Текст: ГодЛитературы.РФ
Не все знают, но «Мемориал» (признан в РФ иноагентом, ликвидирован Минюстом) еще и выступал в качестве книгоиздателя. Вот, например, такой книги — подготовленной в рамках проекта «Судьба жертв политических репрессий – право на реабилитацию и память». При реализации которого были использованы средства государственной поддержки (грант) в соответствии с Распоряжением Президента Российской Федерации от 29.03.2013 № 115-рп.
«Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГа к детям» — это шестнадцать биографических очерков с цитатами из писем, а также иллюстрации самих писем. Они сами по себе — артефакт. Написанные чернилами или карандашом или даже вышитые на ткани, снабженные рисунками или выполненные в виде отдельной маленькой книжки — это, конечно, не просто весточки домой. Это попытки хоть как-то, насколько возможно и разрешено (разрешено одно письмо в месяц) выполнить свои отцовские обязанности, научить, рассказать, посоветовать. Отсюда и картинки, и загадки, и стихи, и целые учебники.
Электронную версию книги можно найти в интернете по запросу (организация выложила pdf) либо в различных книжных сервисах и магазинах. На портале ГодЛитературы.РФ приводим небольшой фрагмент, посвященный преподавателю ботаники Рязанского пединститута Евгению Яблокову и его детям.
«Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГа к детям», авторы-составители Алена Козлова, Николай Михайлов, Ирина Островская, Светлана Фадеева, – М., 2020
Арестованный органами НКВД 10 января 1938 года преподаватель ботаники Рязанского пединститута Евгений Иванович Яблоков писал письма из лагерей Архангельской области. Осужденный на 8 лет, он умер от недоедания и болезней в марте 1944 года. Сохранилось 294 письма (включая открытки) Е. И. Яблокова, адресованных жене Нине Ивановне Яблоковой и детям – дочери Ирине, которой на момент ареста отца было 15 лет, и сыну Юрию, которого отец видел последний раз, когда ему еще не исполнилось и двенадцати.
«Жаль, что папины письма кончились»
До 1938 года в жизни Евгения Ивановича Яблокова ничто не предвещало трагических перемен.
Он родился в 1887 году в Рязани в семье чиновника, дослужившегося до действительного статского советника. До революции Евгений Яблоков успел поучиться в Санкт-Петербурге и в Лионе (Франция). Окончил Московский университет. В дипломе сказано, что Евгений Яблоков «имеет право на звание учителя гимназии и прогимназии по предметам естествознания и географии». Преподавал в московской гимназии ботанику.
После Октябрьской революции из-за болезни отца он перебрался в Рязань, работал в сельскохозяйственном техникуме. В 1921-м женился на медсестре – девушке, которую знал с детства.
Через два года родилась дочь, еще через два – сын. Вскоре Евгений Иванович занял должность доцента в педагогическом институте.
На январь 1938 года была назначена защита его кандидатской диссертации. Тема: «Продвижение посевов риса на север». Но защита не состоялась. Ночью 10 января за Евгением Ивановичем пришли.
Аресту предшествовал конфликт с директором института, который ради устройства на работу «своего человека» издал приказ об увольнении Яблокова. И хотя решением Наркомпроса Евгения Ивановича восстановили на работе, конфликт не был исчерпан. В протоколе допроса 20 января 1938 года со слов Е. И. Яблокова записано: «События последних двух месяцев в Пединституте рассматриваю как несправедливую травлю, а арест – как прямое последствие этих событий».
- Из воспоминаний Юрия Евгеньевича Яблокова:
- «Еще в ноябре друзья отца советовали ему немедленно уезжать из Рязани. Отец, судя по пришедшим после ареста приглашениям на работу (в частности, в Московский ботанический сад), рассматривал такую возможность, но не ранее, чем его восстановят на работе после несправедливого увольнения. Спас бы отъезд отца от ареста, трудно сказать».
Гадать, в самом деле, бессмысленно. Возможно, служебные интриги не прошли бесследно. Однако официальным обвинением стало придуманное чекистами участие доцента Яблокова в мифической контрреволюционной организации. Сыну Яблокова Юрию Евгеньевичу позже удалось познакомиться с «Делом» отца. «Из обвинительного заключения, – пишет он, – следует, что отец якобы участник к. р. организации (ст. 58-10, 58-11), в чем уличен показаниями других обвиняемых... Виновным себя не признал».
- Из воспоминаний Юрия Евгеньевича Яблокова:
- «Из жалоб в Прокуратуру и рассказов отца при свидании с женой 26–28 июля 1939 года следует, что отец так и не понял, в принадлежности к какой организации его обвинили, а из протоколов допросов, – что он только опровергал неверно процитированные его слова из лекций по вопросам наследственных признаков растений. Физические методы воздействия к отцу не применяли, если не считать отказов в выводе в туалет (что, в общем-то, являлось одним из видов пыток для людей такого склада, как отец). Следователь скорее использовал тактику “доверительных отношений” и уговорил отца подписывать чистые листы бумаги, якобы для ускорения времени допроса, обещая написать “все как говорили”. Из разрешенных для ознакомления материалов дела однозначно можно констатировать, что отец не оговаривал ни себя, ни других. В числе знакомых, с кем общался, перечислил только сослуживцев по педагогическому институту, с кем неизбежно должен был общаться, не упомянув ни родственников, ни друзей... В прочитанных мной протоколах я не нашел обоснования для обвинения, но мне показали не все тома дела, ссылаясь, что оно “групповое”. Из шести написанных не рукой отца протоколов безоговорочно подлинная подпись отца только одна».
Сразу же после окончания следствия и отправки по этапу в места заключения Е. И. Яблоков начинает писать домой, адресуя отдельные письма или части писем персонально жене, дочери и сыну. Из письма жене:
«Верю в наших детей; Ируся – милая хорошая девочка, с прекрасным характером и способностями; Юрик – я верю в его способности и победу в нем его хороших сторон. Я буду им писать и буду надеяться на общение с ними, на свою помощь им; они (письма. – Ред.) должны прийти вовремя, пока я не совсем состарился» (28.06.1938).
Чем он мог им помочь? Только сопереживанием, советами, заочным участием в их повседневной жизни – играх, чтении, учебе, выборе профессии, своими нравственными оценками жизненных ситуаций и людей, собственными представлениями о добре и зле, справедливости и несправедливости, своими мечтами о том будущем, когда он снова окажется дома. Вот несколько отрывков из писем детям:
Юре: «Когда я мечтал, что меня выпустят, я представлял, как мы будем с тобой ловить рыбу; я узнал... новые для меня способы ловли. Еще я мечтал о том, что ты и я будем дежурить, по очереди с мамой и Ирусей, – будем хотя бы два раза в шестидневку готовить вместо мамы обед, ходить за покупками...»
***
Ире: «Моя радость, моя дочка, спасибо за старанье в ученьи школьном и в музыке – сидя там, еще в Рязани, я мечтал, что буду прочитывать все, что ты учишь по “естеству” и географии; и буду разговаривать с тобой о том, что знаю, и тем помогать тебе».
***
Юре: «Живи, мой милый, весело, и будь хорошим... Люби маму, люби Ирусю – т. е. делай им хорошее. <...> Я помню, какой ласковостью отличался ты, когда был маленький; значит, у тебя был и есть задаток любви – расположения, и нужно, чтобы он выражался в делании хорошего».
***
Ире: «Поздравляю тебя с окончанием семилетки, да еще таким хорошим, поздравляю с книгой Щедрина, хотя его читать и трудновато, но прочти, я бы с тобой прочел вместе...»
***
Ире: «География все-таки вещь хорошая. Учи, не пожалеешь; сумей читать геогр. хрестоматии – достань в библиотеке; м. б. найдешь след. авторов: 1) Носилова (мал., тонкая); 2) Нечаева “На суше и на море”; 3) Круберт, Григорьева “География” (несколько толстых книг). Или другие более новые издания...»
***
Юре: «Мой милый, милый мальчик. Спасибо тебе за открыточку и за обещание “подробностей письмом”. В открытке я заметил, как ты старательно писал... Написал хорошо. Очень рад, что год начался у тебя хорошими отметками...»
***
Ире: «Я очень, очень рад, что дошли мои “бандероли” с засушенными растениями».
***
Ире: «Как-то ехали мы на пароходе в Пинегу и наблюдали редкую сценку; я все забывал описать ее для тебя с Юрой: на крутой берег, от воды, взбегал зайчишка; д. б. ходил напиться; вдруг над ним появилась сова, и видно было, как спускала ноги с когтями, махала крыльями над самым зайчиком; он заметил ее; поднялся на задние лапки и махал, отмахивался от нее передними; конец был бы плохой, но свистнул пароход; д. б. нарочно, чтобы ее испугать, и она испуганно улетела в сторону, а зайчик побежал вверх по косогору... Все это произошло в минуту; описывать долго...»
***
Ире: «На днях пришла мысль предложить тебе и Юре составить рассказ по тому описанию о нападении совы на зайца, которое я поместил в письме к тебе. Давайте втроем: ты, Юра и я, напишем по рассказу, пошлем в редакцию “Юного Натуралиста”... это будет наш конкурс, а редакция – жюри».
***
Юре: «Мой сын, мой Юра – открыточку твою получил; письма буду ждать. Вчера в письме спрашивал у Ируси о твоем сочинении, а сегодня узнал от тебя, что оно написано успешно, но все-таки мне хочется знать и о нем, и о том, какая у тебя вышла стенгазета, – побольше, как говорится, “поконкретней” – с примерами...»
***
Ире: «Меня вообще радуют твои успешные учебные и музыкальные занятия и то, что тебе нравятся “точные” науки – физика, химия, математика... Среди моих книг, кажется, в кухне, или в книжном шкафу, есть книги: “Занимательная физика” Перельмана и “Опыты по химии”; д. б. есть книга Лассар-Кока – “Химия обыденной жизни”; попробуй почитать, если найдется книга и время».
***
Юре: «Двенадцать лет! Это уже много; начинается сознательная жизнь, которая вполне разовьется в следующие 12 лет, а когда будет тебе 24 года, начнешь думать, что “жизнь уже прожита и ничего не сделано”; так кажется почти всем... Так, надо сделать прежде всего: научиться – пройти школы: низшую, среднюю и высшую; не мечтать, а исполнять задуманное, но необходимое, а не выдуманное... Вот я и желаю тебе, мой мальчик милый, успеха в следующие 12 лет в том, что перечислил: в науках, в осознании и прочувствовании жизни, в исполнении (уменье исполнять необходимое)... Пожалуй, я написал мудрено и скучно; тогда... прочти несколько раз...»
***
Ире: «Все мысли, мало-мальски хорошие, вызывают у меня желание поделиться ими с вами, с тобой и Юрой. Может быть, они и не столь значительны или не так легко передаваемы-усваиваемы; а часть из них, кажущиеся мне хорошими, – нужны; вызывают такое сильное желание делиться ими с вами...»
***
Ире: «Потенциально – жизнь прекрасна; в ней много ужасного; как примирить это противоречие? Примирять не нужно; надо понять, что противоречие – свойство мира, свойство жизни; надо верить; и по временам всякий чувствует и верит, что жизнь прекрасна. Действительно, только вера, вера в хорошее, и спасает от уныния, от нежизненности».
Такие письма детям, проникнутые заботой и любовью, Е. И. Яблоков писал на протяжении всех лагерных лет, до последнего дня жизни.
