Текст: Анна Ниделько
Этот сборник представляет авторов японского литературного объединения “Бурай-ха” («Декадентская группа»). Буквальный перевод вызывает ложные ассоциации. Дадзай Осаму, Ода Сакуноскэ и Сакагути Анго – представители не того же поколения, что европейские декаденты, а следующего, послевоенного. И работы их переводились на русский язык крайне редко. Можно вспомнить “Исповедь неполноценного человека” Дадзая Осаму. Переводы же двух других писателей в российских книжных магазинах практически не представлены.
Так что вступительная статья японоведа Лиалы Хронопуло совсем не лишняя. Она дает необходимое погружение в малоизвестный нам контекст и рассказывает о судьбах самих писателей-декадентов. А жизни их действительно банальными не назовешь. Дадзай Осаму и его двойное (на пару с любовницей) самоубийство. Аристократическое происхождение Сакагути Анго и его стремление уйти в буддийский монастырь, которое сменилось увлечением литературой. Ода Сакуноскэ, оборвавший выпускной экзамен в университете кровохарканьем. Приведя здоровье в порядок, он… просто разочаровался в высшем образовании и ушел в литературу. Такие разные судьбы – и такие же разные произведения.
Но декадентская японская литература все-таки имеет немало общего с известным нам европейским декадансом. Так описывает ее Лиала Хронопуло:
Сакагути Анго модернизирует старинные мифы и легенды, иронизируя над ними. Он поднимает вопросы национальной идентичности, обрушивается на провалившуюся милитаристскую пропаганду. Бросает вызов устоям традиционного общества. Рассказ “Беспутные мальчишки и Христос” — это размышление о жизни и смерти Дадзая Осаму, с которым они были близки. Это произведение, можно сказать, схоже со стихотворением Маяковского “На смерть Есенина”. Те же думы об алкогольной зависимости, замутняющей рассудок, о простой человеческой слабости. Но все же Анго гордится своим знакомством с Дадзаем и ценит его вклад в японскую литературу.
Ода Сакуноскэ совмещает в своих рассказах мироощущение послевоенного времени в проигравшей Японии, художественный вымысел, от которого современники старались отойти, и личный опыт. От такого смешения некоторые рассказы становятся похожи на дневниковые записи, приоткрывающие завесу во внутренний мир писателя. Где мы не найдем ничего жизнерадостного, а только ощущение потери, бесцельности и болезненности существования. “Непроторенный путь” – метафора бессмысленности жертвы ради великих целей, потому что она не нужна никому, кроме реализующего свои больные фантазии отца главной героини.
Последним в сборнике представлен Дадзай Осаму с его “рассказами о себе” – популярном для японского модернизма жанре. Его главный герой – он сам, а значит, и чувства, переживаемые им, находят отражение в произведениях. Чувства обиды, слабости, невозможности противостоять тяжелой реальности захлестывают читателя. Сам лирический герой представляется нам слишком мягким, болезненно чувствительным и склонным к порокам, однако в глубине души сожалеющим и винящим себя за них. “Гудбай” - недописанная повесть, найденная после его смерти, частично автобиографичная и оборванная на небанальной завязке. От этого представить вероятную концовку труднее обычного.
Сложно читать весь сборник сразу, рассказ за рассказом. Всё перемешивается, всё порождает сумбур. Для этой книги стоит распланировать прочтение в три подхода. И тогда можно добиться желаемого результата – пусть не полного, но отчетливого представления о работах каждого из группы “Бурай-ха” - и о послевоенной Японии, еще не ставшей "азиатским драконом".