Текст: Иван Родионов
Сати Овакимян, «Созвездие эмигранта», сборник рассказов
Пер. с армянского А. Татевосян, А. Вардянян, М: Формаслов, 2020. – 168 с.
"Как нежный шут о злом своём уродстве, Я повествую о своём сиротстве", - писала гениальный эмигрант Марина Цветаева. Её инаковость и малая совместимость с людьми в своё время трагически переплелась со сменой городов и весей. Парадоксально, но это самое вечное "сиротство" в наш век глобализма и открытых границ стало чуть ли не всеобщим: отсидеться и перетерпеть больше не выйдет.
Эмигранты - мы все, и книжный иллюстратор и писательница Сати Овакимян хорошо это знает. У кого-то переезд, у кого-то ремонт, у кого-то - нос (не только у майора Ковалева) или горб (и снова здравствуйте, Марина Цветаева: «а за шутом – всё горб»). Все – эмигранты, и всё – эмиграция.
Истина нехитрая, но это не отменяет её универсальности. Просто сквозь оптику эмигрантства двойного это лучше видно:
Есть литература - ещё одна эмиграция, и не обязательно исключительно внутренняя; впрочем, об этом говорено уже не один раз.
А вот что почти не звучало: если мы – эмигранты, а нас всех в определённый момент посадили на самоизоляцию, не означает ли это, что мы все побывали в спецприемнике, в центре временного содержания иностранцев? Общего много: не по своей воле и неизвестно, когда кончится. Слава Богу, обошлось, поддержали и выпустили, и можно продолжать свой эмигрантский вечный путь:
Но и этого мало - каждого из нас ждёт третья, окончательная эмиграция. Memento, как известно, и не забывай.
Оттого некоторые персонажи сборника Сати эмигрируют не только географически, но и так - кто куда горазд: в эзотерику, йогу, "принятие себя" и прочее. Будто заклинают, но это пока фальстарт.
Оттого в сборнике так много различных «бабушек» – они на пороге окончательной эмиграции, и потому разбираются в отчужденности, переездах и важности простого человеческого участия несколько больше, чем мы. Они могут не знать, что сейчас происходит с их детьми, могут съесть подаренный в магазине ластик - и дело здесь не только в возрасте. В третьей эмиграции всё - заново, в который уже раз! - новое, незнакомое, непознаваемое. И бабушки помнят только главное и базовое, а всё прочее - чуждая экзотика и непринципиальный местный колорит.
Вот одна бабушка умирает, и её призрак по-маркесовски поселившийся у смоковницы, вскоре призывает к себе и дедушку. Их дом снесут - но можно ли забыть ("Последний ремонт")?
Новичку-попрошайке с честным плакатиком "Подайте на бухло!" никто ничего не подаёт, коллеги иронизируют над ним и дают ему советы маркетингового свойства. Наконец он, мрачный, выходит с иной табличкой: "Люди добрые, помогите доехать домой!" Послушался бывалых и хитрит - или действительно лучше домой, чем так? Или домой и в смерть — это одно и то же ("Попрошайка")?
В аннотации к "Созвездию эмигранта" говорится о сложности человеческого существования в чуждом ему мире. А ещё о том, что "Сати Овакимян смотрит на мир глазами южанки". У потенциального читателя книги может возникнуть впечатление, что в книге много эмигрантского исключительно в «национальном стиле». Что перед ним что-то в духе Наринэ Абгарян - очевидные сравнения, видимо, здесь неизбежны. Но это не совсем так. "Такое" в сборнике тоже имеется, но аккуратно и дозированно - иначе детали будут кричать и чрезмерно перетягивать на себя внимание. А это способно распылить всю композицию - Сати Овакимян, как художник-оформитель, хорошо это знает.
Потому если и проводить аналогии, то более уместным кажется сопоставление с прозой Арины Обух (тоже художника и писателя, между прочим), при всей разности тематик их книг. Есть у них какая-то общая точность и аккуратность изображения и проживания - выразить словами это сложно, нужно читать.
Есть в книге и некоторые неровности и шероховатости. Как языковые (не стоит забывать: перед нами почти всё время всё-таки переводы, только два рассказа - "Обертон одиночества" и "Без любви" написаны сразу на русском), так и эмоциональные - случаются перехлесты и чрезмерные нагнетания. Будем надеяться, что дальше будет только лучше.
Впрочем, шефу, как говорится, виднее. Тому Шефу, который над нами.