Текст: Андрей Цунский
Эдгар Аллан По... Трудно представить себе более искалеченную биографию. Да – Аллан – это не второе имя, и пишется не через одну «л». Это вторая фамилия, и пишется через две. «Аллан»
BIO
Классиком быть скучно. А еще – противно. Представьте себе, какую тоску навеяли бы на великих поэтов и писателей те статьи, которые пишут о них потомки.
Двоюродный дед рассказывал мне еще в моем детстве, как писал сочинение о поэте Алексее Кольцове его старый приятель (причем дело было еще при царской власти):
«В один прекрасный день Кольцов родился. В один прекрасный день Кольцов женился. В один прекрасный день повстречался с Пушкиным. В один прекрасный день Кольцов написал стихи про урожай. В один прекрасный день Кольцов умер, и родители его горько плакали».
Но с тех больше ста лет прошло. Двадцатый век привнес в биографический промысел преизрядные новшества.
Кто с развязной ухмылочкой, кто с деланным серьезом на бесстыжей физиономии начинает расписывать все проблемы личной жизни, вредные привычки, между прочим упоминает о кое-каких литературных успехах. В результате современный школьник, а то и еще хуже, студент – уверены, что Эдгар По – это такой американский пьяница, который запил, потому что умерла его жена Линор, с похмелья нашел на Острове сокровищ клад Флинта, и тогда придумал детективный жанр в литературе.
Только я посетовал, что до сих пор никто так и не составил для авторов статей о классиках подобающую инструкцию, как вдруг наткнулся именно на такое пособие. Оно еще тем прекрасно, что вполне подходит и самому будущему классику, чтобы знал, что именно ему стоит рассказывать людям о детстве и родственниках, да и как себя вести самому:
— Самое лучшее, — сказал Швейк,— выдавать себя за идиота.
...просто с юных лет любит странствовать, его всегда тянет куда-то далеко; раз как-то он проснулся в Гамбурге, а другой раз в Лондоне, сам не зная, как туда попал.
Отец его был алкоголик и кончил жизнь самоубийством незадолго до его рождения; мать была проституткой, вечно пьяная, и умерла от белой горячки, младшая сестра утопилась, старшая бросилась под поезд, брат бросился с железнодорожного моста. Дедушка убил свою жену, облил себя керосином и сгорел; другая бабушка шаталась с цыганами и отравилась в тюрьме спичками; двоюродный брат несколько раз судился за поджог и перерезал себе куском стекла сонную артерию; двоюродная сестра с отцовской стороны бросилась в Вене с шестого этажа. За его воспитанием никто не следил...
Человек пять, сидевших с ним в одной камере, на всякий случай записали на бумажке:
- Отец — алкоголик. Мать — проститутка,
- I. Сестра (утопилась).
- II. Сестра (поезд).
- III. Брат (с моста).
- IV. Дедушка — жену, керосин, поджог.
- V. Бабушка (цыгане, спички) + и т.д.
Множество биографических статеек об Эдгаре Аллане По написаны с неукоснительным соблюдением этой схемы. Хотя началось это еще до ее создания, и автором первых подобных писаных сплетен был некий Руфус Гризволд, да будет сей предшественник наших телевизионных красавцев помянут неприличным словом. Одни люди – «пусть говорят», другие – «пусть пишут».
И уж если обращаться к биографии столько разнообразно пишущего человека, то важнее всего окажутся в ней не привязанные к годам города (а у По с этим все ох как непросто), а имена людей, которые не смогли быть прежними после встречи с его книгами. Но так о нем уже написал – и прекрасно написал – Павел Басинский, причем у нас же, в «Годе Литературы», так что оставим в покое биографию. Одни пусть пишут, другие – пусть их, говорят. А что читать и слушать – это уже ваш выбор.
BIBLIO
Казалось бы, все происходит у нас на глазах. А между тем, нам теперь трудно представить себе детство собственных детей, а у кого-то уже и внуки есть. И даже правнуки. И мы часто вообразить не можем, как формируется их интерес к окружающему миру.
Что ж, развернем плечи и гордо, с достоинством начнем:
- Вот мы в свое время!
В детстве, прочитав известные всем книги в ярких обложках с кораблями, мечами или увеличительным стеклом на обложке, шли к [бабушке дедушке папе маме друзьям по школе двору (нужное подчеркнуть)] и спрашивали: «Неужели вот такого интересного, как Холмс, Остров сокровищ или Робинзон, - ничего больше нет?» И тогда выбранный из списка человек подмигивал и с таинственным видом снимал с полки книжечку, в которой...
«Это очень странный остров. Он тянется в длину мили на три и состоит почти что из одного морского песка. Ширина его нигде не превышает четверти мили. От материка он отделен едва заметным проливом...»
«- Э... да. Впрочем, не совсем. Собственно говоря, мы все в большом недоумении, потому что дело это на редкость просто, и тем не менее оно ставит нас в совершенный тупик».
«И все же я дрожал каждой жилкой при мысли о том, как легко спуск механизма введет острую сверкающую секиру мне в грудь. От надежды дрожал я каждой жилкой, от надежды обрывалось у меня все внутри».
...притаились «Золотой жук», «Похищенное письмо» - ну, или «Колодец и маятник», «Ты еси муж, сотворивый сие». И вот тут подчеркнутым нужно было следить самым внимательным образом за нами.
«В полуденный зной или в глухую ночную пору, здоровый ли, больной, при ясной погоде или в бурю, юный Метценгерштейн, казалось, был прикован к седлу этой огромной лошади, чья безудержная смелость была так под стать его нраву».
Если вдруг юный читатель (ница) затих над «Вильямом Вильсоном» или «Метценгерштейном» – пиши пропало. А уж если запал на «Лигейю» – тут уж вам, если вы родитель, никакого сочувствия не хватит. Как его теперь сделать деловым человеком, военно-, тем более государственным служащим? «Это никому не удастся. Кончено. Можете и не спрашивать. Преображенский сказал. Финита, Эдгар». И перед вами тупая безнадежность.
Раньше хоть как-то можно было уследить. А что они теперь из Сети выковыривают? Что читают, что слушают?
Не волнуйтесь. То же, что и мы когда-то. Просто в другой упаковке. Не все так страшно. «О, надежда, - победительница скорбей, - это она нашептывает слова утешенья обреченным даже в темницах инквизиции».
NEVERMORIA
Когда поэт пишет стихотворение – это нормально. Когда стихотворение нравится очень большому количеству читателей – это успех. Когда хорошее успешное стихотворение переводят на множество языков мира – это часть успеха, и это тоже нормально.
Но если на один только русский язык при перечислении «канонических» переводов стихотворения, причем навскидку, обнаруживается за два десятка, а современных переводов – не сосчитать, и свеженькие делаются прямо сейчас, вот прямо в эту минуту, причем очень многими людьми? Нет, ну как хотите, для классика – это точно не нормально. Классик должен солидно покрываться пылью на почетной полке. А то все подумают, что он жив до сих пор, не дай господь.
Эдгар Аллан По проделал самый неподобающий для классика фортель. Мало того, что он коварно отравляет воображение младенцев школьного возраста, так еще и
И его продолжают читать. Так! Уже начинаем писать о нем в настоящем времени... И от множественного числа... Чур меня! Чур!
Как вы поняли, речь идет о стихотворении Эдгара Аллана По «Ворон». Ну, который The Raven. Его тиснули 175 лет назад – в Evening Mirror в Нью-Йорке, в газетке, в конце января, в будний день, в среду. Да есть ли лучший способ сделать так, чтобы стихотворение немедленно забыли?! Но - тут уж как ни старайся. Более популярного стихотворения на английском языке никто не написал. До сих пор.
Рефрен, звучащий в стихотворении, уж как только ни переводили... «Никогда», «Возврата нет», «Приговор», «Невермор»... да хоть «Беломор», его только тут не хватает. А уж в пародиях... Да я и сам ведь одну...
Тут автору статьи впору очаровательно махнуть ресницами, сделать этак ручками и проворковать «Я был молод, и мне так нужны были деньги».
Между тем, такое изобилие переводов само по себе:
- А. – сборник стихов, среди которых есть весьма неплохие. И даже гениальные.
- B. – прекрасный учебный материал, иллюстрирующий, как надо переводить поэзию.
- C. – не менее ценный материал, иллюстрирующий как этого делать не надо.
- D. – одно из величайших литературных чудес, а именно: книга, которая никогда не заканчивается.
Да, E. – пожалуй, D даже важнее А.
Вы легко разыщете в Сети все переводы «Ворона», причем найдете даже такие, которых не читал сам Д. Л. Быков, а он читал всё вообще (никакой иронии, всем бы такого учителя литературы). А может, добавите свои.
Его великолепная звукописная перекличка языков, на мой взгляд, никем еще не достигнута. Впрочем – у вас может быть и другое мнение. Непра
Ну все. Ум измаяв над томами, пора забыться полусном. Не вообразить, сколько можно было бы написать об Эдгаре По. Он оказал огромное влияние не только на поэзию и прозу, но и на музыку, и на изобразительные искусства, не говоря о кино. Да что там влияние – просто о нем писать было бы очень интересно. Эх, как бы хотелось иметь много времени и много-много денег, чтобы зря не расходовать время.
Состряпать сочинение или устный отзыв в беседе с умным собеседником вы уже сумеете: «Дедушка, жену, керосин, поджег...» – и побольше напирайте на тему алкоголизма. Ну а если серьезно – читайте Эдгара По. Это не страшно. И это не тоскливо. Это настоящий ужас, и настоящая боль. Скальпель, а не тупой столовый ножик. Но успеха операции никто и никому не гарантирует.
Эдгар Аллан По.
Ворон.
Перевод Валерия Ананьина
- В час полночный безотрадный, книжной мудростью отравлен,
- Ум измаяв над томами, я забылся полусном.
- Полугрезил я в печали, вдруг - как будто постучали,
- Не поверил я вначале - постучался кто-то в дом.
- "Гость какой-то - прошептал я, - постучался тихо в дом,
- Гость - и только - под окном".
- Тот декабрь вовек не минет - помню холод в целом мире,
- Пепел в гаснущем камине зыбким вспыхивал огнем;
- Дня дождаться я не чаял, книги мертвые молчали,
- Как мне жить - не отвечали: нет Линор - а мы живем,
- Имя это ангел света носит где-то, мы - живем,
- Для живых - нет смысла в нем...
- То ли шепот, то ли шорох шелестнул в багровых шторах,
- Дрогнул разум, тронул сразу странный ужас душу льдом,
- Чтобы сердца дрожь умерить, я твердил, себе не веря:
- "Гость какой-то там, у двери, поздний гость пришел в мой дом,
- Гость усталый там, у двери, просто гость пришел в мой дом,
- Гость - и только - под окном...".
- Звуки слов вернули силы, жуть мне душу отпустила.
- "Гость мой, гостья ли - сказал я, - задремал я за столом,
- Извините бредни слуха, но стучались так вы глухо -
- Посчитал я вас за духа, постучавшегося в дом,
- Не решалось верить ухо". - Распахнул я двери в дом:
- Тьма - и только - за углом.
- Мрак смотрел в меня бездонный, долго ждал я, потрясенный,
- Бредил разум воспаленный - тем, с чем смертный не знаком;
- А немая тьма качалась, тень во тьме не намечалась,
- Только имя с губ умчалось: "Ты, Линор?" - и тьма кругом;
- Имя эхом возвращалось мне: "Линор..." - и тьма кругом,
- Только звук - и тьма кругом...
- Дверь рукою непослушной запер я. Томило душу.
- Вдруг опять ударил в уши стук в безмолвии ночном!
- И сказал я: "Понял, понял - кто возню за рамой поднял,
- Тоже страсти мне Господни! - а разгадки суть в одном,
- Что ж, проверим, но уверен - суть разгадки лишь в одном:
- Это - ветер за окном".
- Только ставни, встав, раскрыл я, мне в лицо плеснули крылья!
- Из-за шторы вышел ворон в оперении седом,
- Как монарх в летах преклонных - ни привета, ни поклона,
- Сел, сочтя достойным троном бюст Паллады над столом,
- И сидит с надменным взглядом черным комом над столом,
- Словно в свой явился дом.
- Я невольно улыбнулся - страх мой фарсом обернулся:
- Так был грозен, так серьезен, так курьезен мой фантом.
- "Ты - сказал я, - чадо мрака! Лыс, как перст, а смел, однако;
- Что же ты, ночной гуляка, повидал на свете том?
- Как воронью вашу светлость звали там, на свете том?"
- Каркнул ворон: "Не вернем!"
- Я опешил от такого - мой невежа молвил слово!
- Пусть бессвязно, бестолково, ни красы, ни мысли в нем,
- Согласитесь, что едва ли это диво где знавали:
- Чтобы ночью в дом врывались и гнездились над столом
- Птицы ли, иные твари, с изваянья над столом
- Изрекая: "Не вернем!"
- Гость меж тем на камне белом всё чернел оцепенело -
- Видно, снова онемел он, в слове вылившись одном;
- Ни дыханья, ни движенья, сам - как камня продолженье...
- "Мглы - шепнул я, - порожденье! Днем - и ты покинешь дом,
- А вернем ли мы надежды, и друзей вернем ли в дом?"
- И сказал он: "Не вернем!"
- В жилах кровь на миг застыла - удружил молчун постылый!
- Но сказал я: "Видно, был он с тем лишь словом и знаком,
- С горемыкой жил убогим, кто на жизненной дороге
- Знал утраты да тревоги, звал и плакал день за днем,
- Хороня свои надежды, пел и плакал день за днем,
- Клял и плакал: "Не вернем!"
- Вновь я птице усмехнулся - фарс, похоже, затянулся;
- Кресло тихо подкатил я к истукану над столом
- И, зарывшись в бархат теплый, стал, фантазией подстегнут,
- Смысл искать вещаний темных: что он хочет, мой фантом?
- Худ, как мощи, хмур и страшен, что пророчит мой фантом
- Хриплым кашлем: "Не вернем!"?
- Я сидел... Толпились тайны. Умер звук в сухой гортани.
- Глаз вороний раскаленный грудь, казалось, жег огнем;
- Лампа свет лила багровый; бархат чуть мерцал лиловый;
- Тень легла у изголовья - словно снова мы вдвоем,
- Тень любимой в изголовье... Только тех минут вдвоем,
- Боже, больше не вернем!
- Воздух, чудилось, клубился, дым кадильный заструился:
- Шли незримо серафимы, шаг звенел, не скрыт ковром...
- Зарыдал я: "Боже святый! Верю, памятью распятый,
- В твой бальзам от мук утраты, в исцеленье светлым днем!
- Вы вернете мне забвенье, силы неба, светлым днем!"
- Кто-то каркнул: "Не вернем!"
- "Слушай, ты, пророк проклятый, птица, демон ли крылатый!
- Кем - судьбою, сатаною, смерчем - ты закинут в дом?
- Мертвый мир мой пуст и страшен, царство жути и миражей;
- Где найду, скажи мне, страж мой, родники в пути моем?
- И вернут ли дар забвенья родники в пути моем?"
- Был мне голос: "Не вернем!"
- "Слушай, ты, пророк проклятый, птица, демон ли крылатый!
- Заклинаю грозным небом, Божьим гневом и Судом:
- Скорбь - ужели не порука, что за тьмой земного круга
- Светлым чудом ждет подруга, ждет Линор на свете том?
- Так вернут ли нас друг другу ангелы на свете том?"
- Был ответ мне: "Не вернем!"
- "Сыт по горло этой песней! Кто б ты ни был - птица, бес ли,
- Черный клюв из сердца вырви! Сгинь навек в аду своем!
- Не пятнай пером порога, лжец в обличии пророка!
- Бурю, дьявола ли, Бога - я молю спасти мой дом,
- Одиночество и мир вы мне верните в бедный дом!"
- Гость прокаркал: "Не вернем!"
- ...Так идут года пустые - всё он стынет, всё он стынет,
- Черный ворон, белый мрамор - два, недвижные, в одном;
- Глаз угрюм в изгибе камня, дремлет демон истуканом;
- Лампа свет струит веками, тень ложится черным льдом,
- Тень от ворона... И душу, этим тронутую льдом,
- К свету больше - не вернем!
