Текст: Александр Беляев
Владимир Набоков, «Дар». Роман – М.: АСТ, Corpus, 2022
Главное и самое скандальное русскоязычное произведение Владимира Набокова? Какая еще «Лолита»? Русскоязычное. «Дар», конечно. Повод написать о нём – новое издание в серии набоковианы, которое делает издательство Corpus.
Книжка симпатична, как и все остальные томики этой серии. Минус: отсутствие обширного комментария, только сноски по сугубо техническим причинам, типа перевода иноязычных фраз. «Дар», конечно, можно читать по-разному, в том числе и по-простому – снимая только верхний слой, историю молодого писателя-эмигранта Фёдора Годунова-Чердынцева, который в не очень дружественном Берлине 20-х выживает благодаря творчеству и любви. Но слоёв и смыслов много; обычно цитируются слова самого Набокова, что главная героиня «Дара» не Зина Мерц (возлюбленная Фёдора), а русская литература. Соответственно, здесь россыпь фирменных набоковских аллюзий, скрытых пародий, обнажения литературных приёмов и тому подобных игр в литературу. А ещё – полемика с материалистами… Собственно, лейтмотив текста – рождение из Фёдора серьёзного писателя, который замахнулся на «триггерящую» русскую интеллигенцию тему: роман о Николае Чернышевском, в котором герой предстаёт совершеннейшим недотёпой и, соответственно, идеи его столь же сомнительны, как и личность.
Честно скажу: прочтя «Дар» впервые, в середине 90-х, в мягком «азбучном» издании без комментариев, я ничего не понял. Рискну предположить, я такой не один. Что это за лоскутное одеяло? Куча сюжетов, перескоки с первого лица на третье, проза, переплавляющаяся в стихи. Своеобразные юмор и сатира, опоэтизированный эмигрантский быт, любовь… и – Чернышевский.
Ну да, это такая матрёшка: Набоков пишет роман о Фёдоре Годунове-Чердынцеве, который пишет роман о Чернышевском. Текст, который как бы сам себя пишет на глазах читателя; собственно роман о Чернышевском – это 4 глава. Интересно, что тут проявилась конкретная связь с реальностью. В 3 главе Фёдор приносит рукопись своего романа издателю эмигрантской газеты Васильеву, уверенный, что тот напечатает текст по блату. Далее происходит замечательный диалог, совершенно киношная мизансцена:
“Ну что – прочли?” – спросил Фёдор Константинович, севши по ту сторону стола.
“Прочёл”, – ответил Васильев угрюмым басом.
“Я бы, собственно, хотел, чтобы это вышло ещё весной”, – бодро сказал Фёдор Константинович.
“Вот ваша рукопись, – вдруг проговорил Васильев, насупив брови и протягивая ему папку. – Берите. Никакой речи быть не может о том, чтобы я был причастен к ее напечатанию. Я полагал, что это серьёзный труд, а оказывается, что это беспардонная, антиобщественная, озорная отсебятина. Я удивляюсь вам”.
“Ну это, положим, глупости” …
“Нет, милостивый государь, вовсе не глупости, – взревел Васильев, гневно перебирая вещи на столе… – Есть традиции русской общественности, над которыми честный писатель не смеет глумиться. Мне решительно всё равно, талантливы вы или нет, я только знаю, что писать пасквиль на человека, страданиями и трудами которого питались миллионы русских интеллигентов, недостойно никакого таланта… прошу вас, не пытайтесь издать эту вещь, вы загубите свою литературную карьеру…”
И именно так воспримут текст самого Набокова, роман «Дар». Четвёртая глава, «матрёшка», то есть роман Фёдора о Чернышевском, не будет опубликован до 1952 года. На протяжении 1937 и 1938 годов «Дар» будет публиковаться в парижском альманахе «Современные записки», – без четвёртой главы. Только в вышеупомянутом 1952 году в Нью-Йорке выйдет, наконец, полный вариант «Дара» (уже, заметим, в новой русской орфографии).
Вот такие вот казусы сугубо литературного текста, романа о романе, литературы о литературе. А вы говорите – Пелевин!
Вершина – по мнению многих литературоведов – русскоязычной прозы Набокова, «Дар» – как многогранный бриллиант. По стилю, содержанию, темам… Очень плотный и яркий текст, который при каждом прочтении обнаруживает что-то новое. (Вот честное слово: перечитываю – и сверяюсь с другими изданиями: а что, там такое было? Как я пропустил? Да, было, в новом издании только в отдельных словах старая орфография на новую заменяется, или наоборот.)
Местами Набоков очень близко подходит к завихрениям потока воспоминаний своего кумира Марселя Пруста. Любовная линия тоже необычна: нет эротики, потому что герои ещё даже не съехались; в финале они только идут в свою общую квартиру, но тут небольшая заминка с ключами создаёт открытый финал. Плевать на описания плотских утех – тем более давно решено, что русским писателям сие решительно не удаётся – но сами разговоры и общение Фёдора и Зины и есть эротика, сплошная эротика в высоком смысле: единение любящих сердец. В юности о таком только мечтать можно. Тут вообще обо всём мечтать: любовь плюс творчество, а материальные вопросы как бы побоку… Напомню, действие происходит в Берлине с 1926 по 1929 год: нацисты ещё не пришли к власти, но в стране и мире ох как неспокойно…
Да, ещё странность: нетипичный для Набокова герой. Фёдор молод, физически и психически здоров, здраво ленив (т.е. предпочитает тратить ресурс на творчество, а не на суету). Рафинированный дворянин-интеллектуал, он добр, вежлив, лишён снобизма. Он никого не судит и не осуждает, хотя знает себе цену и абы с кем водиться не желает. В отличие от Чернышевского, который в его описании полнейший недотёпа во всех смыслах. Здесь набоковская связь этики и эстетики: ненаблюдательный, лишённый фантазии Чернышевский создаёт лживое и опасное учение. Материалистские воззрения Чернышевского – из них потом развилась пресловутая жижа ленинских мозгов (жёсткая метафора из рассказа «Адмиралтейская игла»). Плохая эстетика рождает в конце концов не просто плохую этику, а настоящий беспредел, выражаясь современной лексикой. К слову, об актуальности: история с самоубийством юноши по имени Яша Чернышевский заставляет вспомнить трагическую историю «Синего кита». А манера Фёдора выборматывать стихи на ходу – это же как рэп!
В общем, «Дар» – уникум. Ещё и в том плане, что это редчайший серьёзный русский роман с хэппи-эндом. Бывает всё на свете хорошо? Конечно. Даже у нищих поэтов. Даже в предвоенном Берлине.