Текст: Виктор Антонов ("Биробиджанская звезда")
Текст предоставлен в рамках информационного партнерства «Российской газеты» с издательским домом "Биробиджан" (Биробиджан)
«Юлій Таўбін (наст. имя Юдаль Абрамович Таубин, 15.09.1911, г. Острогожск – 30.10.1937) – пример поэта «белоруса по духу», когда совершенно неважно, где человек родился и на каком языке говорил, — Беларусь всё равно будет в твоем сердце».
Такими словами охарактеризовал этого автора сетевой журнал «Новы Час» («Новое время») в октябре 2021 года. От себя же автор следующих строк может засвидетельствовать: особенность лирики Юлия Таубина такова, что даже если ты – читатель – никогда на земле Беларуси не был, не слышал иначе как в песнях её так похожего и так непохожего языка, то дух Беларуси тебя охватит и станет близким и родным.
Юлий Таубин (друзья называли его Юлькой) – «поэт и дитя городских улиц». Так кратко охарактеризует его литературовед Кристина Бандурина (Крысціна Бандурына) в своей статье “«Жизнь не за, а передо мной». Судьбы расстрелянных поэтов: Юлий Таубин” («Жыццё не за, а перада мной». Лёсы расстраляных паэтаў: Юлій Таўбін).
Ещё до своей известности, живя в Мстиславле, поэт посвящал полные влюблённости стихи этому городу. А ведь поэзия Беларуси 1920-х – начала 1930-х годов была преимущественно «крестьянской», «деревенской» по тематике. Даже имена, выбранные себе известными стихотворцами тех времён, неспроста «лесные», «луговые» да «полевые»: Янка Купала, Якуб Колас, Кондрат Крапива, Алесь Дударь…
Согласно Феликсу Клебанову, к. ф. н., старшему преподавателю кафедры культуры восточных славян в Институте восточнославянской филологии Ягеллонского университета в Кракове, город и дикая природа, город и село неизбежно порождают бинарные оппозиции: «окультуренное пространство – дикое пространство», «прогресс – отсталость» и т. д.
Приведённые ниже стихи Таубина «Вечер… Над городом вечер…» (Вечар… ў горадзе вечар… Снягі пасінелі…) наиболее удачно иллюстрируют этот тезис. Но лирический герой Таубина «дикого» внегородского пространства не боится. Ведь когда человек восхищённо выдыхает: «А за городом – снежный простор» – это лёгкость возращения на чистую малую родину.
Или такие строки в переводе на русский:
- …А я к окну задумчиво приник,
- В окне моём морозные
- разводы…
- На улице снега и лунный блик,
- И редкий стук извозчичьей
- подводы.
Это то, что в современной урбанистике, как искусстве формирования городской среды и пространства, назовут приёмом «Спрятать город». Недаром городская лирика Таубина впоследствии будет названа одним из ярчайших примеров урбанистики в белорусской поэзии.
И этот же поэт реализует в своих произведениях собственную – поэтическую – «смычку города и деревни» в стихотворении «Близкому» («Блізкаму»):
- …За акном маім шуміць
- сталіца.
- Дружа мой! За даллю палявой
- Многа вас, нязведаных, таіцца —
- Вось таму так блізкі вобраз
- твой.
Славянский родник языка здесь настолько чист, что нет необходимости в точном переводе для русскоязычного читателя. А значит, и душа, и родина поэта будут понятны и близки ему…
С 1931 года Таубин жил в Минске, учась на литературном факультете Минского педагогического университета. Это время можно бы назвать «романом с Минском», но продолжался роман всего два года: в 1933 году Юлия Таубина арестовали и выслали в Тюмень. Это было ещё «вегетарианское» время и нестрашное наказание. В Тюмени, бывшей тогда далеко не крупным и не богатым городом, он сотрудничал с местным театром и в свободное время писал стихи по-русски.
Через три года – в ноябре 1936-го – ссыльного вернули в Минск, но возвращение по этапу не предполагало ничего хорошего. В ходе следствия с нарушениями законности (оно «с пристрастием» велось почти год), у него нашли другую «вину», и 29 октября 1937 года осудили, приговорив к высшей мере наказания. Приговор был приведён в исполнение на следующий же день.
Это была белорусская «ночь расстрелянных поэтов». Таубин прожил на свете всего 26 лет, оставив пять полновесных книг стихов, из которых поэма «Таврида» – один из самых трагичных его текстов – успела выйти отдельным изданием в 1932 году.
Друзья и современники отмечали, что поэт Таубин очень тонко чувствовал связь между людьми и также тонко умел подбирать к этим чувствам слова. Такое же мнение приводит Кристина Бандурина в статье «Ночь расстрелянных поэтов: Юлий Таубин», опубликованной в израильском независимом сетевом издании на белорусском языке.
Издательская же интенсивность автора была бесподобной: все пять книг увидели свет фактически за два с небольшим года – с 1930 по 1932! Поскольку частного книгоиздательства или издания за свой счёт в те годы не было, получается, книги стихов заинтересовали республиканские издательства и читателей.
И если лирика Юлия Таубина нежна и романтична, то упомянутая поэма «Таврида» – это невероятно жёсткое, даже жестокое произведение. Оно о еврейских погромах, к которым автор не мог оставаться равнодушным в силу своего происхождения, а возможно, и личного свидетельства. Оно о причинах этих погромов, где смешалось дико всё – от бытового антисемитизма по «тёмности» отдельных людей до явления, молчаливо поощряемого властью; где причудливо перепутались в головах погромщиков и ксенофобия, и монархизм самого дремучего извода; а ещё – антикоммунизм со страхом возвращения крепостного права, которое где-то вдруг опередят, да и «выпросят у царя»…
Для автора всё это – одна большая беда, а от такой безумной беды люди могут только бежать.
Но побег с родины кажется автору таким фантастичным, таким невозможным явлением, что он избегает в поэме самого слова «эмиграция», вводя вместо этого иносказание с приёмами языка футуристов. Как у Велимира Хлебникова возник «Тиран без Тэ», открывая экзотическую Персию-Иран, так у Юлия Таубина в опустевший мусейон вводятся…
- …дзве новыя грацыі —
- «Імі» і «Эмі».
Имена их расшифровываются легко: ИммиГрация и ЭмиГрация…
«Беларускі Арцюр Рэмбо», назвал Таубина Андрей Хаданович, современный белорусский поэт, переводчик, филолог. Но много ли общего между французом Рембо и белорусом по духу (не будем ставить здесь кавычки за их неуместностью) Таубиным?
Юный возраст, на который пришёлся расцвет творчества обоих и обращение к «прóклятым» темам? Но мог ли Юлий-Юдаль бросить писать, меняя жизнь гонимого поэта на занятие коммерцией, да ещё торговлю оружием, как Артюр? Ответ мы знаем – оставить поэзию Юлий Таубин не мог и не оставлял в самых сложных жизненных обстоятельствах.
Человеку, живущему с таким знанием, с пониманием явлений жизни на кончиках нервов и с такой откровенностью на кончике писательского пера, как Юлий Таубин, нелегко пришлось бы в любые времена. В итоге его творчество проходит по разряду «расстрелянной литературы». Поэты не могут вернуться к нам телесно, но читая их книги, мы можем сегодня соприкоснуться с их живой душой.
Лирика в переводах В.И. Антонова
- * * *
- Вечер… Над городом ветер… Снега посинели…
- И дрожит телефонная сеть.
- На широких и тёмных дорожных панелях
- Пляшет тень проводов, не уставших гудеть.
- Юный месяц в ночи бродит небом бескрайним,
- А на улицах тьма и пурга…
- И пронзая лучом наши души и тайны,
- Что-то высветит – нет ли электродуга.
- Где-то слышатся гулко фабричные песни,
- Где-то дышит могучий мотор…
- Вечер… Над городом вечер и месяц,
- А за городом – снежный простор.
- * * *
- На улице мороз и лунный блик,
- И редкий стук извозчичьей подводы.
- Осыпанный снегами почтовик
- К соседям на крыльцо неслышно всходит.
- А я к окну задумчиво приник,
- В окне моём морозные разводы…
- На улице снега и лунный блик,
- И редкий стук извозчичьей подводы.
- Мстиславль, 24 января 1929
- * * *
- Доверчивый – совсем не скептик —
- Всему я верю, всё ценю…
- Надвинет ночь на город кепку –
- Ловлю и шум, и тишину…
- Мне всё тут любо… Всё знакомо…
- Здесь дома милого фасад…
- В саду забытом, потаённом
- Хитро сплетает ветви сад…
- Тишь переулков, улиц колер
- Не позабыть и не отнять,
- И этот дом, и синий номер
- На нём:16/45.
- Мстиславль, 17 августа 1929
- Близкому
- Сквозь шумы и гомоны столицы,
- За широкой далью полевой,
- Наяву мне видится – не снится –
- По родному близкий образ твой.
- Из краёв, где шорохи и ветры,
- Где октябрь ольшаник оголил,
- Отпиши нам – городским поэтам,
- Изведи простой тетрадный лист.
- Изложи в нём, чем живёшь и дышишь:
- «Был пастух… Колхозником вот стал…
- Посылаю искренние вирши
- Вам для публикации в журнал».
- …За окном моим шумит столица.
- Друже мой! За далью полевой
- Много вас, талантливых, таится.
- Потому так близок образ твой.
- Верю я – задуманное будет,
- Поле песен нелегко пахать…
- В чистый стих прозрачность изумруда
- Вложишь ты, товарищ мой и брат.
- Из дали услышишь ли приветы?
- Где-то там, среди дожатых нив,
- Ходят ветры и играют ветры,
- И октябрь деревья оголил.
- Ты помнишь
- Дм. Остапенко
- Ты помнишь, помнишь, безусловно,
- И эту ночь, и тот настрой,
- Внезапно породнивший кровно
- Меня с тобой, тебя со мной.
- Дрожали струнным перебором
- Электропровода во тьме.
- И стрельчато черты собора
- Чернели тенью на Луне.
- Неслышно шелестели листья,
- Сплетали звёзды света нить…
- В ту ночь – ты помнишь? – поклялись мы
- Жить и любить,
- Любить и жить.
- И жили мы… И как любили!
- Узнали жажду, боль и кровь…
- Но время прежних снов-идиллий
- Уже к нам не вернётся вновь.
- А жизнь вести нас дальше станет –
- Даст повод петь и горевать.
- И зрелость мудрая желаний
- Наложит на сердце печать.
- И позабудется с годами
- Ночь откровений и настрой,
- Что царствовал тогда над нами –
- И надо мной,
- И над тобой.
- 1930-е
- Из цикла «Смерть»
- (Вольный перевод)
- 1.
- Однажды стану умирать
- и заниматься этим скучным делом.
- А я хочу, чтоб это всё не скоро,
- Потому, что
- теперь хочу я только жить да жить,
- Жить жизнью, одному себе понятной,
- Жить жизнью, подходящей только мне,
- Глядеть, как солнце в грязном
- плещется окне,
- А после отмывает своё тело
- горячее в холодном лоне вод;
- Хочу плыть в море на рыбацком
- челноке,
- Ходить по полю средь некошеной
- гречихи,
- Хочу найти себе товарищей-друзей,
- и молодых, и зрелых;
- Хочу сейчас я поцелуев неумелых,
- доверчивых
- от юных женщин
- и крепких рук пожатий от мужчин,
- Чтоб ощущенье жизни никогда
- меня не покидало –
- Непостижимое, как радуга-дуга;
- Хочу узнать большие города,
- Далёкие края с чужою речью, –
- Я так хочу,
- чтоб мир,
- земля и воздух,
- и вода,
- Живя со мной,
- дрожали
- в каждой жиле;
- Хочу,
- чтобы меня хвалили,
- Чтоб волновали встречи, расставанья,
- потери, обретенья,
- Чтобы мог
- сказать себе:
- «Я жил хороший срок,
- покуда он не вышел…»;
- Я хочу,
- чтобы меня пронзали
- мощностью своей
- Творения моих друзей,
- соратников;
- Хочу так жить
- и так взлетать,
- Чтобы летать, не падая,
- высоко;
- Хочу быть поднятым я
- силою веков,
- Добыть Луны,
- принесть её на Землю…
- Законы жизни знаю и приемлю,
- Моя задача – жить,
- Мне двадцать первый год,
- и жизнь не за, а вся передо мной.
- 1930
Оригинальный материал: "Биробиджанская звезда"