Текст: Ольга Лапенкова
Вполне возможно, что всё это богатство досталось ему от родственников или предыдущего владельца жилплощади, а ваш знакомый спит и видит, как сдаст опусы в макулатуру. И, с другой стороны, одержимому «книжному червю» может быть достаточно планшета или ноутбука, чтобы каждый день часами разгуливать в придуманных кем-то мирах.
Отечественные классики быстро поняли, что мало рассказать о внешности и характере того или иного персонажа, а также — хотя бы в общих чертах — о его прошлом. Нужно показать, из чего состоит его рутина: что он ест, во что одевается, чем занимается на работе и в часы досуга. Чем больше подробностей мы знаем о вымышленном человеке, тем реалистичней он нам кажется — и тем старательнее мы ему сопереживаем. (Помните, например, какое любимое блюдо было у Обломова, главного героя одноимённого романа И. А. Гончарова? Макароны с сыром. Милота!)
Такая значимая подробность — элемент гардероба, интерьера и т. д. — называется в литературоведении деталью.
Деталь не стоит путать с символом. Деталь — это конкретный предмет, принадлежащий лишь одному человеку, а символ — абстрактное понятие, которое можно толковать как угодно. Деталь «живёт» внутри одного произведения, а символ может кочевать из книги в книгу, постоянно приобретая новые значения.
Я тучка, тучка, тучка...
Уяснить разницу между деталью и символом нам помогут пчёлы.
Вспомним пьесу А. П. Чехова «Вишнёвый сад». В первом действии описывается долгожданная встреча двух сестёр, двух дочерей Любови Раневской — Ани и Вари. Младшая, Аня, три года жила с матерью за границей и вернулась по банальной и страшной причине: у матери закончились деньги, заграничное имущество продано, и теперь тень нависла над последним местом, где семейство может найти крышу над головой, — старинным поместьем, вокруг которого раскинулся вишнёвый сад. Варя же все эти годы пыталась сделать хоть что-то, чтобы можно было выплатить долги, но не справилась. Да и какой, говоря современным языком, бизнес может организовать одна-единственная девушка, у которой нет ни помощников, ни денег, ни паранормального везения?
Варя, которая посвятила лучшие годы хлопотам по хозяйству, могла бы затаить обиду на Аню, которая всё-таки и на Францию посмотрела, и себя показала. Но нет — старшая сестра до слёз рада возвращению младшей. Вот только она не находит слов, чтобы выразить, как скучала и переживала, поэтому говорит:
- Варя. <...> У тебя брошка вроде как пчёлка.
- Аня (печально). Это мама купила. (Идёт в свою комнату, говорит весело, по-детски.) А в Париже я на воздушном шаре летала!
- Варя. Душечка моя приехала! Красавица приехала!
С одной стороны, брошка в виде пчёлки — это невинная мелочь; с другой, она лишний раз подчёркивает одну из самых неприятных черт характера Любови Раневской, а именно — невероятную расточительность. Главная героиня не пропускает ни одной витрины и, опять же говоря современным языком, постоянно совершает импульсивные покупки. И ладно бы всё ограничивалось брошками, браслетами и прочими украшениями, — но часто она позволяет себе куда более дорогие развлечения. Например, полёт на воздушном шаре. Такой каприз и в наши-то дни обошёлся бы в немалые деньги, а сто с лишним лет назад… Не стоит и думать.
Так или иначе, в пьесе А. П. Чехова брошка-пчёлка — это деталь: конкретная вещь, принадлежащая одному человеку. Другие персонажи, которые носили бы такие украшения (именно в виде пчёлки), на ум не приходят, хоть всю отечественную классику перечитай. Но даже если в какой-нибудь книге и отыщется героиня, приколовшая к своему наряду игрушечную пчёлку, это будет либо совпадение, либо отсылка к «Вишнёвому саду».
Другое дело — пчела сама по себе: трудолюбивое насекомое, которое, стоит его разозлить, ужалит так, что мало не покажется. Пчела как символ может обозначать:
- •усердие и самоотверженность (мёда, которое производит это малюсенькое существо, хватает и для неё самой, и для людей);
- •справедливую месть (пчёлы, как правило, не нападают на людей первыми, а некоторые пасечники даже не надевают защитную маску во время работы, — но если пчелу напугать резким запахом или придавить, то она сделает кусь);
- •стремительность, скорость (очевидно, именно поэтому одна из популярных газет первой половины XIX века называлась «Северная пчела», по аналогии с польской «Краковской пчёлкой»);
- •общину верующих (христиане нередко сравнивают церковь с сотами, а самих себя — с пчёлками);
- •скоротечность жизни — как, например, в стихотворении
- «Дети солнечно-рыжего мёда...».
- Дети солнечно-рыжего мёда
- И коричнево-красной земли —
- Мы сквозь смерть во плоти проросли,
- И с огнём наша схожа природа.
- Подымаясь к огню на высоты,
- Припадая бессильно к земле,
- Неустанно мы строим во мгле
- Наших тел шестигранные соты.
- В них огонь претворяем мы в мёд.
- И, поднявшись над солнечным краем,
- Точно свечи из воска сгораем...
- В улье неба века и века
- Мы, как пчёлы у чресл Афродиты,
- Вьёмся, солнечной пылью повиты,
- Над огнём золотого цветка.
- 1910
И вправду, пчёлы приходят из ниоткуда и уходят в никуда, но в коротком промежутке «огонь претворяют в мёд», то есть создают красоту и сладость… Не правда ли, нам, людям, стоит у них поучиться?
Детали в классической литературе
Недочитанные книги («Мёртвые души» Н. В. Гоголя, «Обломов» И. А. Гончарова)
Многие помнят, что в угодьях Манилова — помещика, к которому первым делом заезжает Чичиков в поиске мёртвых душ, — время словно стоит на месте. Вроде бы там не происходит ничего плохого, но и ничего хорошего тоже. Много лет назад каким-то невероятным образом у Манилова завелись жена и дети, но потом «зона комфорта» замкнулась сама в себе. На это красноречиво указывают детали, которые бросаются в глаза Чичикову — а значит, и нам, читателям, — при осмотре кабинета:
В его [Манилова] кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14 странице, которую он постоянно читал уже два года. В доме его чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шёлковой материей <...>; но на два кресла её недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею; впрочем, хозяин в продолжение нескольких лет всякий раз предостерегал своего гостя словами: «Не садитесь на эти кресла, они ещё не готовы»...
Любопытно, что полузаброшенный кабинет спустя пару десятилетий будет описан в другой классической книге — в романе И. А. Гончарова «Обломов». Побывав в гостях у Ильи Ильича, любой читатель согласится, что по сравнению с этой квартирой Маниловка — и вправду рай на земле. И кстати, недочитанная книга у Обломова тоже найдётся, и даже не одна:
По стенам, около картин, лепилась <...> паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе <...> стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка <...>.
Если б не эта тарелка, <...> то можно было бы подумать, что тут никто не живёт — так всё запылилось <...>. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели...
И в первом, и во втором случае забытая книга — это деталь, а не символ. Она находится в конкретном месте, принадлежит известному персонажу и не таит в себе глубинного смысла, кроме одного: её владелец — редкостный лентяй. А то, что схожие предметы оказались и у Манилова, и у Обломова, — либо простое совпадение, либо, что намного более вероятно, отсылка. Что-что, а «Мёртвые души» Гончаров точно читал.
Зелёный драдедамовый платок («Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского)
В романе «Преступление и наказание» Сонечка Мармеладова — тишайшая, богобоязненная девушка, которая была вынуждена торговать собой, чтобы прокормить вечно пьяного отца и тяжело больную мачеху, — часто кутается в зелёный драдедамовый платок. Так, именно его она надела, впервые вернувшись «с бульвара». Об этом Раскольникову рассказывает как раз-таки отец Сони:
И вижу я, эдак часу в шестом, Сонечка встала, <...> а в девятом часу и назад обратно пришла. Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила, хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый), накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке, только плечики да тело всё вздрагивают…
Этот же платок наденет Сонина мачеха Катерина Ивановна — и тоже в один из самых печальных дней своей жизни: когда после смерти мужа её, больную чахоткой, «попросят» прочь из комнаты, которую снимало семейство. Но в конце романа, после известных событий, он вернётся к законной хозяйке. Зелёный платок, будучи вообще-то мягким и красивым, в книге Достоевского переходит от одной женщины к другой, словно эстафетная палочка, — и носит его та, кому приходится тяжелее всего.