Текст: Андрей Цунский
Для современного молодого читателя имя Мариэтты Чудаковой говорит немного. Кому придет в голову, что когда-то литературовед мог быть так же популярен, как… ну не скажу Макаревич, конечно, но уж точно как Борис Гребенщиков. Впрочем, и эти имена молодому человеку современному говорят едва ли многим больше. Когда-то ее имя было для думающих людей чем-то вроде сигнала опознавательной системы «свой-чужой».
Интеллектуалы всегда стремились искать «своих». В Москве, в Питере – им было попроще. В Ленинграде был воспетый Бродским кинотеатр «Спартак», был ДК Кирова, где собирался джазовый клуб «Квадрат», был легендарный «Сайгон», наконец. В Москве таких мест было еще больше - не перечислить.
А в провинции это узнавание происходило на редких киносеансах «Зеркала» Тарковского или «Великолепной семерки» в окраинных домах культуры (не смущайтесь, что фильмы такие, мягко говоря, не похожие, – общее у них было то, что они не были в официальном тренде). Узнавали друг друга по музыке, доносящейся из окна. А еще можно было узнать «своего» в библиотеке – если сидел читальном зале человек с толстой пачкой книг, и среди них – книги Мариэтты Чудаковой... О чем книги? Да каждый сразу понимал, о чем! Чудакова – это о Булгакове, а если кто-то читает о Булгакове – значит свой. Наивно, скажете? Да. И наивно в том числе.
Булгакова открыла советским людям Мариэтта Чудакова. Не она одна, конечно. Но точные сведения о нем собрала и протянула читателю на книжных страницах именно она.
Что мы тогда знали о Булгакове? Точнее, что вообще было известно о Булгакове до Мариэтты Омаровны Чудаковой?
Энциклопедическое образование
Среди студентов одного провинциального вуза в начале 70-х годов появился термин «энциклопедическое образование». Имелось в виду не то, о чем вы подумали, не обширная эрудиция или огромное количество знаний обо всех сферах. Не так размашисто, но очень интересно.
Знакомый мне лично автор этого термина сам рассказал мне о его появлении. Дома у него была оставшаяся от деда Энциклопедия еще старого издания, не последнего, красного, и даже не синего, а коричневого, с кожаными корешками. Открываешь такое издание и ищешь фамилию знакомого писателя. Например: Булгаков. Читаешь:
БУЛГАКОВ, Михаил Афанасьевич, беллетрист и драматург. Род. в 1891 в Киеве. Окончил в 1916 медицинский факультет Киевского ун-та. Писать начал в 1919. Работал в газетах репортером и фельетонистом, сначала в провинции, затем — в Москве. Годы 1921—23 жил за границей, где сотрудничал в берлинской сменовеховской газете «Накануне». (Кстати – за границей Булгаков не был никогда. Поздравим граждан соврамши).
С 1925 начинает приобретать литературное имя своими рассказами (изданными в дальнейшем отдельным томом — «Дьяволиада»), романом «Белая гвардия» и пьесами «Дни Турбиных» и «Зойкина квартира». В «Белой гвардии» и «Днях Турбиных», изображая белогвардейщину на Украине, лично пережитую автором, он пытается свалить «вину белогвардейства» на генералитет и др. руководителей движения, изображая рядовых белогвардейцев доблестными и политически честными.
Тенденциозность проявилась уже в том, что автор взял сюжетом для этих вещей гетманщину, где белогвардейцы были преданы Скоропадским, а не деникинщину, во время к-рой сущность белогвардейства вскрылась с особой яркостью и полнотой. Обе пьесы Б. имели успех, который можно лишь в очень слабой степени связать с художественными достоинствами их: главное в этом успехе следует приписать прекрасной игре актеров 1-го Художественного театра («Дни Турбиных») и театра им. Вахтангова («Зойкина квартира»). Формально Б. следует двум струям рус. дворянской литературы: в разработке мотива умирания дворянства («Белая Гвардия» и «Дни Турбиных») он продолжает линию реалистического романа; в изображении советской действительности («Дьяволиада», «Зойкина квартира») — Б. пользуется приемами юмористической повести. В большинстве последних произведений Б. использует теневые стороны советской действительности в целях ее дискредитирования и осмеяния. Такой характер устремлений ставит Б. на крайний правый фланг современной русской литературы, делая его художественным выразителем правобуржуазных слоев нашего общества».
Заметим. О «Мастере и Маргарите» - ни слова.
Но главное – в энциклопедии писателя ругали. А, следовательно, что? Правильно. Это значит - нужно читать. Все, что удастся найти. Читая тех, кого ругают в официальной энциклопедии, можно получить особенное - энциклопедическое - образование.
Всем, кто пытается внедрить «единообразный» взгляд на что бы то ни было, не стоит обольщаться насчёт того, что о них думают. Даже категорически не согласные друг с другом по всем вопросам люди считают таких «унификаторов» круглыми дураками. Заметим – не без оснований.
Контурная карта
Но если отбросить сумасбродные статьи в идеологически выдержанных энциклопедиях, то что же было о Булгакове известно даже специалистам и преподавателям провинциальных вузов?
Что это был писатель, который родился в Киеве, и отец его был не то священник, не то богослов (разница между этими понятиями ясна была не всем). Тут же к чему-то возникал (у особо эрудированных читателей) какой-то философ Сергей Булгаков, уж не родственник ли? А тот, в смысле не философ, Булгаков был врачом и работал в какой-то страшной провинциальной больнице. Что вроде как был наркоманом (если судить по «Запискам юного врача»). Что в Москве работал в театре и написал пьесу «Дни Турбиных». Вроде бы эту пьесу любил Сталин. А дальше обыватель может фантазировать, ему вполне достаточно того, что ему сказал один знакомый, что у его одного друга друг был тогда капитан дальнего плавания, который рассказал ему, что видел в Париже этого самого Булгакова пьяного в стельку вместе с Керенским, Высоцким и генералом Власовым в ресторане на пляс Пигаль, причём видел точно, потому что врать ему незачем. У нас верят иногда и не в такое. «И прослезился».
Мариэтта Омаровна Чудакова родилась в семье, где, по ее собственным словам, царил культ науки. Причем науки академической – а стало быть, опирающейся на факт и источник. Когда пишется академическая работа – будь то статья или диссертация, от автора истинно академическое сообщество требует точнейший список литературы, причем не просто с указанием автора и названия. Еще и не всякое издание даже очень известной книги годится для цитирования. Только проверенное, «каноническое» издание, причем с указанием страницы. Источник – если только источник проверен, сведения задокументированы, когда на него есть ссылки в других научных работах. Документы должны быть зарегистрированы, если хранятся в архивах – извольте назвать архив, хранилище, папку и номер.
Открытие страны Булгакова
Перед исследователем творчества Булгакова Мариэттой Омаровной Чудаковой стояла практически неразрешимая задача. Что у нас было написано о Булгакове? Ничего. В архивах она проводила время от открытия до закрытия. Первой краткой биографией Михаила Афанасьевича стал обзор архивных документов «Архив Булгакова. Материалы для творческой биографии писателя». И свет он увидел только в 1976 году. И вместо положенных по форме такого обзора трех печатных листов у Мариэтты Омаровны получилось одиннадцать с половиной.
Кстати, она не могла написать, что делал в Булгаков на рубеже двадцатых годов во Владикавказе. Никто не знал. Жены и родственники стоически молчали. А Булгаков был военным врачом - в Белой армии.
Только потом Мариэтта Омаровна выяснила у Татьяны Николаевны Лаппа, первой жены Булгакова, что писатель собирался уходить со своей частью, но заболел тифом. Вести его в Крым, а затем в эмиграцию, как он хотел, было невозможно.
Сбор сведений, воспоминаний, свидетельств нужно было начинать с нуля, добиваться доверия собеседников, убеждать в необходимости собирания подлинных фактов и слов писателя.
Насколько скрупулезной была с ее стороны эта работа? Полтора месяца 1969 года она провела в обществе Елены Сергеевны, вдовы Булгакова – только с короткими перерывами на ночь. Ходила к ней как на работу, хотя – почему "как"? Это и была ее работа. Каждую страницу булгаковских черновиков она держала в руках, могла бы узнать их с первого взгляда. По приметам и качеству печати могла узнать машинистку, печатавшую то или иное произведение. Она сосчитала количество букв во всех уцелевших фрагментах черновиков романа, который потом станет «Мастером и Маргаритой», подставляла в предложения слова из нескольких вариантов - и постепенно реконструировала первую версию «романа о дьяволе». Булгаков часто повторял многие предложения из одного варианта в другой. Но Мариэтта Омаровна сама установила себе норму – восстанавливать не более четырех страниц в день – больше было невозможно держать внимание в состоянии необходимо высокой концентрации. «Держать в голове частотный словарь Булгакова».
Благодаря ее труду мы знаем, что в первой редакции романа еще не было в замысле ни Мастера, ни Маргариты.
Кинорежиссерам, кстати, удавалось начать и закончить работу над фильмами по этому роману за несколько месяцев. У режиссера источников не спрашивали, а если спрашивали, они ссылались… на Мариэтту Чудакову.
Сколько она порасспросила булгаковских знакомых – близких и не очень, открыла недоступных и никому не известных документов, фактов - неописуемо. Во время этой работы случалось, кстати, и немало курьезов.
Реабилитация доносчика
Некий Эммануил Жуховицкий, по официальной профессии переводчик, обслуживал Булгакова персонально – по главной профессии, как информатор НКВД. Михаил Афанасьевич быстро понял, зачем к нему набился в знакомые этот человек, и поражался: «Ну надо же было закончить Оксфорд, чтобы потом здесь…» - и стучал пальцем по столу. И даже позволял себе над ним издевку – в то время стукачи «персональные» и платные должны были подавать в день... ну трудно это как-то назвать. Беседы. Получения информации. Сбора материала. Булгаков любил задержать Жуховицкого допоздна, и когда тот уже собирался не просто уходить, а бежать вприпрыжку, вдруг говорил: «Скоро хочу поехать с Еленой Сергеевной в Европу». Жуховицкий немедленно отыскивал повод задержаться и начинал расспрашивать: «Как это в Европу? Как это с Еленой Сергеевной?» Вдвоём мужа и жену тогда за границу не выпускали. Булгаков весело приговаривал: «Нет, я привык в Европу только с Еленой Сергеевной ездить!» Стукач удалялся писать донесение на Лубянку. Ненормированный у него был рабочий день. Иногда Булгаков даже просил жену позвать «этого подлеца, а то что-то скучно».
Материалы о Жуховицком разыскивала Мариэтта Омаровна. В стране перевернутых смыслов биографические сведения о писателях надежнее всего хранятся в архивах политической полиции.
Однако Жуховицкий, изрядно потрудившийся на это ведомство, не избежал его же «объятий» - в декабре 1937 года он был расстрелян как шпион. Когда обстоятельства изменились, во время перестройки литературоведам стали выдавать архивные сведения и дела. Однако дело Жуховицкого оказалось даже не на Лубянке, а в военной прокуратуре – он ведь был осужден за «шпионаж» и не реабилитирован. Начальник их архива военной прокуратуры сообщил Мариэтте Омаровне, что обычно реабилитация проходила по ходатайству родственников, вот только за этого персонажа не попросил никто. Мариэтта Омаровна поинтересовалась – а кто бы мог похлопотать за Жуховицкого, и услышала – «Например, вы!» Она тут же написала заявление и через несколько дней получила доступ к документам. Совесть ее не мучила – даже такое малопочтенное существо, как платный осведомитель, не заслужило расстрела за то, в чем виновно не было. Поучительная история для доносчиков – даже посмертной реабилитации один из них удостоился только благодаря тому, на кого доносил.
Преимущества диктатора
На встрече с поклонниками творчества Булгакова в библиотеке имени Назыма Хикмета в 1968 году Мариэтта Омаровна рассказала собравшимся, что Сталин был на спектакле «Дни Турбиных» больше десяти раз. Она спросила, нет ли среди присутствующих тех, кто побывал на одном из тех спектаклей. Оказалось, что были – пожилая супружеская пара. Мариэтта Омаровна спросила: «А можете ли вы предположить, почему Сталин столько раз приходил на эту пьесу?» Зрительница немедленно воскликнула: «Что тут думать! У него же билеты были! Я достала только на пять представлений, и на все ходила! Вы не представляете, какой это был спектакль!»
Как Мариэтта Чудакова «бросила тень»
Когда времена изменились и о Булгакове писать стало сперва можно, потом – модно, а главное – выгодно, появилось немыслимое количество публикаций, где факты стали вопреки закону Ломоносова - Лавуазье появляться из ничего и исчезать бесследно по желанию пишущего.
Кто-то начал говорить о Булгакове с пренебрежением, мол, «у каждой дурочки есть теперь его книги». У нас любят принадлежать к закрытым клубам и избранным сословиям. Если какого-то автора полюбят все – «узкому кругу» он сразу неинтересен. Что делать, оригиналы часто очень… предсказуемы.
Кто-то нападал на Булгакова с позиций своего понимания веры, причем вера у них распространяется на все подряд, включая цвет бутс у футболистов и светскую литературу, а чувства вечно оскорблены. Тоже ничего неожиданного.
А кто-то создавал культ писателя. Булгакова вымыли, причесали, выщипали ненужные цитаты и целые страницы, присыпали пудрой – потом подумали и заменили косметическую пудру на сахарную, добавили шоколадный терновый венец с кремовыми розочками. Жен Булгакова изобразили милыми пышечками-ангелами, все его разговоры сделали умильным сиропом. Обыватель с кондитерским шприцем не может себе представить ничего реального. Героический солдат для него – какой-то Айболит с пулеметом, одною рукой изящно разящий, а другой раздающий раненым врагам подарки. Писатель – гуру, наделяющий читателя выпечкой с предсказаниями.
Булгаков знал о солдатах не понаслышке. Мариэтта Чудакова знала Булгакова не только по восторженным рассказам. Она писала и о том, почему Булгаков сделал свою Маргариту ведьмой. Связь его многих знакомых с НКВД и ГПУ она раскрывала убедительно и доказательно. И тут же Мариэтту Омаровну начали ругать. За то, что «бросила тень», «оскорбила память», «осквернила» и пр.
Не буду здесь приводить примеры подобной «полемики» и «критики». Не потому, что не хочу бросить тень. А потому, что хочу, чтобы вы сами все это прочитали. Интернет ничего от вас не скроет. Не слушайте и не верьте – сопоставляйте факты и проверяйте источники. Самое отвратительное преступление для человека думающего – отказаться от мышления. Это можно сделать по-разному, но самый простой способ – отвечать на сложные вопросы с чужого голоса или найти свои, но вполне ожидаемые и «соответствующие» формулировки. Впрочем, это уже не о мышлении, а о дрессуре и условных рефлексах.
- Я не могу сказать, что меня сформировал какой-то один писатель. Это было бы просто смешно.
- Люди потеряли разницу между мыслью и эмоцией. «Ну не нравится мне эта Меркель» - это эмоция, а многие принимают ее за мнение.
- Мне передали отзыв о моем выступлении: «Приехала ученая из Москвы, но она реально нормальная».
- Все ли жены по-настоящему любили Булгакова? Откуда мне знать. В своей бы любви разобраться.
- У нас сетуют, что растет не читающее поколение. Это москвичи видят так своих детей, уткнувшихся в айфон. А во всей стране дети прекрасно читают! Интернет у нас, кстати, не везде хорошо работает.
У нас небывалый расцвет поэзии. Вы знаете об этом? Мы переживаем второй Серебряный век, но большинство об этом даже не подозревает.
Я не общественный деятель. Я активный гражданин.
