевать килограммы тряпок и ватников, брести по колени в снегу. Но она выдержала все восемьдесят смен, полностью отдавшись этой роли.

Потрясают сцены с отцом. Как вам работалось с Сергеем Дрейденом?

Андрей Зайцев: Кроме него, я никого больше в этой роли не видел. Только он мог сыграть такого отца, какой был у Ольги Берггольц, - она к нему шла через весь город, уверенная, что скоро умрет. Он очень добрый, теплый, человечный человек, что сыграть невозможно - это видно на экране. После встречи с таким папой возвращается желание жить и у зрителя, и у главной героини.

Как возникло это буколическое начало фильма: расположение гитлеровцев под Ленинградом, пышная Гретхен, музыка Моцарта, игра в войнушку?

Андрей Зайцев: В немецких дневниках есть эпизод: на батарею, обстреливавшую город, к одному из лейтенантов приехала невеста, и он решил сделать ей подарок: дать пострелять по Ленинграду. Снимая эти эпизоды, мы не хотели карикатур: никакие не "арийцы", всех ненавидящие, а жизнерадостные молодые люди просто выполняют то, что им поручено, и вообще не думают о том, что там, в Ленинграде, происходит. Работа однообразная, им скучно - это видно по немецкой кинохронике. Никто на них не нападает, самолеты их не бомбят, и каждый день ты должен сделать сколько-то выстрелов по далекому неведомому городу. Они себе и ванну в землянке поставили, и письма печатали на пишущей машинке, - не война, а дом отдыха. Но вот они стреляют, снаряд летит - и мы видим, в какой кошмар оборачивается эта веселая игра в войнушку.

Как вы относитесь к версиям, что блокадные тяготы касались не всех - были привилегированные? Это другая сторона суровой правды о войне?

Андрей Зайцев: Люди, использующие служебное положение, были, есть и будут, и в "Блокадной книге" есть описание таких людей. В своем дневнике мальчик, потом умерший от голода, пишет, как он и его семья медленно погибают, а соседи по квартире варят мясо, и он слышит этот мучительный запах. Было и такое. Но, по свидетельствам блокадников, проявлений самопожертвования, помощи друг другу было значительно больше - потому и выстояли. Судьба страны висела на волоске - но она победила. Молодые поколения уже плохо представляют себе, что такое война в реальности. И поэтому мне так важно, чтобы как можно больше людей посмотрело наше кино, чтобы фраза Ольги Берггольц "никто не забыт и ничто не забыто" не стала анахронизмом.


Андрей Зайцев - выпускник журфака МГУ и Высших курсов сценаристов и режиссеров. Военной темой занимается давно, имеет множество наград, включая Премию правительства РФ, за фильмы "Виктор Астафьев. Веселый солдат", телевизионный цикл "Моя Великая война". Его игровые фильмы "Бездельники" и "14+" триумфально прошли по фестивалям России, Германии, Франции, Южной Кореи, Италии. Дважды был лауреатом и дважды - членом жюри фестиваля "Дубль дв@".