Текст: Михаил Визель
Мы немного нарушаем хронологию пушкинских писем переломного 1824 года, чтобы точнее ее соблюсти. Потому что 19 апреля (7 апреля по пушкинскому календарю) того года в Месолонги умер Джордж Байрон - "ролевая модель" молодого Пушкина, с кем его прямо сравнивали доброжелатели и недоброжелатели.
Можно нафантазировать, какое впечатление произвела бы эта скоропостижная и неожиданная смерть кумира в 36 лет на 25-летнего Пушкина, узнай он о ней сразу же, в Одессе, на фоне нарастающего личного и концептуального конфликта с Воронцовым ("Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое"). Может быть, он немедленно кинулся бы, как давно порывался, с чужим паспортом на корабль и отправился бы в соседнюю Грецию - проститься со свободолюбивым милордом и продолжить его дело в борьбе за свободу Греции. Наивно, романтично - но вполне отвечало его тогдашнему настроению. И ведь так головы сносило и куда более трезвомыслящим людям - как двести лет спустя описал в своем прекрасном романе "Филэллин" Леонид Юзефович.
Но известие о смерти Байрона доползло из глухой в то время западной Греции в Россию тогда, когда Пушкин уже "свой выбор сделал" - его конфликт с Воронцовым перевалил через апогей, Пушкин написал формальное прошение об отставке - на что, будучи ссыльным, не имел права, и ждал такого же демонстративного шага со стороны "властей" - как он сам называл ту тысячеликую и тысячерукую бюрократическую субстанцию, которая ему противостояла. И настроение у него было соответствующим. О чем он и написал своему постоянному корреспонденту Вяземскому 24-25 июня:
...А у меня голова кругом идет. По твоим письмам к княгине Вере вижу, что и тебе и кюхельбекерно и тошно; тебе грустно по Байроне, а я так рад его смерти, как высокому предмету для поэзии. Гений Байрона бледнел с его молодостию. В своих трагедиях, не выключая и Каина, он уже не тот пламенный демон, который создал «Гяура» и «Чильд-Гарольда». Первые две песни «Дон Жуана» выше следующих. Его поэзия видимо изменялась. Он весь создан был навыворот; постепенности в нем не было, он вдруг созрел и возмужал — пропел и замолчал; и первые звуки его уже ему не возвратились — после 4-ой песни Child Harold Байрона мы не слыхали, а писал какой-то другой поэт с высоким человеческим талантом. Твоя мысль воспеть его смерть в 5-ой песне его Героя прелестна — но мне не по силам — Греция мне огадила.
Злая насмешка судьбы - через 10 лет 36-летнего Пушкина будут укорять ровно в том, в чем сейчас 25-летний Александр укоряет 36-летнего Байрона: "Гений Байрона бледнел с его молодостию". И, конечно, требует расшифровки энергическое замечание "Греция мне огадила". Которую Пушкин тут же сам и дает:
О судьбе греков позволено рассуждать, как о судьбе моей братьи негров, можно и тем и другим желать освобождения от рабства нестерпимого. Но чтобы все просвещенные европейские народы бредили Грецией — это непростительное ребячество. Иезуиты натолковали нам о Фемистокле и Перикле, а мы вообразили, что пакостный народ, состоящий из разбойников и лавочников, есть законнорожденный их потомок и наследник их школьной славы. Ты скажешь, что я переменил свое мнение. Приехал бы ты к нам в Одессу посмотреть на соотечественников Мильтиада и ты бы со мною согласился. Да посмотри, что писал тому несколько лет сам Байрон в замечаниях на Child Harold — там, где он ссылается на мнение Фовеля, французского консула, помнится, в Смирне. — Обещаю тебе, однако ж, вирши на смерть его превосходительства.
Увы - то, что на место пламенных революционеров, рядясь в их тоги и кожанки, быстро приходят разбойники и лавочники, с того времени мы удостоверялись неоднократно. А "его превосходительством" Пушкин со сбивающей пафос иронией называет Байрона потому, что он же был и лорд, и на поэтическом Олимпе занимал место генеральское - требующее, по табели о рангах, соответствующего обращения.
Несмотря на иронию, обещание отозваться на смерть Байрона стихами Пушкин сдержал - но когда уже сам был в глухой северо-западной губернии. О чем немедленно известил всё того же Вяземского в письме от 8-10 октября:
Посылаю тебе маленькое поминаньице за упокой души раба божия Байрона. Я было и целую панихиду затеял, да скучно писать про себя — или справляясь в уме с таблицей умножения глупости Бирукова, разделенного на Красовского.
Это звучит загадочно, но расшифровывается просто: хочется написать нечто бòльшее, чем три пылкие строфы в быстро прославившейся оде "К морю" ("Прощай, свободная стихия!..") — но не хочется писать без надежды на публикацию, или, тем более, сразу держа в голове цензурные ограничения.
А последний раз о смерти Байрона Пушкин вспоминает ровно через год, 7 апреля 1825 года. Пушкин вообще всю жизнь придавал большое значение памятным датам (самый яркий пример - 19 октября, лицейская годовщина). И 7 апреля написал всё тому же Вяземскому:
Нынче день смерти Байрона — я заказал с вечера обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия боярина Георгия. Отсылаю ее к тебе.
Фактически он делает "чек-ин". И не просто извещает об этом Вяземского, но посылает ему материальное подтверждение. Ради чего не поленился заказать бандероль - не засунешь же в обычный конверт маленький хлебец.
Обратим внимание: Пушкин "чекинится" 7 апреля по местному календарю, хотя в Европе оно настанет только через 12 дней. Но дата для него важнее астрономической точности. Что бы он сказал, узнав, что мы отмечаем его день рождения 6 июня, а не 26 мая?
Впрочем, это уже не важно. Важнее следующая строка этого же письма:
«Онегина» переписываю. Немедленно и он явится к тебе.
Речь идет о второй главе - той самой, которая начинается со слов "Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок...". И где, собственно, последовательно проявляются Ленский, Ольга, Татьяна и старушка Ларина. А "очерк нравов" в духе байроновского "Беппо", о чем сам Пушкин честно и писал в предисловии к первому изданию первой главы, вышедшему только что, в апреле 1825 года, становится настоящим русским романом. Уже без каких бы то ни было байроновских следов. Английский поэт умер в Греции - а русский поэт продолжает свое стремительное развитие.