Текст: ГодЛитературы.РФ
Визитка, о которой пойдет речь — совсем не тот картонный прямоугольничек, на котором вручают контактную информацию; имеется в виду сюртук, чьи пóлы, в отличие от обычного сюртука, расходятся спереди. Словом, это довольно щегольской предмет мужского гардероба, в котором легко вообразить себе Ивана Алексеевича Бунина, и столь же легко представить через этот образ его прозу: изысканную до невозможности и при этом стилистически безупречную своей простотой. А еще густо замешанную на чувстве ностальгии: не зря ведь свои "Темные аллеи" Бунин дописывал в разгар Второй мировой войны, напрочь не замечая ее как художник и лишь вспоминая свою ушедшую Россию.
Разумеется, с нескрываемой аналогией по поводу "Шинели" Гоголя, из которой, согласно расхожему выражению, все мы безапелляционно вышли.
Кроме ответов, мы получили в свое распоряжение еще один удивительный факт: самые молодые в опросном листе, условно "тридцатилетние" писатели — от лауреатов "Лицея" до финалистов "Большой книги" — все как один отказались отвечать и признались, что либо равнодушны к Бунину, либо даже испытывают к нему неприязнь. Что это: некий возрастной ценз в восприятии бунинской прозы, или поколение, для которого важны идеи, органически не воспринимает писателя, чья главная идея состояла в том, чтобы не работать с идеями? Возможно, просто совпадение; так или иначе, от остальных респондентов мы получили ворох самых разных ответов — и уже спешим ими поделиться.
Прозу Бунина люблю бесконечно и пытаюсь у нее учиться — в той мере, конечно, в какой ее понимаю. Несмотря на кристальную свою прозрачность, она для меня во многом — загадка.
Бунин жил в то время, когда многим казалось, что литературные формы XIX века достигли своих пределов, потеряли выразительность, и их следует модернизировать. Бунина поначалу критиковали за традиционализм, да традиционалистом он, собственно говоря, и остался. Может быть, эта верность и сделала его одним из величайших писателей ХХ века.
Развитие формы — занятие в каком-то смысле «внешнее», даже при том, что «внешность» в литературном произведении — вещь не последняя. Литературная реформа (здесь недаром просвечивает слово «форма») всегда несет в себе элемент шоу. Если фокусник выходит в цилиндре, то ясно, условно говоря, что из цилиндра вылетит голубь. Уж так он, фокусник одет. Сейчас покажет.
У Бунина не было ничего такого, откуда можно было бы достать птицу. Но он протянул руку — и она села на его ладонь. И не голубь какой-нибудь — жар-птица, которую не упакуешь ни в один цилиндр. Нового литературного инструментария Бунин почти не касался. Фокусу он предпочел чудо. Бунинская проза переливается удивительным светом, источник которого — выше текста, да и словесности вообще. Это наводит на еретическую мысль, что главные достижения литературы, к которым, безусловно, относится проза Бунина, доступны анализу на весьма ограниченном пространстве. Но это пространство мы должны использовать со всей полнотой.
Я не вышел из визитки Бунина. Вообще не очень люблю его прозу. Хотя отдаю должное мастерству.
Не уверена, что у Бунина была визитка. Была? Да и мало чем визитка могла бы напитать начинающего автора. Я с детства постепенно обживалась в прозе Чехова, начав с писем (случайно: два крайних тома легче всего было достать с полки). Но с Буниным встретилась в юности, с рассказа «Господин из Сан-Франциско», который меня потряс совершенной художественной отрешенностью и пронзительным безадресным одиночеством. Потом я накинулась на «Темные аллеи» и полностью ошалела от «Легкого дыхания» и «Солнечного удара». Кстати, у Бунина я полюбила (и переняла) именно этот прием внезапного необъяснимого поступка и жеста.
Это не значит, что Бунин заслонил для меня моего Чехова; но в русской литературе он у меня стоит на отдельной полке – я бы сказала – безупречной чистоты стиля; стиля, не омраченного «общественным делом». Неподалеку от Набокова.
Бунин — не мой писатель. Он всю жизнь боролся с модернистами, но и сам был, как мне кажется, модернистом. От эпохи не убежишь. Вроде бы его «Суходол», «Деревня», «Захар Воробьев» написаны в чеховском духе, но это совсем другое, для меня трудное и неблизкое. Бунин, конечно, мастер слова, но это мастерство слишком видно, оно буквально лезет в глаза. Случается, я перечитываю по нескольку поздних его рассказов, из «Темных аллей». В них Бунин почти всегда прост, как-то пределен, что ли. Эти произведения — некая сверхпроза или постпроза, как и поздние стихотворения Георгия Иванова — нечто вроде постпоэзии. Но пользы мне как литератору такие произведения принести не могут, потому что это словно бы потусторонние, замогильные голоса; как читателю восхищаться подобной литературой стыдно. Она скорее вызывает уважительное сочувствие.
Нет, я не вышел из его визитки, но со временем стал залезать в её карманы и подворовывать. Один рассказ его меня всегда до слёз прошибает: как у мальчика умерла мама, а мачеха отселила мальчика на сундучок в коридор. Рассказ едва на страничку. Не будем забывать, что литература нужна не только для описания страстей, но и для сохранения языка. В этом смысле Бунин в первом ряду. Далее, он важен как столп эмигрантской литературы, наряду с Набоковым и Газдановым, как альтернатива литературе советской, как свидетельство того, что Россию действительно можно унести на подошвах и сохранить, не всю Россию, конечно, но свою собственную, личную. Наконец, Бунин сильный - и редкий - пример таланта, раскрывшегося в поздний период жизни. Расцвёл, когда другие отцвели уже. Мне кажется, он уже навсегда с нами останется. Если употребить такое скучное выражение, как «любитель чтения» — вот ни один отечественный любитель чтения мимо Бунина уже не пройдёт. Во всех домах, где я гостил, где я видел на полке том «Тёмных аллей» — везде этот том был сильно зачитан.
Очень люблю Бунина, но не представляю, кто и про кого может сказать такую странную фразу – "вышел из визитки"))). Из шубы Шаляпина... из жакета Агаты Кристи... из треуголки Сумарокова... из кипы Элохима ahahahaha)))
Мои любимые рассказы Бунина – "Волки", "Легкое дыхание", "Сны Чанга" и многие другие.
Повлиял ли Бунин на мои тексты – нет, я его хорошенько прочла не так давно. Раньше очень смутно себе представляла, что за писатель, а потом книжка случайно попалась, и оторваться невозможно.
Да. У него я учился живописи.
Россия, запечатленная Буниным, самый яркий и сильный образ родины, которую мы потеряли и еще так и не обрели. И наяву уже не обретем никогда. Но для восполнения таких лакун и существует литература.
Стихи и проза Бунина были со мной в Афганистане. Стихи заучивал наизусть. И влажные сочные яркие краски русской природы, набросанные Буниным на солнечном знойном пыльном афганском холсте, казались мне ангельскими. Эти видения сопровождали меня в колоннах. Но ведь Бунин еще был очарован и Востоком. И его восточные мотивы уже виделись въяве, что также примиряло меня с моей службой.
О поэзии Бунина отзываются сдержанно, но для меня она неотъемлемая и равноправная, так сказать, часть его творчества. В стихах он прост и мудр, пусть и несколько отстранен и холодноват. Но это и есть созерцательность. Таково свойство его поэзии. В прозе все горячее, взволнованней.
Как земляку и почитателю Твардовского, мне дорого признание Буниным его шедевра «Василий Теркин».
Бунин мне снился.
Длинная дорога в лужах, фыркает лошадь, показывается коляска, в ней Иван Алексеевич Бунин. Ну и я, то ли кучер, то ли малый на подхвате, так и не понял. Но хорошо запомнил мыслишку: «Надо написать воспоминания об этой поездке».
Вот и записал.
Я могу сказать, что вышла из бунинской визитки точно так же, как из гоголевской шинели, яснополянской толстовки или волшебного плаща Набокова. Любая хорошая книга делает тебя лучше - и как читателя, и как автора.
Не только могу, но и хочу. Хочу, чтобы Бунин всегда жалил-оживлял сердце и был со мной. Его портрет (сидит за письменным столом: седой, в годах такой, поджарый, с цепким взглядом – змей) уже лет 40 стоит в моем книжном шкафу. В студенческие советские времена купил его с.с., коричневые, кажется, томики с предисловием Твардовского за какие-то страшные деньги – и был счастлив несказанно. Бунин один из немногих писателей, которым зачитываюсь до блаженного обморока на протяжении всей жизни. На третьем курсе журфака МГУ написал о нем курсовую у Владимира Яковлевича Линкова (супер-препода русской литературы всех времен и народов) и с тех пор моё чувство, что Бунин пронзительнейший писатель и тончайшая душа, постигшая ужас и прелесть мира, не изменилось. «Господин из Сан-Франциско», «Сны Чанга», «Пароход Саратов», «Темир-Аксак-хан»... Одни только эти вещи перевесят громады философских писаний Запада и Востока. Да что тут долго говорить - готов с головой нырнуть в его визитку и не выходить оттуда совсем. Никогда. Ну в общем, люблю Бунина. Очень. Точка.
Также свои поздравления Бунину нам прислал человек, принимавший самое деятельное участие в подготовке к празднованию этого юбилея: Михаил Сеславинский, Руководитель Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Иван Алексеевич, наверное, последний русский классик, весьма органично замыкающий ряд Тургенев-Толстой-Чехов. Его поэзию и прозу невозможно читать наспех, впопыхах, она требует особого лирического состояния души. В описаниях деревенской жизни меня чаруют самые простые, обыденные детали, которые заставляли и заставляют миллионы читателей мысленно переноситься в свое детство, вспоминать поездки в гости или к родственникам в деревню, ощущать аромат сена или пожухлой листвы. "Темные аллеи" волновали и будили чувства в юношеском возрасте, затем в бурные гремящие 1990-е при повторном прочтении показались пресными, а сейчас вновь поразили изяществом и тонким эротизмом, заставляющим пробудиться вроде бы уже ушедшим в прошлое воспоминаниям и фантазиям. Так что проза Бунина - мой надежный друг, к которому надо обращаться не по мелочам в суете, а за душевной гармонией и радостью жизни. Не так много у него фраз, ставших афоризмами, но одна - из "Жизни Арсеньева" - весьма универсальна и мне очень нравится: "Как ни грустно в этом непонятном мире, он все же прекрасен".