Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века / пер. с новогреч., сост. А. Резниковой. – СПб.: Алетейя, 2019 – 232 с. – (Библиотека новогреческой литературы).
Текст: Наталия Курчатова
Разговор о вышедшем в издательстве «Алетейя» целом кусте современных греческих авторов — поэт Михалис Пиерис, прозаики Павлос Метестис, Димитрис Ноллас, Менис Кумандареас, а также книге Васы Солому Ксантаки, представляющей из себя роман в письмах, лучше все же начинать с антологии «Лицом вниз», представляющей русскому читателю классиков новогреческой литературы конца XIX – первой половины XX веков. Иначе существует большой риск запутаться в насыщенном, и, чего греха таить, практически неизведанном для русского читателя контексте. Новогреческая литература, в отличие от античной, известна у нас крайне мало.
Начать хотя бы с языковой ситуации, вкратце описанной в предисловии руководителя проекта, профессора и переводчика Фатимы Елоевой: превратности исторической судьбы привели к тому, что долгое время, а отчасти и до сих пор, греческий народ существовал в ситуации фактического двуязычия, когда одновременно с языком литературным — так называемой кафаревусой («чистая»), ориентирующейся на благородную архаику, существовал народный разговорный язык — димотика, да еще и в ряде вариантов. Как язык литературы и официоза кафаревуса просуществовала аж до середины семидесятых годов XX века; это примерно как если бы в России литературная реформа Ломоносова, завершенная Пушкиным, произошла бы не два с лишним столетия, а полвека назад.
После же утверждения димотики как языка не только разговорного, но и письменного, большое количество относительно недавних и вполне актуальных авторов разом переместились в раздел малочитаемых, да попросту непонятных соотечественникам; если продолжать аналогию, словно «Телемахида» Василия Тредиаковского — в свое время мне пришлось пикироваться со слушательницей, на минуточку, петербургского филфака, которая утверждала что до Ломоносова и Державина светской поэзии на русском языке попросту не существовало. При всей дикости подобного утверждения, в нем присутствует то зерно, что поэзия середины, да даже конца XVIII века современному широкому читателю попросту непонятна.
Все авторы, включенные в антологию «Лицом вниз» – от «греческих натуралистов» Александроса Пападиамандиса и Георгиса Визииноса до троицы великих рассказчиков-модернистов (Михаил Мицакис, Константинос Теотокис, Димостенис Вутирас) писали как раз на кафаревусе, причем, как замечает Ф. Елоева, каждый из авторов по-своему обращался с этим искусственным языком, внося в него как элементы архаики, так и разговорные «димотические» элементы. То есть, мы имеем дело с прозой во всех смыслах экспериментальной.
Не знаю, дело ли здесь в языке, переводе или же уровне авторов, но сборник этот оставляет наиболее яркое впечатление из всей выпущенной «Алетейей» подборки. Наряду со своеобразием, даже в наиболее смелых с точки зрения исполнения вещах присутствует та сила и ясность, порой на грани с лапидарностью, которой мы неосознанно ждем от наследников классической традиции. Как, например, в рассказе К. Теотокиса, давшем название сборнику, где ужасающий эпизод очередной гражданской войны отражен с какой-то жуткой, мифологической простотой.
И, повторюсь, дело ли в особенностях народного языка, не окончательно вставшего на ноги — чего уж говорить о котурнах, или же сказывается недостаточная отфильтрованность временем, но проза современных авторов на этом фоне выглядит какой-то, что ли, суетливой, – и это не смотря на то, что круг тем, в ней рассматриваемых, не уступает в остроте и трагичности ни классикам античным, ни классикам новогреческим — война, оккупация, политическое противостояние внутри общества.
А еще — при знакомстве с современной греческой литературой, погружаясь в контекст не только культурный, но и контекст исторический, в контекст жизни великого разделенного народа и великого и раздробленного его языка, невольно задумываешься и о судьбе народа собственного. Как были малоазийские, понтийские, александрийские и греческие греки — так вот уже столетие есть европейские и американские русские, а теперь еще — и украинские, казахские, список этот можно продолжить.
И не придем ли мы в течение жизни одного поколения к ситуации, когда русский человек из Караганды перестанет понимать уже не язык Тредиаковского, а язык Пушкина?