Интервью: Сергей Князев
Что общего у этой книги с вашими предыдущими – и в чем отличие?
Елена Калашникова: Это три книги интервью. Жанр интервью, разговора, диалога, беседы – мой самый любимый. Я не только записала очень много интервью, но и анализировала этот жанр. В 2004-м в журнале «Новое литературное обозрение» появилась моя большая статья «Пьесы на два голоса в декорациях времени (обзор вышедших в 1990-е — 2000-е годы сборников интервью писателей)», а в 2009-м в сетевом «Частном корреспонденте» – «Мода на диалоги».
До публикации все интервью я показываю своим собеседникам или их наследникам: они могут вносить правку, что-то убирать. То есть все, собранное в трех моих книгах, завизировано дважды или трижды – перед первой публикацией и перед книжными. И это важно для меня. Мне приходилось встречаться и с такой реакцией: «Я этого не говорил» (есть запись, можно проверить) или «Я против публикации» (и я не публиковала).
Главные и самые любимые мои собеседники – переводчики художественной литературы. В первой книге, «По-русски с любовью. Беседы с переводчиками» (М.: Новое литературное обозрение, 2008), – 87 русских переводчиков зарубежной литературы. Во второй, Übersetzer sind die Wechselpferde der Aufklärung (Berlin, Frank & Timme GmbH, 2014), – 22 русских переводчика немецкоязычной литературы. В третьей, «Голоса Других», – 14 героев: русские переводчики, художники, писатели, исследователи литературы... Шесть собеседников представлены двумя-тремя интервью, а восемь – одним. В этой книге самый широкий (на сегодня) временной охват: разговор с Соломоном Аптом записан 16 октября 2000 года, а с Еленой Костюкович – 5 декабря 2018 года; он опубликован в книге впервые.
Если коротко и, простите, возможно, грубо: зачем вы составили и выпустили эту книгу? Ведь не затем же, чтобы еще раз напечатать уже выходившие тексты?
Елена Калашникова: У нас с моими собеседниками получились большие, глубокие разговоры, но эти публикации были давно, из общего поля они ушли. У меня нет ощущения, что многое в них устарело. Наоборот: прошедшее с их появления время показывает новые ракурсы и смыслы. Поэтому, надеюсь, много ценного для себя найдут в этих текстах и те, кто впервые с ними познакомятся, и те, кто их уже знает.
Все герои вашей книги – гуманитарии. У вас не возникало желания дать материал с инженерами, учеными-естественниками – в общем, людьми с другим родом занятий и способом мышления?
Елена Калашникова: Не у всех моих собеседников гуманитарное образование: Виктор Голышев, например, окончил Московский физтех, а Илья Кормильцев – химфак Уральского государственного университета. Гуманитарии мне понятнее и ближе, но еще очень важна тема, предмет разговора. Мне интересна фотография, и я сделала большую серию бесед с петербургскими «серебряными» фотографами, то есть с теми, кто работал и работает с пленкой. <...> А вскоре после выхода моей первой книги писатель Дмитрий Бавильский (в то время редактор отдела культуры «Часкора») предложил сделать подобный цикл с современными композиторами. Я отказалась, потому что не разбираюсь в современной музыке.
В выходных сведениях вашей новой книги написано: научное издание. Что имеется в виду?
Елена Калашникова: Я работаю на кафедре Культурологии и социальной коммуникации РАНХиГС, преподаю несколько предметов, и эта книга, «Голоса Других», сделана в рамках институтской работы, одобрена кафедрой для издания. В научном издании могут быть не только исследования, но и публикации источников, новых материалов.
Вы пишете: «Третью книгу я видела продолжением и развитием первой… Сложилось иначе: жизнь — активный соавтор». Что пошло не так, как вы планировали?
Елена Калашникова: Я хотела дать диалоги с русскими переводчиками, которые записала после выхода «По-русски с любовью» – их очень много. «Новое литературное обозрение» взялось за публикацию при условии, что я сокращу тексты примерно в два раза, но Ольга Седакова и Сергей Хоружий не разрешили сокращать свои интервью, и они даны полностью.
Мне очень хочется собрать вместе все свои беседы с русскими переводчиками и поделиться этим богатством с читателями, но как осуществить это большое издание – пока не знаю. На это предложение было несколько отказов от издательств. А есть еще очень интересная серия бесед с зарубежными переводчиками…
У вас были учителя (возможно, заочные) в жанре интервью?
Елена Калашникова: Были те, кто как-то влиял. Примерно по хронологии: 1) «Диалоги с Иосифом Бродским» Соломона Волкова; 2) Татьяна Бек. Я училась в Литинституте на отделении поэзии, в семинаре Татьяны Бек и Сергея Чупринина, и после института она позвала меня делать беседы для рубрики «В творческой мастерской» журнала «Вопросы литературы». Она называла себя «беседщицей», многие замечательные диалоги есть в ее большой прекрасной книге «До свиданья, алфавит»; 3) «В актерской студии» Джеймса Липтона – серия встреч с американскими актерами, режиссерами и сценаристами; 4) сборники бесед Бродского, Набокова, Пригова, Борхеса, Чарльза Буковски, Сержа Генсбура, Тома Уэйтса, Вуди Аллена…
Что вы узнали о себе, когда брали эти интервью? Чему научились, в том числе у ваших собеседников?
Елена Калашникова: Мне интересны другие, даже так: Другие. Мои собеседники вызывают у меня много уважения и восхищения. Вижу очень разные проявления таланта и красоты. Учусь терпению.
У вас есть гипотетический (или реальный) образ читателя этой книги?
Елена Калашникова: На презентациях и встречах вижу потенциальных и реальных читателей и спрашиваю, почему им это интересно. Читатели моих книг – из разных поколений, но больше, конечно, среднего и старшего. Если человек не очень «в теме» и впервые видит «Голоса Других», то обычно оживляется, встречая на обложке фамилию Кормильцева – знакомого им по песням «Наутилуса Помпилиуса». А после презентации в культурном центре «Покровские ворота» ко мне подошли за автографом мама с дочерью. Я спросила, почему их заинтересовала эта книга, и на следующий день получила письменный ответ. О книге узнала мама, заинтересовалась, они пришли на встречу, купили ее, и мама тут же начала с ней знакомиться. Первым был разговор с Мариэттой Чудаковой.
Из ее отклика: «Прочитаю все. Интересны воспоминания таких людей. Есть над чем задуматься, особенно в современных реалиях. У Чудаковой интересно даже описание воспитания детей в семье. Я собираю военные письма, которые люди распродают. Из них узнаешь и понимаешь больше, чем из учебников истории. Воспоминания в вашей книге бесценны». [Так что] кому-то интересны конкретные личности, а кому-то, кто знает меня, был на встречах с переводчиками, которые я делала в Москве и других городах двенадцать лет, – вся книга.
Какое интервью было самым трудным? И какое самым комфортным?
Елена Калашникова: Если говорить именно про эту книгу, очень непросто было с Эдуардом Лимоновым: он сильно опоздал, пришел с охранником, держался отстраненно. Задолго до личного знакомства с Алексеем Хвостенко я заслушала «до дыр» его песни, первая была «Конь унес любимого» – про автора я ничего не знала. У Хвостенко не было тогда российского гражданства, потом ситуация изменилась, и я очень хорошо помню солнечный апрельский день, когда шла на интервью – в винный бутик на Краснопролетарскую улицу. Алексей Львович отвечал довольно односложно, от него исходило ощущение усталости. Его спутница хотела, чтобы все получилось, и через некоторое время мы встретились у нее дома. Интервью закончилось совершенно неожиданно: Хвостенко вышел из себя, услышав мой вопрос, как они с постоянным соавтором сочиняли тексты... У меня было ощущение полного провала. Намного позже всю эту ситуацию я увидела иначе: как мне повезло, что я с ним встретилась, и получилось два больших разговора (с разницей почти в месяц) — за полгода до его ухода.
Остальные собеседники были открыты и доброжелательны. Встречи с Соломоном Аптом, Ниной Демуровой, Борисом Дубиным, Леонидом Шварцманом вспоминаются с особенной радостью и теплом.
Часто ли бывало так, что герои с удовольствием рассказывали вам что-то, что просили затем не печатать? Иными словами, хотели высказаться, что-то сформулировать, но не публично.
Елена Калашникова: Было такое. Например, Соломон Апт был готов ответить на вопрос про переводчика, которого хорошо знал, но без записи. Были и другие случаи. Сейчас, спустя много лет и даже десятилетий, у меня нет ощущения, что из-за самоцензуры моих собеседников наши интервью много потеряли.
Интервью поставлены в алфавитном порядке – по фамилиям героев. Если, отбросив политкорректность, вам нужно было бы подчеркнуть какие-то внутренние рифмы, подсветить сюжет книги, то в каком порядке вы бы поставили эти тексты?
Елена Калашникова: Когда я думала про композицию и структуру, сразу пришел хронологический принцип: он показывает мой собственный путь как личности и интервьюера. Каким бы прозрачным стеклом я ни была, к читателям голоса других приходят через меня.