Текст: Аглая Топорова
Фото обложки с сайта nlobooks.ru
Момент, когда поэт начинает писать прозу – сложный, но практически неизбежный в творческой биографии. Вот и известная петербургская поэтесса Алла Горбунова – лауреат премии «Дебют» (2005) и Премии Андрея Белого (2019) – ощутила на себе тяжесть полушутливой внешне пушкинской строки «лета к суровой прозе клонят…» – и достигнув истинно акмеистического возраста (древние греки считали ακμή – расцветом – 35-летие), дебютировала с книгой прозы. Причем вполне суровой: речь в ней идет о взрослении в кругу питерской богемы рубежа тысячелетий. Мы попросили ознакомиться с этой книгой петербургского писателя, журналиста и редактора Аглаю Топорову, хорошо знакомую с «предметным полем». Результат оказался несколько неожиданным.
Алла Горбунова. «Конец света, моя любовь» М.: НЛО, 2020. – 320 стр.
В принципе, книга на первых страницах которой походя говорится: «Дочь тети Любы три раза насиловали, а потом она вышла замуж за богатого. Он давал ей много карманных денег, она села на иглу и тратила все эти деньги на наркотики, а потом умерла», не может обещать читателю ничего, кроме жесткого ментального изнасилования, натурального абьюза доброты. Логично было бы закрыть ее на этом месте раз и навсегда, но долг рецензента требует все-таки прочитать ее до конца и разобраться. Для чего-то ведь она написана и издана.
Водка, «волшебные вещества», половая и просто «жизнь по впискам», тусовки на разнообразных помойках, попытки суицида, первые сексуальные и творческие эксперименты, тяжелые отношения с родителями и школьная травля – редкий российский автор (чаще – авторка) не отметился в специфическом жанре постсоветского романа взросления. Хотелось бы ошибаться, но иногда возникает впечатление, что все более или менее интересное ушло из жизни создателей подобных текстов вместе с подростковыми прыщами. Да и была ли наполненной событиями и переживаниями та самая юность, прощание с которой отмечается многостраничными занудными перечислениями своих мыслей, чувств, перемещений в пространстве, подсчетом выкуренных сигарет, употребленных литров, миллиграммов, ну и, куда уж без этого, несчастных любовей. Именно эта нехитрая бухгалтерия и составляет первую часть книги прозы петербургской поэтессы Аллы Горбуновой.
«Против закона» представляет собой воспоминания – реальные или воображаемые, в данном случае не важно – о жизни пишущей стихи девочки от момента пробуждения чувственности до «времени превращения многообещающего подростка в поэта», как определяет себя юную автор.
Как на сеансе у психотерапевта, Горбунова рассказывает читателю о своих страхах, отношениях с бабушкой, пьянстве с бомжами, первых любовях: возвышенной – к базарному алкашу Вилли, который видится героине «прекрасным неудачником»; плотской – к «любителю девственниц» Саньку, то ли колдуну-самоучке, то ли обычному шизофренику; реальной – к музыканту-ролевику, имя которого из творческих соображений позабыто, зато посвященная ему попытка суицида и ее последствия («я проснулась совершенно *******ым [спятившим] человеком») поминается на протяжении всей «книги прозы». Как и постоянно возникающий рефрен «тогда я была абсолютно счастлива». И все это без тени (само-)иронии, с железобетонной серьезностью и в стилистике полицейского протокола: «Он стал специально грубо шутить в мой адрес, как будто хотел меня обидеть, проявлял ко мне пренебрежение» – так, например, описывается приближающаяся любовная катастрофа. Все это, конечно, грустно, и всему этому можно было бы посочувствовать, но тексту не хватает живости в описаниях, деталях, автор не дает возможности увидеть описанное, заставляя довольствоваться исключительно собственными оценками реальности: «Она была красива совершенно по-детски и совершенно по-*******[проститутски]…» - сообщает Горбунова об одной из героинь, оставив за скобками, что она понимает под «*******й и детской» красотой зеленоглазой пышногрудой девицы.
Вообще возникает впечатление, что автор не сочиняет и не рассказывает истории, а скороговоркой талдычит усталым туристам скучную экскурсию на иностранном языке, намеренно опуская моменты, о которых может захотеться узнать поподробнее, но знания материала и собственно языка для этого не хватит. Да и желания лишний раз напрягаться и говорить о чем-то, выходящем за рамки раз и навсегда выученного текста. И только в рассказе о по-настоящему несчастной сумасшедшей тетушке Изабелле («Бедя») Горбуновой удается придать тексту некой человечности, хотя макабрическим подробностям жизни и смерти Беди она уделяет куда больше внимания и интереса, чем собственно героине.
Горбунова оставляет семнадцатилетнюю поэтессу стоящей перед «вратами в литературу», а читатель переходит ко второй части книги – «Бар “Мотор”».
Тут автор делает попытку беллетризации проговаривания травмы, которым предавалась всю первую часть. Герои и ситуации почти те же самые, просто в чуть других, слегка мистифицированных обстоятельствах – теперь они общаются не только с рыночными алкашами, сокурсниками и неформалами, но и со всякой лесной нечистью – автору, видимо, кажется, что она сочиняет «Твин Пикс», но саспенса не хватает даже на пионерлагерные «страшные истории».
Забавным в этом ряду выглядит рассказ «Вечеринка сгоревшей юности» (это правда такое название), являющийся современным вариантом «Горячего камня» Аркадия Гайдара – только персонажи не столь мужественны и монументальны, как гайдаровский дедушка.
Третью часть «Иван Колено Вепря» можно определить как этюды автора в разных жанрах: тут и псевдогоголевская мистика, и притчи, и снафф, и сатира, и шутки над психами… В общем – на любой вкус и цвет. И увлекательно так же, как страдания подростка в первой части.
В четвертой части «Память о Рае» Горбунова рассказывает о своей семье и своей даче, истории из первых частей повторяются – причем некоторые дословно, – но уже в более осмысленной мемуарной манере. Это трогательно, как и любые воспоминания об ушедших людях. Но не более того.
«Конец света, моя любовь» не тянет ни на роман взросления, ни на историю успеха, ни на «прозу поэта». Впрочем, доброжелательный читатель волен вчитать в нее все что угодно – кроме того, что, собственно, хотел, но не сумел сказать автор. Пожелаю Алле Горбуновой побольше доброжелательных читателей.