Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Написал он много, знал шумный успех. Выбрать из Михалкова десять вещиц, которые стоит перечитать, непросто: список можно было бы расширить. Для него была важна работа для театра. Михалков и в партию вступил в организации Центрального детского театра, на сцене которого с шумным успехом шли его пьесы. Кстати, это случилось в 1950 году, когда поэту было уже под 40. Стать Сталинским лауреатом, кавалером ордена Ленина и автором гимна СССР он сумел, оставаясь беспартийным, в чем честно признался Сталину еще в годы войны, услышав в ответ что-то вроде: «Ничего, я тоже раньше был беспартийным».
А что у вас?
Без этого никак нельзя. Это стихотворение открывает лучшие книги Михалкова. Простодушный детский диалог – трудно точнее передать в стихах разговорную речь. Хорошо ли он знал обэриутов – не столь уж важно, но они в этих стихах растворены. Но – на михалковский вполне самостоятельный лад. Почти все стихотворение вошло в нашу речь, стало крылатым. Даже самые банальные строки: «Мамы всякие важны, мамы всякие нужны». Тут комментировать нечего – талант молодого поэта сомнений не вызывал. С детьми взялся разговаривать человек с детской душой.
С такой же непосредственностью он импровизировал для «Чукоккалы»:
- Я хожу по городу, длинный и худой,
- Неуравновешенный, очень молодой.
Дядя Стёпа
В 20 лет он уже вовсю печатался в «Правде» и «Известиях». А громкое имя молодому поэту сделал «московский великан» дядя Степа. Стихи, опубликованные в журнале «Пионер», фантастически быстро выучила наизусть вся страна. «Жил высокий гражданин по прозванью Каланча», это знали и дети, и их родители. По Михалкову люди учились видеть волшебное в обыденном. Совсем молодой поэт стал по-настоящему знаменит. В продолжении, написанном почти через 20 лет после первого «Дяди Степы», московский великан поступает служить в милицию. Часто публиковались еще два продолжения, «Дядя Степа и Егор» и «Дядя Степа – ветеран», опубликованные в 1968 и 1981 годах (последнее – аж в «Правде»!). Сколько раз он читал эти стихи детям – не сосчитать.
Мало кому известна пятая (а по времени написания – третья) поэма про Степанова, которая практически не переиздавалась – «Дядя Стёпа в Красной Армии», опубликованная в 1940 году в журнале «Молодой колхозник». Там боец-великан принимает участие в «освободительном походе Красной Армии», присоединившей новые территории к Белорусской и Украинской ССР. После Великой Отечественной эта тема стала неактуальной.
А финал последней части этой эпопеи трудно не процитировать:
- Знают взрослые и дети,
- Весь читающий народ,
- Что, живя на белом свете,
- Дядя Степа не умрет!
Миша Корольков
Детская шпионская повесть в стихах написана в то время, когда все говорили о противостоянии СССР с японскими фашистами (их тогда называли именно так).
История захватывает, многие строки запоминаются накрепко. Вот полковник Мурасива допрашивает пионера:
- За хорошие ответы
- В правом ящике стола
- Приготовлены конфеты,
- Шоколад и пастила.
- За такие же, как эти,
- Принесут ремни и плети!
Корольков своих не предал, а японцы были вынуждены отпустить советский пароход, который вернулся в «славный порт Владивосток». Михалков в этой предвоенной поэме патриотичен и простодушен.
Зайка-Зазнайка
В этой детской пьесе есть всё, что составляет нашу жизнь – и ружье, и табак, и зайцы. Много зазнайства, веселых проделок и чуть-чуть нравоучений. Эта вещица в 1951 году вышла в журнале "Затейник" с рисунками и нотами к песенкам. Премьера комедии состоялась в 1953 году в московском ТЮЗе. Ее и читали, и смотрели. И читают, и смотрят.
Самым мудрым, по обычаям первых послевоенных лет, оказывается Старый Заяц, который поет в финале:
- Теперь наш хвастунишка
- Сгорает от стыда.
- Он больше зазнаваться
- Не будет никогда!
Замечательные слова!
Эта тема – одна из главных для Михалкова. Правда, чаще у него зазнавались не зайцы, а пионеры. Но история про зайцев, на мой взгляд, интереснее. Недаром Алексей Толстой отмечал склонность Михалкова к фольклорному юмору.
Пьеса и сегодня идет во многих детских театрах. Правда, мультфильм – неплохой, как и многие рисованные экранизации сказок и басен Михалкова – как-то выпал из обихода. А жаль.
Быль для детей
Поговорим о политических детских стихах Михалкова. «В музее Ленина», «Разговор с сыном», «Быль для детей» и еще несколько вещиц в этом жанре.
Трудно рассказывать детям об истории. Особенно – в стихах. Пытались многие, лучше всех это удалось Михалкову. У него сложился целый цикл детских поэм о героической истории Советского Союза, с идеологическими установками. Но все мы до сих пор представляем события 1917 года во многом по стихам Михалкова:
- Мы видим город Петроград
- В семнадцатом году:
- Бежит матрос, бежит солдат,
- Стреляют на ходу.
- Рабочий тащит пулемёт.
- Сейчас он вступит в бой.
- Висит плакат: «Долой господ!
- Помещиков долой!»
- Несут отряды и полки
- Полотна кумача,
- И впереди – большевики,
- Гвардейцы Ильича.
Дети должны увидеть, представить прочитанное, а это – готовый кинофильм.
Свою эпопею с продолжениями он писал несколько десятилетий. «Разговор с сыном», «Будь готов!», «День Родины». Отрывки из этих «былей» изучались в начальной школе, их звонко декламировали при приеме в октябрята и в пионеры:
- От Карпат и до Памира,
- В Приамурье, на Двине,
- На алмазной трубке Мира —
- Новый день по всей стране.
Конъюнктурно? Михалков отлично понимал, что его недоброжелатели, которых всегда хватало, дадут именно такой вердикт. Но сегодня трудно не испытывать ностальгию по временам, когда:
- Смотри, три школьника идут!
- Их летом ждет "Артек".
- Один - латыш, другой - якут,
- А третий друг - узбек.
В реальности всякое бывало, но, конечно, и картинка, которую нарисовал Михалков, не выглядела фантастичной и фальшивой. Он слагал гимны и выстраивал правильный мир, на смену которому, как потом стало ясно, пришло нечто перекошенное. И, кстати, к новым временам Михалков не подстроился. После 1991 года он надолго ушел из общественной жизни, его не награждали. Правда, переиздавали – но уже по законам коммерции, а не по государственному плану.
Благонамеренной трескотни (в зависимости от того, что и когда считалось благонамеренным) хватало во все времена. Но никто нам не расскажет так убедительно и доверительно, как Михалков, что «хорошая Родина есть у ребят, и лучше той Родины – нет».
Сомбреро
Попасть на этот спектакль в Центральный детский театр было почти невозможно. Его хитрость вроде бы мягко порицается, но свободолюбие в этой пьесе перевешивает нравоучения. Сразу ясно, что писал «Сомбреро» человек веселый и не чуждый авантюризма.
Отчасти это тоже пьеса про зазнайку. Правда, остроумного, искреннего и изобретательного, просто немного задравшего нос. И мы этому Шуре Тычинкину все-таки симпатизируем. Даже его «коварный» обман нам по сердцу: ведь мальчишка водит за нос не самых верных друзей, а юный режиссер напоминает маленького бюрократика.
Ребята на даче ставят спектакль по «Трем мушкетерам», и всем хочется сыграть Д’Артаньяна. Эту роль репетирует Тычинкин. Но вот другой парень приносит самые настоящие рапиры – и «режиссер» снимает с роли Шуру. Но Тычинкин придумывает страшную месть: ему дарят самый настоящий мексиканский костюм – и Шура выдает себя за родственника, якобы приехавшего из Мексики. Он артистичен и дерзок, поэтому ему верят. И все – в темпе, с репризами. Вот вам и урок.
Дикари
Это самая беззаботная пьеса Михалкова. Изящный водевиль по-советски. Чувство жанра Михалкову не изменяло. Он написал эту комедию, уже нахдясь в амплуа благородного отца, но – редкий случай – ухватил тогдашний молодежный стиль. Еще совсем недавно то, чем любовался Михалков в этой приморской истории, считалось форменным мещанством и подвергалось осуждению. Оказывается, в СССР можно и нужно затейливо отдыхать. И трудящимся просто необходима щепотка легкомысленности – хотя бы на 20 дней после трудового года. «Возле керогаза на корточках сидит небритый мужчина. Он занят приготовлением пищи. Это Роман Любешкин. Он – в синих сатиновых брюках спортивного покроя и безрукавке-сеточке, в пилотке, сделанной из газеты. На ногах – белые туфли из парусины. Одна дверца машины открыта. Из нее торчат голые мужские ноги в спортивных тапочках. В отдалении – шум морского прибоя». Отличное начало для комедии про флирт, в которой три молодых человека и две очаровательные «милиционерши», которые оказываются актрисами. Глядя на их объяснения, шутки и курьезы, хочется жить. Они спорят, дурачатся, дуются друг на друга, а потом влюбляются. Все, кроме одного, по фамилии Сундуков, погруженного в науку и чтение шпионских детективов. Пожалуй, такую вещицу мог написать только он. Получился рассказ о свободных, остроумных, красивых людях, которые путешествуют на автомобилях, носят модные «сатиновые брюки спортивного покроя», любят шоколад, заглядывают в кафе, словом, ведут «красивую жизнь». И это не порицается!
Пьесу в наше время ставят нечасто, а фильм «Три плюс два», подхвативший легкость пьесы, по-прежнему частенько собирает аудиторию у телевизоров и мониторов. Михалкову вообще повезло с кино.
Пена
Эта комедия посвящена еще одной любимой михалковской коллизии – затевается плагиат, карьерист от науки нанимает ловкачей, которые пишут для него диссертацию. Когда-то он уже писал комедию на схожий сюжет – «Охотник». Михалков любил несколько раз стрелять по одной цели. Для верности. Или потому, что тема всерьез увлекала его. В «Пене» он оказался язвителен, как никогда.
Он хорошо знал прослойку успешных руководителей, окруженных родственниками и «нужниками» (нужными людьми), любящих украшать жилище иностранными вещицами и хрусталем, которого в шкафу «больше, чем надо». Пустоватые высокопоставленные люди. Есть в комедии неожиданные повороты, да и в финале кажется, что делец от науки все-таки не обречен. Он еще всплывет. Слишком уж мы привыкли к таким людям и нравам.
Сон с продолжением
Ему удавались сказки в прозе. «Суеверный Трусохвостик», «Праздник непослушания» - все это удачи Михалкова, их стоит перечитать. А «Сон с продолжением», написанный в ту пору, когда его уже считали классиком, часто переиздается и в наше время. Там в фантазии московской школьницы воскресают герои классических сказок, прежде всего – гофмановского «Щелкунчика». Дело начинается так:
«— Когда ты только уберёшь с витрины это страшилище! — услышала Люба голос женщины. — Твой Щелкунчик отпугивает от нас всех покупателей. Стоит на него взглянуть, так и не захочется войти в лавку…»
Михалков уже обращался к классическим мотивам – в довоенной сказке «Смех и слезы» советский школьник попадает в страну игральных карт и шахмат, в которой действуют герои Карло Гоцци, герои фьябы «Любовь к трем апельсинам», которую Михалков любил с детских лет.
Со «Щелкунчиком», как и с Гоцци, получилось у Михалкова изящно. Дети любили эту сказку за снисходительность к шалостям и мечтам. Михалков редко оказывался на стороне круглых отличников. В них маловато простодушия, они как будто воруют сами у себя детство.
У меня есть внучка…
Михалков оптимистичен, жизнелюбив. Автор гимнов, пионерских песен, веселых стихов, в которых почти нет места, например, страшным сказочным мотивам в стиле Корнея Чуковского. Но есть у его стихи, написанные и для детей, и для себя.
Например, вот такое, из позднего:
- У меня есть внучка -
- Внучка «Почемучка».
- Что ни слово, то вопрос:
- - Почему собака - пёс?
- - Для чего у кошки хвост?
- - Сколько ночью в небе звёзд?
- - Отчего течёт река?
- - Что такое облака?
- Надо дать на всё ответ,
- Я для внучки - умный дед.
- А у деда самого
- Столько разных «Отчего?»
- Столько разных «Почему?»
- Что не снилось никому!
Это даже не стихи, а усталый вздох. Тем и интересны. Он так скучал по беззаботному веселью, что иногда завидовал детям… Таким, как Шура Тычинкин. А вообще-то он всегда таким и оставался, хотя бы отчасти.