Текст: Андрей Цунский
Писателей средней руки на свете много. Ганса Фалладу должна была ждать судьба одного из них. Публикации - да, гонорары – да, премии – возможно, слава – тоже, величие – ну, нет, извините. Великие немецкие писатели двадцатого века – братья Генрих и Томас Манн, Эрих Мария Ремарк, Герман Гессе и Генрих Белль, Стефан Цвейг, Лион Фейхтвангер.
И это справедливо. Приторные сюжеты, наивная и прямая «психология», сентиментальность… Плохо переписанный Достоевский, хотя, отдать должное, без претензий на равенство с ним. Но Фалладу помнят. Более того – экранизируют. Правда только один роман. Начиная с 1962 года по нему снято 5 фильмов, в 2016 году к этой книге обратился Венсан Перес. В ролях звездные Брендан Глисон, Эмма Томпсон, Даниел Брюль… И премьера на Берлинском кинофестивале. Чем же так привлекает этот роман?
Сначала все же об авторе.
С такими детьми, как Руди Дицен сейчас в Германии непременно работает психолог. С ранних лет было невозможно не заметить его драматическую неспособность ладить с людьми, и был очень раним и эмоционален. Его часто били. Одноклассники спорили – на каком по счету уроке он разрыдается, делали ставки. Поэтому родителям приходилось переводить его из одной школы в другую. Мало и того: сначала он умудряется получить ожоги магнием при фотографировании (больница). Врезается на велосипеде в фургон (больница, полгода на костылях). На экскурсии попадает под карету, получает по спине и голове лошадиными копытами (больница). Приятели сталкивают в море (воспаление легких и последующий тиф). Такое детство просто так не кончается.
В восемнадцать лет он влюбляется, и надо ли говорить, что безответно? Но к тому же он начитан - не по годам. Он пишет своей любимой письма без подписи, в которых делится своими эротическими фантазиями. Разоблачен. Пытается застрелиться, пистолет отняли.
В очередной по счету гимназии у него появляется друг. Оба не от мира сего, и по неумной подростковости решают, что жизнь ничего хорошего не принесет. Но если просто совершить самоубийство - что скажут родители? Решили изобразить романтическую дуэль, друг погибает, а Дицен с простреленным легким – нет.
До обвинения в убийстве дело хотя и дошло, но кончилось, как и следовало предположить – психиатрической клиникой. Папа оставляет мечту дать сыну классическое образование, и посылает его на два года в дорогую частную клинику в Таннефельде. Там он много читает, в основном приключенческие книги Карла Мая, возится с домашними животными, что входило в курс лечения. Но еще в курс входили уколы морфия. Из клиники Дицен выходит еще и наркоманом.
Такие детство и отрочество выдумать-то трудно. Но впереди молодость, и она не отклонится от наметившейся траектории.
Он учится в сельскохозяйственном училище, успокаивается, но тут начинается Первая мировая война. И, конечно, он спешит на фронт, добровольцем. Военная эпопея заканчивается через одиннадцать дней – столько нужно немецкой военной бюрократии, чтобы выдать ему справку в том, что армии он не нужен.
Он начинает трудиться в должности ассистента Сельскохозяйственного отдела Земельного ведомства Штеттина. А в 1917 году снова в психиатрической клинике. На это раз обошлось без пистолетов, все проще – его нужно лечить от алкоголизма и морфинизма. К тому же пару раз его ловили на кражах. Начинает писать, выбирает себе псевдоним: Ганс Фаллада, из сказки братьев Гримм. Первый роман называется «Молодой Гедешаль», второй «Антон и Герда». О подобных опытах юности Сергей Довлатов как-то написал: «Достаточно сказать, что первый рассказ назывался "Судьба Фаины"». Мечтает выкупить тираж и сдать в макулатуру. Снова алкоголь, наркотики – и наконец, тюрьма. Brilliant biography, что еще скажешь.
Писатель
В тридцать пять лет Рудольф Дицен словно воскресает. Счастливо женится, пишет, и наконец из-под его пера выходит нечто существенное: роман Bauern, Bonzen und Bomben «Крестьяне, бонзы и бомбы». Тут уже можно говорить о некоем намечающемся стиле. Кстати, у всех его книг названия напоминают первую строчку стиха, или даже две. Через год он пишет «Что же дальше, маленький человек» - по-немецки это звучит Kleiner Mann — was nun? Через год «Кто однажды отведал тюремной похлебки» - Wer einmal aus dem Blechnapf frißt. На основе личной семейной драмы (трое из четырех его детей умерли во младенчестве) «У нас когда-то был ребёнок» (Wir hatten mal ein Kind). В стране уже Гитлер у власти, и тут неожиданно «выстреливают» его «Крестьяне…» - роман хвалят Томас Манн, Герман Гессе, Грэм Грин.
И появляются деньги – впервые в жизни. Он покупает дом и участок земли. Сам он называет свое хозяйство «поместьем»: «Это настоящий старинный помещичий дом: преуютный, с электрическим светом, печами, с семью комнатами, из которых, перестроив чердак, можно сделать девять. Дом находится непосредственно на берегу Карвитцерского озера, которое связано с шестью другими озерами. К усадьбе принадлежат сараи, амбары, стойла, корова, лошадь и свиньи, весы и молотилка - всё это я купил в придачу… Я мог бы ещё долго рассказывать Вам о моём владении: про 140 фруктовых деревьев, про идеальное, уединённое месторасположение участка, про нашу лодку, про дворовую собаку, про электрическую циркулярную пилу, про большой урожай ржи, про картофель…». Это из письма отцу.
Неожиданно проявляется еще одно его качество, о котором, казалось, никто не подозревал – безумная работоспособность. Его первая жена вспоминала: «Он начал с трёх страниц одной книги, а потом писал по 23-25 страниц в день. При этом он писал очень мелким почерком, и, чем интенсивней он работал, тем мельче становились буквы». А он сам изображает себя так: «Я пишу и пишу, каждый час дня и ночи. Сижу ли я за письменным столом или гуляю, все это - работа. Вся жизнь для меня - книга. Это должно быть так, это не может быть иначе, и потому я стал тем, кем стал». Жизнь удалась? Не тут-то было.
В 1933 году его арестовывают снова. На сей раз он ни при чем. Его обвиняют в связях с врагами за границей. Ведь студией «Юниверсал», которая ставит фильм по его роману - владеют евреи! Одиннадцать дней он сидит в тюрьме Фюрштенвальде. Донос сочинил бывший владелец его дома, решивший вернуть собственность назад таким способом, в духе времени обвинив писателя в антинацистском заговоре. И тут проявляется еще одно неожиданное свойство его характера: невозмутимость. Он таскается на допросы в гестапо, а дома как ни в чем ни бывало – пишет. Но на него спустили разом всех собак: критика его травит, публикации за границей запрещают, гонорары прекращаются. А он пишет роман «Волк среди волков».
И вот тут пришла новая напасть.
Любимец
В последнем романе он описывает успех популярного актёра: «…простодушный молодой человек играл так, что обратил на себя внимание самого министра Геббельса. Министр прямо-таки влюбился в Хартейзена. А каждый ребенок знал, к чему ведут такие увлечения министра, ибо свет не видал человека капризнее и взбалмошнее доктора Иозефа Геббельса. Сначала словно и не было ничего, кроме чести и удовольствия; министр, когда ему угодно было ухаживать за кем-нибудь, не делал различия между женщиной и мужчиной. Точно к возлюбленной, каждое утро звонил доктор Геббельс к актеру Хартейзену и справлялся, хорошо ли он спал, точно примадонне, посылал ему конфеты и цветы, и не проходило дня, чтобы министр хоть ненадолго не встретился с Хартейзеном. Он даже взял актера с собой в Нюрнберг на съезд нацистской партии, он в «истинном» свете показывал ему национал-социализм, и Хартейзен понимал все так, как ему понимать полагалось. Не понимал он только, что при «истинном» национал-социализме рядовому немцу не пристало спорить с Геббельсом, так как министр пропаганды уже по одному тому, что он министр пропаганды, в десять раз умнее кого угодно». Это почти автобиография. Примерно так строилась его жизнь с тех пор, как Геббельс назвал его «Волка среди волков» - «суперкнигой». Но не просто так. Лично Геббельс подкидывает ему халтурки: написать сценарий пропагандистского фильма. Антисемитскую брошюрку. Цикл сказок «Сырная голова рассказывает: Приключения Мурра и Макса» написан с подачи Геббельса по заказу… гитлерюгенда. Его фотографируют для нацистских журналов - в рабочем кабинете за столом, на берегу озера… Снова жизнь удалась?
1944
В этом году всякого умного немца охватывает тоска. Рудольф Дицен – не исключение. Любовь Геббельса кончается – роман «Человек хочет наверх» запрещают. Автора отправляют во искупление вины за плохую книгу отбывать рудовую повинность, во Францию. Снова все чаще он прикладывается к бутылке. Жена узнает о его изменах. Скандал заканчивается стрельбой из пистолета. Снова вызов к Геббельсу – на это раз на головомойку. Тот прямо ему приказывает написать роман о гнусных похождениях еврейских мошенников. Для пущего контроля его прямо оттуда увозят в психиатрическое лечебное заведение. Там появляется новая повесть – «Пьяница». В этой повести он зашифровал свое обвинение нацизму. Если бы шифр разгадали – конец был бы страшен. Но его отпустили.
Он женился на женщине на тридцать лет моложе себя. Пьянство беспробудное, с перерывами на наркотики… Конец? Еще нет.
1945
Осенью сорок пятого Дицен в очередной раз выходит из психушки. Его находит Иоганнес Бехер и предлагает написать роман на основе документов – уголовного дела Отто и Элизы Хампель. Дело выдают ему из архива на руки. Ганс Фаллада снова возвращается. Всего на двадцать четыре дня. Но чтобы написать главный роман совей жизни. Jeder stirbt für sich allein – «Каждый умирает в одиночку». Именно по этому роману снимут пять фильмов. Благодаря ему – его не забудут. В чем же достоинства романа, который совершенно измученный и фактически конченный человек написал дрожащей рукой?
Роман не просто реалистичен. И дело не в том, что в основе – реальные тома реального уголовного дела. В нем скрупулезнейшим образом воспроизведены детали быта и уклада Берлина во времена Третьего Рейха. Известен день начала действия романа – 22 июня 1940 года, день, когда Франция подписывает капитуляцию. Поразительным образом описаны мельчайшие детали – напряженные отношения между людьми, краткие и бессмысленные разговоры, настороженность и недоверие. Убогая жизнь в бедности, убогая одежда, тяжелый бессмысленный труд. Подлость одних – и отчаяние других. Перед читателем открывается галерея берлинских персонажей. Партийные жулики и полицейские. Пьяницы и подонки. Молчаливые и забитые люди, когда-то бывшие порядочными. Это настоящая хроника одичания человека внутри человеческого общества – и самого общества.
«Весь воздух буквально провонял предательством. Ни один человек не доверяет другому, и в этой ужасной атмосфере люди, кажется, все более тупеют и становятся как бы только частями тех машин, которые они обслуживают.
Но иногда из этой приглушенности взмывал, точно пламя, яростный гнев — как тогда, когда рабочий сунул руку под пилу, крича: — Чтобы он сдох, этот Гитлер! И он сдохнет так же наверняка, как я сейчас себе руку отпилю!
Им с трудом удалось вырвать этого безумца из машины, и о нем конечно больше никто никогда не слышал. Вероятно, он давно умер, это было бы для него лучше!»
На этом фоне нормальные поступки нормальных людей вызывают оторопь. Но всех преследует ощущение чего-то неминуемого и страшного. Ведь за каждый ничтожный проступок следует расплата.
— Долго вы еще сидеть будете! — злобно шипит она. — Ночевать, что ли, собрались? Другим тоже в уборную надо! — И бросает вдогонку прошмыгнувшему мимо нее Клуге: — Так я и знала, опять накурено! Скажу господину доктору, какой вы больной! Вот тогда увидите!
Обескураженный, Энно Клуге стоит в приемной, прислонившись к стене, — пока он уходил, его стул заняли. Врач за это время дошел до номера 22. Повидимому, бессмысленно ждать дольше. Эта чортова кукла, чего доброго, и в самом деле наговорит врачу, и тот не даст справки. А тогда что? Тогда на фабрике такой крик пойдет, что только держись! Уже четвертый день не выходит он на работу, — с них, подлецов, станется, и в самом деле отправят в штрафную роту или в концлагерь.
Несколько смертей в романе описаны так просто и буднично, что это даже не вызывает удивления. Каждый не просто умирает в одиночку – каждый так живет и словно ищет смерти, хотя страшно ее боится.
— Нет, нет, — успокоительно отозвался комиссар. — Этого и не нужно, Клуге. Видите, я принес вам тут кое-что другое, видите, какой хорошенький пистолетик. Достаточно вам прижать его к виску, — не бойтесь, я буду держать вашу руку, чтобы она не дрожала — и потом чуть согнуть палец… Вы никакой боли не почувствуете и сразу очутитесь далеко-далеко от всех этих гонений и преследований и наконец обретете покой и мир…
— И свободу, — задумчиво добавил маленький человек, — это опять в точности как тогда, когда вы уговаривали меня насчет протокола, вы и тогда обещали мне свободу. А теперь это правда будет? Как ты думаешь?
Ну, конечно, Клуге. Это же единственная истинная свобода, о которой может быть речь по отношению к нам, людям. Да, я уже не смогу тебя еще раз поймать и мучить. Никто не сможет. Ты будешь оттуда надо всеми нами смеяться…
Но когда так же буднично наступает жестокая средневековая казнь, обезглавливание – а палач ведет себя как представитель «сферы обслуживания», понимаешь вдруг, что в мире, где это нормально, долгое существование абсолютно невозможно.
Есть в романе и откровенно слабые моменты. Но не стоит заострять на них внимание, читатель легко справляется с такими вещами – он просто пролистывает «сиропные» сцены. Так и тут стоит поступить с некоторыми умильностями.
Не у всякого писателя есть такой талант.
В начале ноября 1946 года Ганс Фаллада закончил роман. Еще три недели он его слегка подправлял, его перепечатали, и 24 ноября автор отправил его в издательство и копию – на киностудию ДЕФА. Он написал тогда: «Наконец-то, после долгой паузы я обрел свою прежнюю силу. Этот роман, я думаю, будет ничем не хуже, чем «Волк среди волков»; «Я полуживой, но очень рад тому, что написал эту книгу. Наконец, я вновь стал Фалладой!»
И тут вернулся Рудольф Дицен. Вышла из клиники жена, сбегала куда нужно, и в доме снова появились морфий и коньяк. 6 декабря Дицена увезли по давно знакомому адресу, но лечения он уже не выдержал.
Итог жизни писателя подвел в надгробной речи Иоганнес Бехер: «Ничто человеческое, ничто бесчеловечное не осталось ему чуждым».