Текст: ГодЛитературы.РФ
Перед нами — пример того, что по вине любопытства можно не только лишиться носа на базаре, но и написать книгу. Даниэль Клугер, живущий в Израиле поэт и писатель, однажды вполне резонно решил, что Джонатан Свифт, когда описывал путешествия Лемюэля Гулливера, много о чем криминальном умолчал. За что, например, приговирили к смерти беднягу, за казнью которого герой наблюдал во второй части "Путешествий..."? То-то же. А ведь за что-то приговорили! Так что Клугер без стеснения обратился к классическим произведениям Свифта и дополнил их детективными эпизодами, в которых Гулливер как заправский сыщик распутал несколько кровавых преступлений, остававшихся доселе нераспутанными. Важная деталь: Клугер в расследовательских целях воспроизвел язык оригинальных "Путешествий Гулливера", хорошо всем нам знакомых по переводу Адриана Франковского.
"Стоит лишь представить себе, что в том или ином произведении мировой классики таится криминальная загадка, — пожалуйста! Некто, таящийся за текстом, вдруг подбрасывает вам информацию, на которую раньше вы внимания не обращали. И вот вам уже вполне видна эта загадка, которую вы как-то «зевнули» при первом чтении. В самом деле, а случайна ли смерть Базарова? А кто на самом деле убил старуху-процентщицу?.." — пишет автор в предисловии. А мы добавим, что у наших читателей скоро появится повод развернуто ответить на вопрос об убийстве процентщицы: вот-вот мы запустим конкурс детективного рассказа к 200-летию Достоевского. Stay, как говорится, tuned.
Новые приключения Гулливера. Даниэль Клугер - М.: ТЕКСТ, 2021
ПОЕДИНОК В ЛОРБРУЛЬГРУДЕ
Мои читатели знают, что в Бробдингнеге я оказался по вине товарищей-моряков. Насмерть напуганные появлением местного жителя, они бросили меня на берегу. В оправдание можно сказать, что испытанный ими страх был вполне естественным. При виде великана без малого 70 футов ростом, способного небрежным движением руки опрокинуть фрегат или легким щелчком убить человека, любой забыл бы обо всем на свете, кроме собственного спасения.
Так или иначе, 17 июня 1703 года я оказался на южной оконечности большого острова или даже континента, населенного сплошь великанами, чей рост двенадцатикратно превышал средний рост обычного человека. Мало того — я оказался пленен местным фермером. Хозяин мой не нашел ничего лучшего, кроме как показывать меня как диковинку на ярмарках за плату. Обходился он со мною, по его меркам, неплохо. Впрочем, в другом месте я достаточно подробно написал о своем пребывании у фермера; здесь лишь замечу, что из его домашних ко мне более других привязалась Лорич, девятилетняя дочь фермера, которую я, достаточно освоив здешний язык, называл Глюмдальклич, что значит нянюшка. Она же дала мне имя Грильдриг, человечек. Тут я должен сказать, что у местных жителей взросление наступает гораздо раньше, чем у моих соотечественников. Как я уже сказал, Глюмдальклич было девять лет от роду; однако по физическому и умственному развитию она вполне соответствовала четырнадцати-пятнадцатилетним английским девицам. Эта разница меня удивила еще больше, когда я узнал, что раннее взросление здесь никак не сопровождается сокращением продолжительности жизни — напротив, великаны живут в среднем гораздо дольше англичан.
После множества приключений мы с Глюмдальклич оказались при королевском дворе. Представление привело в восторг королеву, ее величество Кломинтелич, и она настояла на том, чтобы я и нянюшка поселились в королевском дворце. Фермер за согласие передать меня королеве и отпустить ко двору дочь потребовал тысячу золотых монет — огромные деньги, если бы эти монеты оказались, например, в Англии. Взрослый человек с трудом поднял бы одну; однако, принимая во внимание соотношение размеров и величин — здешних и европейских, сумма была весьма скромной, и королевская казна, не чинясь, немедленно выплатила ее.
Как я уже говорил ранее, страна, населенная великанами, и континент, на котором она расположена, называется на их языке Бробдингнег. Сам континент — а я все-таки склонен считать, что это именно континент, а не просто большой остров, — лежит в относительной близости от Молуккских островов и имеет протяженность в несколько тысяч миль с юго-запада на северо-восток. Наш «Адвенчер» был примерно на три градуса южнее экватора, когда сильнейший шторм отнес нас к южной оконечности Бробдингнега. На севере путь преграждают непроходимые горы с множеством вулканов, и потому по сей день неизвестно, что находится в той стороне. По утверждению здешних ученых, горная гряда обрывается прямо в океан. Не имея возможности ни подтвердить, ни опровергнуть их суждения, могу лишь предположить, что Загорье необитаемо.
Столица королевства великанов, город Лорбрульгруд, что в переводе означает Гордость Вселенной, находится в глубине страны, так что переезд туда для меня означал почти полное крушение надежд на возвращение в привычный мир. Не могу сказать, что смирился с этим легко. Тем не менее, ничего другого не оставалось. Оказавшись в этой стране, я мог лишь надеяться на снисходительность судьбы. Отчасти огорчение мое скрашивала необыкновенная новизна впечатлений. Так что, отказавшись от размышлений о возвращении в Англию, я целиком посвятил время удовлетворению природной любознательности.
Река Брульга, впадающая в Индийский океан, делит столицу почти точно пополам, так что Лорбрульгруд лежит по обоим холмистым берегам. В восьмидесяти с лишним тысячах домов, построенных здесь в разное время, обитают более шестисот тысяч жителей. Что же до размеров Лорбрульгруда, то в длину столица великанов тянется на три глонлюнга, а в ширину — на два с половиной. Глонлюнг — местная мера длины, он составляет примерно восемнадцать английских миль, так что читатель вполне может себе представить огромность этого поистине величественного поселения.
Язык бробдингнежцев весьма прост, хотя и не имеет сходства ни с одним из европейских языков. Как ни странно, он показался мне в чем-то похожим на язык лилипутов. Думаю, английским ученым это сходство даст пищу для глубоких раздумий, в результате которых на свет Божий появится какая-нибудь в высшей степени остроумная теория. Например о том, что указанные два народа в древности представляли собою один, но впоследствии далеко разошлись в своем развитии, так что сейчас внешние различия скрывают от нас давнее единство лилипутов и бробдингнежцев.
Так или иначе, языковое сходство сыграло мне на руку. Я очень быстро освоил здешнее наречие и уже через месяц вполне свободно беседовал и с фермером, и с Глюмдальклич, и с многочисленными гостями моего хозяина, платившими за то, чтобы посмотреть на меня, как на диковинку.
Правда, легкость эта касалась устной речи. С письменностью дело обстояло куда сложнее. В отличие от Лилипутии, у бробдингнежцев нет единого алфавита для всей страны. Жители разных областей и даже достаточно крупных селений пользуются своими правилами. Одни пишут поперек листа, другие — вдоль, третьи — справа налево, четвертые — слева направо. Имеются провинции, в которых при этом буквы больше похожи на китайские или японские; в иных принят алфавит, напоминающий латинский, но буквы при этом перевернуты вверх ногами, а где-то еще — лежат на боку. При всем том, количество знаков, то есть букв, в алфавите, не меняется от провинции к провинции; их всегда ровно двацать две.
Несмотря на разнообразие систем письменности, никто не испытывает никаких трудностей в чтении. Любой бробдингнежец с первого взгляда отличит страницу, написанную в Лорбрульгруде, от страницы, написанной, к примеру, в деревне Снотиснути, где жила семья пленившего меня фермера, или в провинции Торнугульди, находившейся на крайнем юге континента. И не только отличит, но и легко прочитает ее.
Мне так и не удалось выяснить причину указанного феномена, хотя впоследствии я познакомился с несколькими весьма оригинальными теориями ученых, заседавших в Королевской академии наук Бробдингнега. При всем том, как я уже говорил, во всех уголках обширного королевства говорят на одном и том же языке и только пишут по-разному. Это стало одной из причин того, что мне не удалось в полной мере удовлетворить свое любопытство относительно истории Бробдингнега, читая официальные хроники. В силу того, что столицей в разное время оказывались разные города, хроники писались разными знаками и по разным правилам. Глюмдальклич по карманному катехизису для девочек, который всегда держала в кармане, обучила меня не только языку, но и двум системам письменности — столичной и той, которая была принята в Снотиснути. В результате я относительно легко, пользуясь специально для меня сделанным дере- 87 вянным приспособлением, прочитал несколько фолиантов, хранившихся в королевской библиотеке и содержащих хроники последних пятисот лет — именно таким был возраст нынешней столицы. Но перед летописями, составленными ранее в других местах и затем перевезенными в главное книгохранилище королевства, я оказался совершенно беспомощным. По сей день для меня остается загадкой та легкость, с которой жители Бробдингнега переходили с письменности на письменность. Возможно, впрочем, что для их глаз различия выглядели несколько иначе, чем для моих.
По счастью, все, что касается действующих в королевстве законов, издается с использованием всех систем письменности, так что никаких трудностей для судов, заседающих в разных уголках страны, не возникает, и приговоры по уголовным и гражданским делам выносятся с теми справедливостью и основательностью, которые восхитили меня при знакомстве с судебными уложениями Бробдингнега. Некоторые положения показались мне похожими на существующие в Англии, но выгодно отличались от нашего крючкотворства; другие выглядели необычно, но по здравому размышлению я согласился с их разумностью. Например, в случае убийства тело жертвы не предавалось сразу земле. Вместе с орудием преступления, буде то найдено, оно помещалось в центральном храме соответствующего графства, непосредственно перед домом главы местной власти до тех пор, пока не будет обнаружен и осужден тот, кто совершил злодеяние. Понятно, что брибдинг (так назывался глава провинциальной власти, одновременно бывший в соответствующем графстве и судьею) стремился решить дело как можно скорее, ведь смрад разлагающейся плоти спустя считанные дни делал его жизнь невыносимой! Разумеется, резонно было бы предположить, что, торопясь предать останки жертвы земле и очистить воздух, брибдинг мог отправить на эшафот первого же, кто вызвал подозрение. Но, ознакомившись с другими законами Бробдингнега, я понял, что это невозможно. Недобросовестный судья пригова- 88 ривался к тому же наказанию, что и невиновный человек, поплатившийся жизнью в результате судебной ошибки. Нелишне будет отметить, что в столице роль судьи исполнял сам монарх — и указанный обычай распространялся и на него. В целом же меня приятно удивило законодательство великанов — в первую очередь своей лаконичностью: так, ни одна формулировка закона не может содержать число слов большее, нежели количество букв в алфавите; их же, как я уже писал, ровно двадцать две.
Я неслучайно так подробно остановился тут на особенностях судебного дела Бробдингнега. Однажды мне довелось столкнуться с ними достаточно близко, о чем речь пойдет дальше.