Текст: Михаил Швыдкой/РГ
Вовсе не хочу лишать российских граждан, в том числе и тех, кто посещает кинотеатры, не говоря уж о театрах просто, а тем более телезрителей, их законных прав. В равной степени не могу отрицать того, что общественная мораль, пронизывающая все сферы человеческой деятельности, фундаментально важна для нашей жизни. Но цивилизованная юридическая практика предполагает обращение в суд, где истец должен доказать ответчику, что последний нарушил тот или иной закон созданным и, что еще более важно, распространенным публично произведением.
Но смею полагать, что даже вердикт Верховного суда, в котором вершат правосудие признанные юридические мэтры, вряд ли со стопроцентной безупречностью сможет ответить на вопрос, что более властно определяет то или иное правонарушение — социум, где оно совершено, или отражение этого социума в художественных произведениях — литературных, сценических или экранных.
Не стал бы излагать все эти весьма банальные, незатейливые соображения, которые повторяют из века в век, если бы они не требовали напоминания. Страсти, которые сегодня разгорелись вокруг сериала Жоры Крыжовникова "Слово пацана. Кровь на асфальте", заставляют вспомнить обсуждение "Калины красной" Василия Шукшина, когда влиятельные юристы с высоких трибун утверждали, что в СССР утверждение справедливости возможно только в рамках действующего законодательства. И на этом основании требовали запрета фильма, который стал отечественной киноклассикой. Они увидели в нем прославление "понятийных" блатных разборок, которые не могут подменять социалистический правопорядок. И то, что они могут послужить дурным примером для молодежи.
И надо было доказывать, что не только искусство, каким бы великим оно ни было, моделирует жизнь, но само бытие прежде всего формирует человеческое сознание, в том числе и сознание художника. За последние десятилетия не было ни одного значительного фильма или сериала, — будь то "Брат 2", "Бригада" или "Ворошиловский стрелок", которые бы не вызывали идеалистических утверждений о волшебной силе искусства, способного изменять окружающий мир. Правда, как правило, в худшую сторону, заставляя неокрепшие души следовать дурным примерам.
Повторю, эти дискуссии совсем не новы. Еще в античности уважаемые граждане Афин не жаловали Еврипида и тем более Аристофана уже потому, что они не спешили повторять за Софоклом: "Много есть чудес на свете, / Человек их всех чудесней!" Более того, предлагали публике сюжеты вроде "Медеи" или "Лягушек", где все человечество и отдельно взятые люди вряд ли могли быть примерами для подражания. И тем не менее, над разгадкой тайны, которая двигала женщиной, из-за страсти к любовнику лишившей жизни двух своих детей, ломают голову по сей день! И не самые последние писатели, которые вовсе не были озабочены тем, чтобы явить дурной пример человечеству! И хотя в IV веке до нашей эры до марксизма было еще очень далеко, Аристотель в своей "Поэтике", анализируя и обобщая опыт великих драматургов, писал о том, что художники подражают природе – в высших и низменных ее проявлениях. Это писал необычайно чуткий, гениальный философ, который высоко чтил эпос Гомера, где был создан миф о "златокудрой Греции", как и в образах идеальных греческих богов и героев, сочиненных великими скульпторами – Фидием, Поликлетом, Праксителем.
Но в отличие от более поздних мыслителей и практиков он, судя по всему, не был сторонником нормативной эстетики. Она появляется уже в Средние века, определяемая религиозными концепциями мироустройства, а затем, по мере развития государственных структур – на Западе и на Востоке, – набирает весьма серьезную силу. Но, к счастью, не универсальную. И не повсеместно. Не случайно Вольтер, который, как известно, был поклонником британской системы государственного устройства и мечтал о просвещенной конституционной монархии во Франции, назвал Шекспира "пьяным дикарем". Прежде всего потому, что автор "Гамлета" и "Короля Лира" не вписывался в каноны классицизма, а его герои вели себя неподобающим образом.
Вольтер не слишком жаловал кардинала Ришелье, но не мог не отдавать ему должного. Именно Ришелье, один из ключевых архитекторов французской монархической государственности, был одним из творцов классицизма, который он хотел поставить – поставил! – на службу Франции. И поэтому он позволял себе выговаривать Корнелю за то, что в "Сиде" тот недостаточно соблюдает закон триединства, а его герой позволяет себе не всегда поклоняться идее служения королевской власти. А это, как известно, дурной пример в стране, где монарх должен уничтожить вольницу феодалов. Но и Ришелье многое упускал из виду. Скажем, проблемы деторождения его не волновали и он не требовал от писателей уделять им внимание.
Простите, что забрался в исторические дебри уже после того, как проблема со "Словом пацана" сошла на нет. Рад, что в этом сериале – снятом при всей остроте темы в традициях отечественного школьно-подросткового кинематографа – компетентные органы не нашли ничего предосудительного. Трагические события в учебных заведениях Ивантеевки, Казани и Новороссийска произошли задолго до выхода этого сериала в свет.
Спору нет, искусство, его герои влияют на общественное сознание. Но не надо надеяться на то, что они способны противостоять могуществу реального бытия.