Текст: Андрей Мягков
Дмитрий Данилов опаздывал на презентацию в рамках non/fictio№весна, но продажи его новой поэтической книги «Как умирают машинисты метро» начались, не дожидаясь автора. «Можно с карточки?» – спросил у сотрудницы издательства «Городец» бородатый мужчина, сидевший рядом со мной. «Конечно», – ответила она; невесть откуда возник платежный терминал, затрещали рвущиеся чеки.
«Никто из нас не Дмитрий Данилов, мы его все вместе ждем, – начал свой конферанс переводчик и шеф-редактор «Года Литературы» Михаил Визель; он должен был выступать в роли модератора, а получилось, что на разогреве. – Читать стихи Данилова я не буду, давайте просто спрошу у первого ряда, зачем вы пришли на презентацию». Девушка с первого ряда тут же призналась, что «повелась» на название книги – очень уж интригующее.
Визель тем временем отправился в путешествие по фильмографии Дмитрия Алексеевича: «Мы знаем Данилова-драматурга, по пьесам которого сняли уже два фильма. Первый – «Человек из Подольска», а как второй называется я, честно говоря, забыл...» Бородатый мужчина, сидевший рядом со мной, предположил, что речь идет о пьесе про Сережу. «"Сережа тупой"… Очень тупой?» – уточнил Михаил. Коллективно подтвердили, что очень.
Взгляды, разбрасываемые по сторонам, не в силах отыскать Данилова: за спиной автора мы начинаем обсуждать его поэзию. Она, по мнению Визеля, хоть и зачастую ассоциируется «с проборматыванием, с недостихами, недоверлибрами», но здорово «отражает наше время» – и, несомненно, является именно поэзией.
«Сейчас у нас все плохо, сейчас у нас все очень плохо…», – все-таки продекламировал Михаил в качестве примера, когда время читать стихи все-таки пришло. «Читаешь – ну да, экая новость», – заключил он; даром что стихотворение еще допандемийное.
Уж полночь близится, а Данилова все нет – так договорились и до прозы: «Сейчас Данилов больше всего известен как драматург, <…> но известен он и как авангардный писатель». Причем не только в России: вспомнили, как Дмитрий Алексеевич получил итальянскую Pegasus Literary Awards, вручаемую в городе Каттолика, за перевод его «Горизонтального положения». Итальянский издатель возил тогда Данилова по Италии, и повсюду, в какой бы маленький город он ни попадал, Данилов встречал там свой роман. Издательство, перетолмачившее «Горизонтальное положение», небольшое, и для России это действительно удивительно – у нас такие книги редко добираются до провинциальных книжных.
История хорошая, но все хорошее, как известно, имеет свойство заканчиваться – а импровизированный стендап продолжать надо. В отчаянной попытке найти соратника Визель на всякий уточнил: вдруг кто-нибудь успел ознакомиться с книгой? Тишина – которая, как тут же признал Михаил, закономерна: «Книга буквально вчера пришла со склада – ее гнали к нон/фикшну».
«Мне уже хочется как Деду Морозу закричать «Снегурочка!» – но я понимаю, что это не поможет», – с хорошо скрываемым стоном поделился Визель своими переживаниями. Аудитория послала ему лучи поддержки.
В порыве солидарности все вместе вспомнили сюжет пьесы «Сережа очень тупой». Вспомнили бы, наверное, и остальные, но тут пришла радостная весть – Данилов приехал.
– Ну и где же он? – Визель протяжно посмотрел налево – туда, где расположился главный вход на ярмарку.
– На входе – ответила сотрудница «Городца».
– Ну мы, собственно, уже все сказали – можно переходить к водным процедурам – ответствовал Михаил. И радостно вспомнил, что сотрудница «Городца» – которую все это время звали Анастасия Козакевич – работала над новым сборником Данилова как редактор. Пришлось ей подключиться: «Я вообще считаю, что поэзия Данилова – это концентрированная его проза. <…> Казалось бы, песнь одного приема – но на самом деле она очень разная…».
Стопка книг меж тем тает – к моменту, когда Данилов наконец приходит, их остается всего четыре.
Дмитрий тут же извиняется – оказывается, он прямо сегодня заболел; по всему видно, что ему искренне неудобно перед читателями. Бородатый мужчина, сидящий рядом со мной, реагирует на весть о болезни Данилова протяжным нецензурным междометием. Начинается, собственно, презентация.
Что для Данилова поэзия? Он предлагает два варианта ответа. «Первый подсказал Гаспаров – текст, написанный в столбик, а не в строчку». А второй – это не столько ответ, сколько вопрос о сути искусства: «Все, что автор назовет искусством, мы будем вынуждены признать искусством. <…> Если автор напишет текст, состоящий из последовательности знаков препинания… и скажет, что это поэзия, мы должны будем признать, это – поэзия»
Как Данилов определяет, в каком жанре писать – ведь он успешно занимается и прозой, и поэзией, и драматургией? «С поэзией все понятно – приходит импульс, и ты понимаешь, что это стихотворение». А вот и проза, и драматургия – это «более головное, медленное искусство. <…> Между прозой и драматургией бывает, стоит подумать, для чего эта идея больше подходит».
Между делом выясняется, что экранизация пьесы «Сережа очень тупой» не планируется – мы все перепутали. Бородатый мужчина, сидящий рядом со мной, разочарованно хмыкает.
Визель снова вспоминает стихотворение «Сейчас у нас все плохо, сейчас у нас все очень плохо», и интересуется, что же это такое было – провидение, совпадение? «Мы просто любим говорить, что у нас все плохо. Понятно, что Россия – страна большого количества проблем, и все всегда плохо – в разных областях. И я хотел передать такую простую мысль, что то, что нам кажется сейчас плохо – мы будем со слезами потом вспоминать. <…> У меня уже довольно давно такое ощущение, оно сопровождает меня по жизни – что человеческую жизнь от кромешного кошмара <…> отделяет тоненькая пленка. Ты сейчас сидишь в кафе, пьешь виски, кофе и расплачиваешься бесконтактной картой – а завтра случится то, что Бунин в "Окаянных днях" описывал…»
Вопрос из зала спровоцировал короткую дискуссию о темной изнанке соцсетей: «Я сейчас стараюсь [в них] писать поменьше. Особенно фейсбук (платформа, принадлежащая экстремистской организации Meta, запрещенной на территории РФ) этим отличается, – признался Данилов, – напишешь, что солнце светит, и придет человек сразу, особенно остро чувствующий трагизм бытия, и напишет: да как ты можешь, когда…»
«Вот здесь одно стихотворение – «Коммуникация» – я его воспринимаю как медленный блюз», – поделился своим читательским опытом Визель.
Данилов ответил, что никогда не смотрел под таким углом, но вообще-то однажды в Америке ему часа три читали лекцию о блюзе, и за это время жанр ему окончательно «осточертел». «Я к блюзу ничего, кроме раздражения, не испытываю. Так что блюз я не собирался писать, но, может быть, получилось». Такая вот коммуникация.
А что там с творческими планами? «Творческие планы у меня очень простые: написать несколько театральных пьес на заказ».
Ну а как насчет зарубежных успехов? «Зарубежные успехи у меня очень скромные – хотелось бы, четно говоря, побольше». Ведь «даже если тысяча македонских читателей со слезами благодарности прочитали твою книгу – это не значит примерно ничего», европейскую известность приносит только успех в Германии или, например, во Франции.
Так для чего же вообще пишет Данилов? Чтобы иметь успех в Германии? «Да ну что ты. Писать, чтобы иметь успех в Германии – это надо к доктору идти. <…> У меня просто возникает ощущение, что этот текст должен быть. И только я его могу сделать. А дальше уже от меня не зависит, будет ли громкий уcпех», – отвечает Данилов. И добавляет: «В Македонии».