Текст: Денис Безносов
1. Hanya Yanagihara. To Paradise
Doubleday, 2022
Ханья Янагихара — чрезвычайно эклектичный и неровный автор. Изощренная работа со стилем, детально выстроенные описания, очаровательные нагромождения избыточных подробностей и размашистых диалогов соседствуют у нее со столь неумелыми пассажами, что от их чтения становится буквально неловко. Ярким примером подобной эклектики стала нашумевшая когда-то A Little Life, где в большую прихотливую конструкцию были насилу вмонтированы неуклюжие размышления о насилии и травме (которые, разумеется, и понравились публике больше всего прочего).
Новый роман Янагихары задуман еще пестрее и оттого кажется искусственным, надуманным, даже вымученным. В книге три истории – из альтернативно-вымышленного прошлого, такого же почти настоящего и недалекого, но антиутопического будущего; место действия — нью-йоркская Вашингтонская площадь; всех главных героев зовут Чарльз, Дэвид, Эдвард (а второстепенных – Питер, Персиваль и т.д.). Первая история – о 90-х годах XIX века, либеральном «суверенном штате» Нью-Йорк, где разрешено многое, в частности, однополые браки, и о любовном треугольнике Дэвида-Эдварда-Чарльза. Вторая – о 80-х годах XX века, эпидемии (вероятно, СПИДа) и постколониальных страданиях гавайских эмигрантов. События третьей происходят в 2040-90-х в традиционном постапокалипсисе, который в угоду актуальной повестке случился из-за последствий некоей страшной пандемии, разразившейся на заре 2000-х. Каждая часть оканчивается словами «to paradise». Стили, интонации, рассказчики будут меняться, не обойдется без всевозможного интертекстового фундамента – Washington Square Генри Джеймса, нью-йоркские реалистичные романы и пресловутые антиутопии. Но разбираться, зачем Янагихаре потребовалось сыграть в постмодернизм, да еще и таким неуклюжим образом, увы, утомительно и совсем неинтересно.
Подробнее о том, как же так вышло, можно прочитать в нашей развернутой рецензии:
2. Elisa Shua Dusapin. Winter in Sokcho (translated by Aneesa Abbas Higgins)
Daunt Books Publishing, 2020
Граница между Северной и Южной Кореей. Промозглая, сырая, снежная зима. Потрясающей красоты природа и небольшой городок вдали от шумной цивилизации. Посреди умиротворения и спокойствия кое-где зияют едва заметные шрамы войны, не изжитая до конца катастрофа, еще недавно раздробившая одну страну на две. Главная героиня ежедневно чувствует пульсацию напряжения, скрытую под штукатуркой на стенах домов, под сугробами, повсюду – потому как понимает, что все может внезапно повториться. Когда сюда в поисках вдохновения для нового графического романа приезжает иностранец из далекой и спокойной Франции, героиня ощущает с ним некоторое родство и в то же время осознает, насколько по-разному они воспринимают ее родное Сокчо. Он просит ее показать ему «настоящую» Корею и смотрит на все любознательно, как турист: наслаждается необычной для него снежной зимой, пробует местную кухню, и за контрастной экзотикой не видит следов разрушения. Тех самых шрамов, рассредоточенных по всему городку.
Дюсапин справедливо сравнивают с Маргерит Дюрас, она тоже выстраивает свое короткое повествование вокруг едва уловимого переживания героев, крошечной трагедии, которой как будто бы и не видно. Но в то же время камерная драма Дюсапин кажется чересчур герметичной и слишком стесненной — ей не хватает еще сотни страниц, чтобы развиться в полной мере.
3. Antonio Muñoz Molina. To Walk Alone in the Crowd (translation by Guillermo Bleichmar)
Farrar, Straus & Giroux, 2021
Очевидно, что тишина в современном социуме невозможна. Человек, предпринявший попытку прогуляться по городу наедине с собственными мыслями, обречен на неудачу – внешний мир с его политическими распрями, религиозными конфликтами и рекламой бытовой техники неизбежно вторгнется в его внутренний монолог. Роман Молины – именно о такой неудаче, о трагедии современного человека, у которого не получается отгородить свои мысли от информационного шума, извлечь свое (в определенной степени уникальное) «я» из урбанистического бардака и расслышать его внутри толпы.
Сюжет To Walk Alone in the Crowd не выходит за рамки заглавия – герой 400 с лишним страниц бродит в одиночестве по городу, в бесконечной людской толпе, и размышляет обо всем на свете: от Вальтера Беньямина (с некоторых пор обязательного персонажа чуть ли не всей интеллектуальной эссеистики) до природы исламистского терроризма. Молина намеренно избыточен – и, к сожалению, объем текста наряду с монотонностью интонации становится главным его недостатком. Построенная на одном приеме, бесформенная книга испанского писателя читается как очаровательный, но неуклюжий оммаж постмодернизму с демонстративной проработкой самой характерной для конца XX века темы – пресыщения информацией.
4. Maylis de Kerangal. Birth of a Bridge (translation by Jessica Moore)
Talonbooks, 2017
На русском языке выходила в переводе Аси Петровой - СПб., Черная речка, 2016
В вымышленном калифорнийском городе Кока идет строительство грандиозного моста. Безликие, безымянные персонажи, неотличимые друг от друга, постепенно сливаются в сплошную многорукую-многоногую массу, единственная цель существования которой – возведение циклопической конструкции, равной по своему величию Великой китайской стене или Вавилонской башне.
Плотный, как глинистая почва, текст романа-поэмы Мэйлис де Керангаль медитативно фиксирует процесс строительства – заглубления в грунт несущих свай, подъема материалов, скрепления составных частей каркаса; то есть процесс явления, рождения огромного моста. Внутри этого трудоемкого и весьма замысловатого процесса писательницу меньше всего интересуют психологические портреты проектировщиков, строителей, грузчиков, их судьбы, переживания, размышления, потому что они – поименованные фрагменты большого организма, способного создать нечто доселе невиданное, что почти наверняка переживет каждого из создателей. Однако Керангаль увлечена не столько аллегориями, сколько описанием медлительной динамики строительства, которое, разумеется, метафора – но прежде всего чарующее действо, брейгелевское множество, интересное само по себе.
Подробнее узнать о романе Керангаль и прочитать фрагмент его перевода на русский можно в нашем отдельном материале:
5. Gayl Jones. Palmares
Virago Press, 2021
В XVII веке в бразильских лесах Пернамбуку беглые чернокожие рабы стали организовывать автономные поселения, так называемые киломбу, переродившиеся вскоре в раннефеодальное государство в государстве, с вождем во главе и привилегированными родственниками вокруг него. Называлось государство Палмарис. Местные жители исповедовали синкретический афро-христианский культ и находились в постоянной борьбе с португальскими и голландскими колонизаторами (всего за вторую половину века было разбито 58 таких экспедиций).
Главная героиня романа бежит от рабства в Палмарис, встречая по дороге крайне эклектичный набор персонажей, характерный для тогдашней Бразилии: черные мусульмане, христиане, иудеи, индейцы тупи, женщины с женами, голландские художники, английские журналистки и проч. Ее круговое странствие в Палмарис и обратно преподносится в виде собрания коротких историй, напоминающих фольклорные бразильские сказания, и постепенно приобретает черты большой аллегории. Так посредством исторического повествования об отдельной местности на территории заокеанской колонии Гейл Джонс стремится выстроить более-менее универсальное высказывание о взаимопроникновении культур (бразильский поэт Освалд де Андраде называл это «антропофагией» — поеданием одной культуры другой). И — в целом о феномене рабства, ведь из 11 миллионов африканских рабов, силой перевезенных в обе Америки, 5 миллионов пришлось именно на Бразилию. Многословное эпическое полотно Джонс рассказывает сразу обо всем и обо всех, создавая ощущение хаоса и концентрированной эклектики, временами распадающейся на составляющие, но при этом не теряющей убедительности.
6. Benjamín Labatut. When We Cease to Understand the World (translation by Adrian Nathan West)
Pushkin Press, 2020
Физика, химия, математика. Эйнштейн, Бор, Гейзенберг, Шварцшильд, Габер, Мотидзуки, Шредингер, Гротендик. Теория относительности, черные дыры, борьба с мировым голодом. Цианид, ядовитый газ на фронтах Первой мировой, ядерное оружие. Великие научные достижения спасли человечество от катастрофы, упростили быт, снабдили нас всевозможными технологиями. Но те же самые великие научные достижения подтолкнули человечество к самоистреблению, завели его в дебри комфортной безысходности, научили беспомощности.
Роман Беньямина Лабатю представляет собой нагромождение реальных и отчасти вымышленных сюжетов с выдающимися учеными в главных ролях – об амбивалентной созидательно-разрушительной силе научного открытия. Каждая история определенным образом связана с другой. Скажем, Фриц Габер известен как отец химического оружия, но получает Нобелевскую премию за синтез аммиака, то есть одновременно создает яд и удобрения для выращивания продуктов. А Карл Шварцшильд, открывший сингулярность, умирает от последствий химического оружия, изобретенного тем же Габером. Ближе к финалу рассказчик встречает «ночного садовника», который сообщает ему, что, прежде чем погибнуть, лимонное дерево обильно плодоносит (объясняя оригинальное название – Un Verdor Terrible, «Кошмарное озеленение»). То есть (согласно Лабатю) вполне вероятно, что за ошеломительным научным прогрессом не воспоследует ничего хорошего.
7. Olga Tokarczuk. The Books of Jacob (translation by Jennifer Croft)
Fitzcarraldo Editions, 2021
Порой в истории встречаются личности, чье жизнеописание, зафиксированное в виде текста, превосходит всякие возможности художественного вымысла. Например, жил в XVIII веке некто Яков Франк, объявивший себя мессией, реинкарнацией Шабатая Цви и Берахии Руссо (к которым привела цепочка переселения душ от Мухаммеда). А кроме того, принявший ислам в Турции, дважды побывавший в католицизме, соприкоснувшийся с православием и даже обсуждавший с русским духовенством принятие его в своей общине. С Франком советовались, вели переговоры, арестовывали и выпускали на волю, он менял религии, соратников, общины и место проживания. Ближе к концу жизни организовал в моравском Брно войско казаков, улан и гусар, затем получил титул барона. Ходили слухи, что Яков Франк – на самом деле российский император Петр III. Хоронили его на католическом кладбище, но по еврейскому обряду, а созданная им франкистская секта просуществует еще больше ста лет.
Через свидетельства очевидцев, многочисленные, порой путаные, монологи персонажей – современников, наследников, представителей следующих поколений – Ольга Токарчук в свойственной для себя мозаичной форме восстанавливает-пересказывает житие Якова Франка и его последователей. Почти трехвековая история разложена по семи книгам, внутри которых толпы ненадежных рассказчиков пересказывают, каждый на свой лад, причудливо-неправдоподобный сюжет о рождении, становлении, деяниях и учениях перерожденного мессии. Таким образом, «Книги Якова» представляют собой фундаментальное исследование возникновения народной мифологии, масштабной религиозной идеи, нанизанной на отдельные события большой истории. Вместе с тем в своем magnum opus Токарчук собирает поистине поразительную коллекцию голосов, целый полифонический хор отдельных личностей, чьи (порой завиральные) свидетельства читать значительно интереснее, чем учебники по истории.