Текст: ГодЛитературы.РФ
Метлу одолжили у дворника, вампирские клыки загодя купили из-за локдауна, паутину из марли развесили по углам - осталось только вырезать тыкве злобный оскал да понять, зачем мы все это делаем. С последним готов помочь Жан Маркаль - французский писатель, поэт и историк: между прочим, специалист по кельтам и дохристианской культуре, преподававший в Сорбонне.
При чем тут кельты? Дело в том, что Хэллоуин (сокращеие от All Hallows’ Eve или All Saints’ Eve — «Вечер всех святых»), вопреки распространенному мнению, родом совсем не из США. Привычка наряжаться ведьмами да упырями и клянчить конфеты у соседей неожиданным образом восходит к ритуалам друидов, населявших когда-то Древнюю Ирландию. Они верили, что в ночь Самайна — ближайшее к 1 ноября полнолуние — мир мертвых ненадолго соединяется с миром живых. О том, как появились эти обычаи и как они с веками менялись, пока не превратились в развеселый праздник восковых ужасов, Жак Маркаль и рассказывает. Так что предлагаем вам усесться поудобнее и послушать древние ирландские легенды.
Жан Маркаль. Хэллоуин: история и традиции. / Пер. с фр. Марии Троицкой — М.: ИД «Городец», 2021. — 208 с.
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С ИНЫМ МИРОМ
Больше всего в рассказах, связанных с празднованием Самайна, поражает взаимопроникновение мира живых, мира видимого, с миром богов, героев и покойников — этот последний невидим, но постоянно присутствует и существует параллельно с миром повседневности. В ночь Самайна барьеры между жизнью и смертью теряют непроницаемость, и каждый может беспрепятственно ходить туда и сюда, как это описывает эпизод валлийской повести «Перидур»: белые бараны, пересекая устье реки, на другом берегу становятся черными, а те, что переходили реку в обратном направлении, из черных превращаются в белых. Этот процесс можно было бы назвать переходом душ. Если задуматься, ярким примером подобного перехода могут служить карнавальные шествия на Хэллоуин .
Здесь возникает вопрос о реальном значении «плясок смерти», изображенных на фресках, в том числе находящихся в Ла-Шез-Дьё (Верхняя Луара), Кермариа-ан-Искюит (Кот д’Армор) и Кернаскледене (Морбиан). Долгое время считалось, что они носят нравоучительный характер, но не исключено, что они представляют собой нечто вроде триумфального гимна в честь «единения святых», то есть служат свидетельством взаимопроникновения двух миров. Похожую фреску XV века можно видеть в церкви Эннеза (Пюиде-Дром), на которой вперемежку показаны три покойника и три «живых» человека. Этих примеров вполне достаточно, чтобы понять, зачем нужны гротескные шествия на Хэллоуин. — Прим. автора.
Есть весьма красноречивый ирландский текст на эту тему — «Детство Финна». Герой истории, Финн Маккул, благодаря романтикам больше известный как Фингал, отправляется к поэту Сетхерну, сыну Финтана, чтобы обучиться у него наукам и умению предсказывать будущее. «Он прибыл за несколько дней до праздника Самайн […] и обнаружил целое сборище поэтов. […] Вечером они вдвоем пошли прогуляться до кургана под названием сид Эле. Финн спросил, почему этот курган так называется, и поэт ответил: «В числе обитателей этого кургана есть девушка удивительной красоты по имени Эле. Красотой она настолько превосходит остальных женщин, что мы назвали курган в ее честь. Но видеть ее можно только в ночь Самайна, потому что, как тебе известно, пока длится этот праздник, курганы открываются и их обитатели могут приходить к нам, а мы можем ходить к ним, в их огромные дома и великолепные дворцы ».
В алхимическом сочинении, известном под заглавием «Tabula Smaragdina» («Изумрудная таблица»), утверждается, что в верхнем мире есть все то, что присутствует в нижнем, и о том же свидетельствует выше процитированный текст. «Не успело солнце сесть, как курганы открылись. […] Финн увидел, как из них вышли толпы народу, весело приветствуя друг друга и угощая друг друга принесенными с собой яствами и питьем. Все казались радостными […], и обитатели курганов не выказывали никакой враждебности к людям, собравшимся на лугу ».
Но в сакральном может таиться опасность. Люди, собравшиеся на лугу, рискуют. В основном это мужчины; каждую ночь Самайна они приходят сюда, чтобы хоть одним глазком взглянуть на прекрасную Эле, в которую влюблены. И каждый год один из них загадочным образом гибнет, убитый дротиком. Финн дает себе слово покончить с этой кровавой игрой. Он прячется в укромном месте и, когда в сиянии своей красоты появляется Эле, замечает «вышедшего из кургана мужчину в темно-сером одеянии, который на некотором расстоянии следует за Эле. В руках он держит дротик». Мужчина поднимает руку, намереваясь метнуть дротик в одного из влюбленных, и в этот момент Финн бросает в него свое копье и пронзает его насквозь. «Незнакомец, издав громкий крик боли, падает, но тут же вскакивает на ноги, бегом устремляется к сиду Эле и там исчезает».
Финн со своим спутником Фиакулом бросаются к входу в курган, но двери уже закрыты. «Тогда они услышали горестные вопли и поняли, что обитатели кургана оплакивают своего сородича, возлюбленного прекрасной Эле, который каждый год убивал из ревности одного из ее поклонников». Между тем, не все обитатели кургана успели вернуться назад. Финн затесывается в их толпу, хватает за руку одну из женщин и тащит ее за собой, подальше от кургана. Она требует ее отпустить и грозит ему страшным проклятьем, но Финн не пугается и предлагает ей сделку: он отпустит ее, если она вернет ему волшебное копье, которым он убил возлюбленного Эле. «В тот же миг она чудом исчезла в кургане, откуда все еще доносились жалобные крики, но вскоре дверь приоткрылась и женщина бросила к ногам Финна копье, все еще запачканное кровью ».
Разумеется, эту фантасмагорическую историю не следует понимать буквально. Тот факт, что Финну удалось убить одного из обитателей сида, то есть бессмертного, довольно явно указывает на ритуальный характер убийства, предшествующего возрождению, с вмешательством человеческого существа, играющего роль жреца, совершающего жертвоприношение. Окровавленное копье Финна приобретает особое значение, становясь сакральным предметом. Что до ежегодных убийств воздыхателей прекрасной Эле, то они являются частью кровавого ритуала жертвоприношения некоему божеству, в данном случае — женщине из кургана, красота которой сражает наповал каждого, кто хоть раз ее увидит.
Отметим также возможность договариваться с существами из Иного мира, даже если они ведут себя крайне враждебно. И Финн не упускает этой возможности. В продолжение истории Финн и Фиакул однажды, судя по всему, в вечер Самайна, оказываются близ кургана. Они увидели «трех женщин, которые рыдали над курганом, и, заинтересованные, приблизились к ним. Заметив их, женщины вскочили и бегом устремились внутрь кургана. Но одна из них замешкалась, и Финн, поймав ее за край плаща, сорвал с него брошь». Обнаружив пропажу, разгневанная женщина вернулась и приказала вернуть ей брошь. Финн ответил: «Я отдам ее тебе, если ты объяснишь, почему вы убежали». На что женщина категорично заявила: «Не собираюсь ничего тебе объяснять».
Затем она заплакала и сказала: «Мне стыдно возвращаться в курган без броши. Тебе этого не понять, но на меня падет пятно позора. Меня изгонят из племени, и мне придется ночь за ночью бродить по всей Ирландии, ни на миг не находя покоя. Умоляю, верни мне брошь, а взамен получишь от меня дар ». Финн Маккул соглашается. Хеппи-энд.
В рукописи «Детство Финна» в этом месте пропуск, и мы не знаем, что именно Финн получил в дар, но, сравнивая повествование с другими рассказами цикла, можно предположить, что речь шла о «даре исцелять раненых, давая им напиться из своих сложенных ладоней». — Прим. автора.
Итак, с существами Иного мира можно обмениваться предметами или способностями. Что еще интересно в этой истории? В ней упоминается, что отдельные представители волшебного народа могут быть изгнаны из племени и осуждены на бродяжничество. Если мы правильно понимаем, изгнанной женщине грозило превращение в призрака. Тот же мотив встречается в христианских легендах о душах, попавших в чистилище и осужденных бродить по земле, пока не истечет срок их наказания или пока кто-то из живых не поможет им совершить искупительный поступок. В сущности это тема «Вечного Жида», а также «Летучего Голландца» Рихарда Вагнера. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в вечер Хэллоуина вы можете встретить существо в маске и балахоне, переодетое тем самым призраком, что столетиями, если не тысячелетиями, пугали воображение людей.
Разумеется, брошь, отнятая Финном у женщины, а затем возвращенная ей, должна играть важную роль. По всей видимости, это был символ ее сверхъестественных способностей. Лишенная их, она, понятное дело, больше не могла рассчитывать на принадлежность к волшебному народу. В другой ирландской повести, «Приключения Арта, сына Конна», приводится аналогичная история. Начинается она в «Земле Обетованной» — таинственной стране, под которой, очевидно, подразумевается Иной мир, то есть сид, обиталище Туаха Де Дананн — племен богини Дану. «Народы богини Дану собрались на совет, чтобы обсудить дело великой важности. Они должны были предать суду деву по имени Бекуна Белокожая («Белая кожа» считалась у кельтов одним из канонов красоты. — Прим. автора.) […], нарушившую закон и обычай волшебного народа. Спорили они долго, ибо не могли достичь согласия о том, как наказать виновную: изгнать ее из Земли Обетованной или сжечь и рассеять прах над морем? Тогда взял слово Мананнан, сын Лира (Верховный правитель племен богини Дану, возглавивший свой народ, который, обретя дар невидимости, укрылся в подземном царстве курганов или на таинственных островах близ Ирландии. — Прим. автора), который сказал, что сжигать виновную нельзя, потому что проклятье ее преступления (О природе этого преступления источник умалчивает. — Прим. автора) падет на Землю Обетованную и все народы Дану. В конце концов они решили, что навсегда изгонят Бекуну Белокожую так, чтобы она не нашла приюта ни в одном из домов своих родичей ».
Так на земле появился еще один призрак. Приговор был суровым: «Бекуне Белокожей запрещено искать убежище не только в ирландских сидах, но и по ту сторону моря, в Шотландии и на острове Британия». Важная деталь: она должна отправиться в «землю Ирландии и принести ей проклятье, ибо после поражения в битве против Сыновей Миля племена богини Дану пылают ненавистью к гаэлам и не упустят ни единой возможности им навредить ». Весьма красноречивое дополнение; благодаря ему мы узнаем, что древние ирландцы думали об этом теневом народе, всегда готовом вмешаться с недобрыми намерениями в дела людей. Христианство внесет в эту концепцию свою лепту, окончательно его демонизируя и призывая бороться с ним методами экзорцизма. Отсюда — маскарадный характер Хэллоуина.
Итак, Бекуна Белокожая возникает — разумеется, во время Самайна — на ирландском берегу. Она соблазняет Конна — короля ста битв — и на целый год становится его наложницей. Но вместе с ней приходит «проклятье», и земля королевства весь год ничего не родит. После ряда событий, напоминающих попытки экзорцизма, Бекуна соглашается сыграть с Артом, сыном Конна, две партии в шахматы. Первую партию Бекуна проигрывает и должна совершить нечто невозможное. Ей это все же удается благодаря содействию некоторых представителей волшебного народа; несмотря на изгнание, Бекуна не лишилась сверхъестественных способностей. В итоге она возвращается в крепость Тары и «приводит с собой из сида трижды пятьдесят молодых мужчин. Никто, кроме Бекуны, их не видит, потому что Мананнан, сын Лира, наделил их даром невидимости».
Благодаря этим невидимым помощникам Бекуна выигрывает вторую партию. Арт понимает, что его провели, но не может ничего поделать, и теперь уже ему приходится выполнить невыполнимое задание: привести девушку, принадлежащую к волшебному народу, хотя он понятия не имеет, где ее искать. За время невероятного путешествия длиной в год (от Самайна до Самайна) Арту, проявившему чудеса целеустремленности и отваги, удается — не без поддержки со стороны некоторых представителей Земли Обетованной — привести домой добрую фею, которая возвращает королевство к процветанию и вынуждает злую фею Бекуну покинуть землю Ирландии и отправиться в вечное изгнание.
Действительно, в Ином мире, о котором грезили и который описывали кельты, существовали и добрые, и злые создания, и часто именно добрые призывали на помощь людей, чтобы вместе сражаться против разрушительных сил, угрожавших гармонии «благословенных земель». Таков случай героя Кухулина: чтобы вернуть себе утраченные здоровье и силу, он должен биться на стороне короля Земли Обетованной. Таков же случай Финна и его товарищей: некое странное существо, в вечер Самайна появляющееся в Ирландии верхом на устрашающего вида кобыле, увлекает их в загадочную «Страну под волной».
Эти источники позволяют нам уточнить некоторые подробности, связанные с праздником Самайн. «Финн, как до него его отец Кумал и его дед Тренмор, имел обычай отмечать конец лета и праздник Самайн большой охотой в одном из лесов Ирландии, а затем устраивать великий пир в крепости Аллен. В главном зале его жилища слышались оживленные разговоры и громкий смех, исполнялись героические песни, а лучшие арфисты и самые умелые флейтисты играли тихую музыку. Гости не вставали из-за стола, пока полностью не удовлетворят голод и жажду и не примут участие в играх и развлечениях».
Заметим мимоходом, что в программе празднества присутствовали не только обильная еда и спиртные напитки, но также игры, которые не следует смешивать с развлечениями. Вспомним для сравнения, что в средневековом французском театре в основе религиозной драмы лежала игра; со временем она удлинялась за счет включения эпизодов комического характера (наполняясь «фаршем» — отсюда слово «фарс»); впоследствии эти эпизоды окончательно оторвались от религиозной основы и стали самостоятельными пьесами.
Но в основном Иной мир давал о себе знать во время охоты. Финн со своими соратниками-фениями, входившими в дружину «Фианна», находился на берегу моря. Вдруг из воды появился удивительный персонаж верхом на удивительной кобыле и приблизился к ним. «Огромного роста, с темным неприятным лицом, дикой повадкой и уродливыми членами. В левой волосатой руке он сжимал железную палицу. На спине у него висел черный щит дурной выделки, с уродливого левого бедра свисал острый меч со слишком широким клинком. Два копья казались погнутыми, наверное, чтобы стать длиннее, и жалко болтались у него на плече. Одежда на нем была такой изношенной, словно десяток лет пролежала закопанной в землю. А кобыла его была такой тощей, что из боков торчали реберные кости».
Этот портрет почти полностью соответствует описанию «дикаря» — косматого жителя лесов и частого героя кельтской мифологии и романов о короле Артуре. В данном случае он заявляет, что зовут его Гилла, но, судя по некоторым деталям, в первую очередь, наличию палицы, можно предположить, что это Дагда — один из великих богов ирландской мифологии, который позже появится у Рабле в литературном образе Гаргантюа. Гилла просит фениев принять его в дружину, и те охотно соглашаются. После множества перипетий Гилла вовлекает Финна и нескольких его воинов в безумную скачку на его кобыле и заводит их прямиком в море, откуда они попадают в удивительную страну, где их ждут невероятные приключения. Потом они возвращаются в Ирландию — разумеется, в вечер Самайна. Фении помогли обитателям Иного мира сразиться с демонами в пространстве без времени. Гилла целый год остается вместе с фениями и прощается с ними, когда наступает Самайн.
Итак, в персонаже Гиллы явно угадывается один из вождей Туатха Де Даннан — Дагда, имя которого означает «добрый бог». Действительно, в обмен на услуги, оказанные ему фениями в Земле Обетованной, он дарует им процветание и радость. Это немного напоминает странные истории, в которых Королева фей влюбляется в смертного и уводит его — иногда при помощи колдовства — за собой в свое волшебное царство, чаще всего — на некий райский остров (у ирландцев — Эмайн Альбах, то есть «Яблоневый остров»), точный аналог Авалона из легенд о короле Артуре, где всем правят женщины, где фрукты зреют круглый год, где отсутствуют земные заботы и не существует понятия времени.
Самая яркая и подробная из этих историй, бесспорно, — «Плаванье Брана, сына Фебала». Фея, влюбленная в героя, поет ему чудесную песню и дарит яблоневую ветвь, чем его буквально завораживает и вынуждает пуститься в удивительное плаванье в Страну фей. То же самое происходит и с Финном в повести «Ойсин в Земле Обетованной», и с Кондлой, сыном Конна ста битв, похищенным феей вопреки заклинаниям друидов, друзей его отца. Кондла из путешествия не возвращается. В отличие от Ойсина и Брана — последний спустя двести лет пристает к берегам Ирландии и рассказывает, что с ним приключилось. Как бы то ни было, Фея в этих историях не злоумышляет против героя, напротив, делает все, чтобы он был счастлив и обрел бессмертие.
Таким образом, из множества источников мы узнаем, что обитателей Иного мира — как покойников, так и древних богов, именуемых «племенами богини Дану», отличают те же достоинства и недостатки, что и живых людей. Они не лучше и не хуже их, они просто есть. Как у древних греков, они покорны Судьбе, даже если порой пытаются с ней бороться и иногда одерживают победу. Они вовсе не пребывают в постоянном блаженстве и способны испытывать страдания. Но у них есть одно качество, возвышающее их над людьми: они обладают «магическими» способностями, а главное, знают то, что неведомо простым смертным, в первую очередь все, что касается будущего. И в стремлении привнести в их жизнь гармонию и справедливость, охотно предупреждают людей о том, что их ждет.
Именно таков сюжет короткого рассказа «Провидческое исступление призрака» . Однажды во время праздника Самайн король Конн ста битв был застигнут густым туманом и сам не заметил, как оказался в великолепном дворце, где бог Луг поведал ему о его будущих подвигах и подвигах его потомков. Внук Конна, король Кормак, пережил похожее приключение — с той разницей, что бог Луг вначале подверг его испытанию, дабы убедиться в его честности . В обоих случаях существа из Иного мира выступили по отношению к людям благодетелями. Это показывает нам, о чем думали кельты, мечтая о взаимопроникновении двух миров — видимого и невидимого.