16.06.2024
Пушкин — 225Light

«Как денди лондонский одет...» Герои «Евгения Онегина» неукоснительно следовали прихотливой моде пушкинской эпохи

Что носили в столице и провинции, чем денди отличались от романтиков, а москвички от помещиц — о русской моде 1820-х узнаём из "Евгения Онегина"

Иллюстрации Е.П.Самокиш-Судковской к роману «Евгений Онегин» / wikipedia.org
Иллюстрации Е.П.Самокиш-Судковской к роману «Евгений Онегин» / wikipedia.org

Текст: Ольга Хорошилова, кандидат искусствоведения/ журнал "Родина"

Александр Пушкин, поэт и щеголь, представил на страницах "Евгения Онегина" пеструю картину русской моды 1820-х годов. Мы узнаем, что носили в столице и провинции, чем денди отличались от романтиков, а москвички от помещиц.

Dandy Онегин: "тройка", стрижка и часы с брегетом

Евгений, "молодой повеса", едет из опостылевшего Санкт-Петербурга в деревню проститься с умирающим дядюшкой. Пока он "летит в пыли на почтовых", Пушкин знакомит нас с его прошлым и красивой изнеженной столичной жизнью. Онегин - истинный модник и dandy. Пушкин использует именно это английское слово, дав русский перевод в примечаниях.

Dandy - франт, но с особым английским апломбом. Чтобы им стать, молодому человеку следовало одеваться с небрежным изяществом, запаздывать за журнальной модой, не носить нарочито новых вещей, отличаться необычными или странными деталями (например, очень высокими воротниками или пестрыми галстуками), презирать толпу, иметь скучающий вид и под маской учтивости скрывать нахальство. Основателем и гуру дендизма был британский аристократ Джордж Браммел, о котором Пушкин, бесспорно, знал. Браммелу подражали не только его земляки, но и молодые англоманы в Европе и России. Онегин - один из них. И, кажется, он первый dandy в русской литературе.

Из описаний мы узнаем, что Евгений "острижен по последней моде", то есть довольно коротко, в стиле Гая Юлия Цезаря, чья внешность определяла тенденции парикмахерского искусства в начале XIX века. Как должно светскому человеку, Онегин следит за "красотой ногтей", употребляя для этого десятки разных пилочек и ножниц. Его "уединенный кабинет" украшают прелестные вещицы из Лондона, Парижа и Константинополя. Есть здесь и бронза, и фарфор, "янтарь на трубках Цареграда", "духи в граненом хрустале" и зеркала, возможно, венецианские, перед которыми Онегин проводит "три часа по крайней мере".

Гардеробу своего героя Пушкин посвящает не одну строфу, иронизируя над тем, что русских названий для этих вещей не существует, все они - заимствования из французского и английского языков. Евгений, как и его современники, носит классическую тройку - панталоны, фрак, жилет. В начале 1820-х, времени действия романа в стихах, панталоны носили преимущественно белого цвета и чаще навыпуск. Эту моду, если верить литератору Михаилу Пыляеву, "ввел в Петербурге герцог Веллингтон, генералиссимус союзных войск и русский фельдмаршал, брюки носились со штрипками, называли их тогда "веллингтонами"1. Судя по журнальным гравюрам, они были недлинными, узковатыми для визитов и вечеров и более широкими для загородных прогулок.

Фраки пришли в русскую моду из Британии еще в XVIII столетии. Их крой менялся каждое десятилетие. В начале 1820-х годов их шили двубортными, с высоким воротником и длинными рукавами в форме бараньей ноги (то есть верхняя была довольно широкой в сравнении с нижней, зауженной). Низ фрака доходил до линии талии, а фалды были ниже колен. Цвета предпочитали темные - шоколадный, черничный, тускло-зеленый и черный. Под фрак Онегин надевал жилет - тесный, доходивший до талии, снабженный небольшим карманом для часов. В пушкинское время этот вид гардероба тоже менялся от года к году. Жилеты то кроили слишком узкими, то с небольшим напуском, то с низким вырезом, то с высокой застежкой. В отличие от фраков, их шили из самых разнообразных тканей - однотонного шелка, блесткой парчи, бархата с золотыми или серебряными вышивками, полосатой материи и кашемира с экзотическими восточными узорами. Среди щеголей существовала мода на двойные жилеты - например, под верхний, из скучного белого шелка, надевали нижний - из пестрой персидской или турецкой шали. Истинный франт Онегин вряд ли игнорировал эту тенденцию.

Прогулки занимают значительное место в дневном расписании Евгения. Он много и с удовольствием гуляет по "бульвару", то есть вдоль Невского проспекта, тогда еще обсаженного липами. Это настоящий центр столичной моды. По точному замечанию современника, по Невскому "ходят даже те, кто вовсе не ходит". Здесь узнают последние новости и сплетни, заводят приятные знакомства, хвастаются обновками. Онегин щеголяет по проспекту в "широком боливаре", то есть в шляпе-цилиндре с большими полями. Ее назвали в честь Симона Боливара. Этот лидер освободительного движения в Латинской Америке стал невероятно популярным среди европейских и русских либералов. Шляпу его имени носил и свободолюбивый Пушкин. Евгений, по воле автора, тоже разгуливает в ней, хоть и не слишком интересуется политикой.

Он тянет время на бульваре, "пока недремлющий брегет не прозвонит ему обед". Брегет (Бреге) - фамилия известного парижского мастера, владельца одноименной компании. Он создавал дивные карманные часы и никогда не производил двух одинаковых экземпляров. Некоторые были снабжены репетиром, особым сложным механизмом, который при нажатии на пружинку отзванивал нужное время. Репетир онегинского брегета сообщал своему хозяину время изысканного обеда.

Если часы - это скорее дань традициям и светской моде, то другой любимый аксессуар Онегина, лорнет, - признак дендизма. Лишь истинный франт, которым Евгений, безусловно, был, владел сложным искусством "лорнирования", то есть разглядывания окружающих через лорнет. Это следовало делать непринужденно, украдкой, с выражением скуки и безразличия на лице, но при этом так, чтобы ввести объект внимания в краску. Этому учились годами. Это умел Евгений. Придя в театр, он направлял свой взгляд "на ложи незнакомых дам". Но его лорнет часто оставался "разочарованным" и дамами, и танцовщицами на сцене. Все они ему уже опостылели, ничто не вызывало любопытства. Оставив мишуру столичного мира, Евгений перебрался в деревню. Там он подружился с Ленским, но лишь от скуки, "от делать нечего".

Романтик Ленский: черный сюртук и кудри до плеч

Он - антипод Онегина. Юный, доверчивый, наивный, простодушный. Владимир увлекается немецкой философией и без ума от поэзии. В отличие от Евгения, он получил образование в "Германии туманной", откуда привез "вольнолюбивые мечты, дух пылкий и довольно странный". Он верит в священную дружбу и вечную любовь. Ленский - истинный романтик. Пушкин почти ничего не сообщает о его костюмах. Но упоминает важную деталь - "кудри длинные до плеч". Это один из главных признаков романтического стиля, который в 1820-е годы обрел в России почитателей среди восторженных хорошо образованных молодых людей. В какой-то степени Ленский - их собирательный образ.

Своими кумирами помимо немецких философов, романтики почитали британских поэтов Шелли и Байрона, увлекались готическим средневековьем и мистикой. Потому часто выбирали одежду черного цвета и носили вместо коротких фраков и узких панталон со штрипками длинные сюртуки и довольно широкие брюки, похожие на восточные шаровары. Романтики не "затягивались", то есть не носили корсетов, которыми, как истинный dandy, возможно, баловался Онегин. Тесным воротничкам сорочек они предпочитали свободные расстегнутые воротники, приоткрывавшие шею - их называли "байрон" и "шелли" в честь поэтов, введших их в моду. Вместо скучных белых галстуков и вздорных пестрых косынок-фуляров2 романтики носили черные галстуки, оттеняя ими бледность своих лиц. Считая короткую стрижку (которую носит Онегин) скучной, городской и вульгарной, они отращивали волосы, которые были не только признаком вольнодумия, но и роднили их со средневековыми трубадурами и юными аристократами эпохи Возрождения.

Если денди, подобные Онегину, окружают себя прелестными вещицами и аксессуарами, то романтики вроде Ленского абсолютно равнодушны к украшениям. Они носят лишь один или несколько перстней и кулон с волосами любимой дамы. Часы им нужны вовсе не для того, чтобы узнавать обеденное время, а дабы не забывать о приближении смерти. Век истинного романтика короток. Истинный романтик Ленский погибает от пули Онегина на дуэли.

Модница Татьяна: пестрая шаль и воротник а-ля Медичи

Во второй главе Евгений знакомится с Татьяной. Она живет со своей семьей в поместье. Ларины ведут тихий неспешный образ жизни русских бар и хранят "привычки милой старины" - два раза в год говеют, пекут блины, готовят квас. Мать Татьяны, подобно русским барыням, держит и мужа, и хозяйство в крепком кулаке, ведет расходы, бреет лбы, солит на зиму грибы. Уклад быта, устройство поместья, интерьеры покоев, интересы и темы разговоров - все совершенно провинциальное. И даже младшей дочери Ларины дали не модное столичное, а провинциальное крестьянское имя - Татьяна.

Впрочем, она и ее сестра Ольга пытаются не отстать от моды. Они читают романы Ричардсона и Руссо. В их небольшой библиотеке есть и сочинения Байрона, Вальтера Скотта. Они выписывают модную периодику. Пушкин упоминает "Дамских мод журнал", имея в виду известное французское издание Journal des Dames et des Modes, выходивший с цветными гравюрами и подробными описаниями новинок. Татьяна, возможно, с небольшим опозданием, получает этот журнал и пытается одеваться согласно рекомендациям, делая поправку на семейные "привычки милой старины" и суровый русский климат. Она носит длинные закрытые платья из муслина и плотного шелка с чуть завышенной талией и небольшими фонариками в верхней части рукавов. Ее шею закрывает воротник а-ля Медичи из нескольких слоев белого муслина или перкаля. Она кутается в пеструю шаль с восточным узором, носит шляпы, украшенные цветами из шелка. Зимой вместо пальто-"пелисс", которые рекомендуют французские журналы, она надевает русскую шубку, скроенную с широким запахом на левую сторону и подбитую мехом.

Но думает Татьяна вовсе не о модах, шалях и шляпах, а о любви. Она признается в своих чувствах Онегину, но они остаются безответными. И предприимчивая мать решает отвезти дочь на "ярмарку невест" - в Москву. Там ей находят подходящую пару - "важного генерала". Татьяна становится супругой и княгиней. Исчезают ее прежние стеснительность, бледность, юношеская неловкость. Она преображается, становится похожей на царицу - "нетороплива, не холодна, не говорлива". Своей внешностью затмевает даже безупречную красоту визави, Нины Вронской.

Теперь Татьяна - "верный снимок du comme il faut". Подобно московским аристократкам, она следует французским модам. Онегин обращает внимание на ее малиновый берет. Это симпатичная и говорящая деталь. Береты вошли в моду во второй половине 1810-х годов и стали невероятно популярны в следующее десятилетие во время расцвета стиля романтизм. Берет ассоциировался с XVI столетием, с эпохой испанских Габсбургов и немецких ландскнехтов. Некоторые типы женских беретов 1820-х годов имели разрезы и фестоны во вкусе XVI столетия. Их украшали брошами и перьями. Популярными оттенками этих головных уборов считались алый и малиновый. Такие носила герцогиня Каролина Беррийская, законодательница мод эпохи романтизма. Головной убор Татьяны - безусловное подражание ее стилю.

О том, где она могла покупать вещи, Пушкин сообщает вскользь в седьмой главе, описывая дорогу Татьяны из поместья в Москву. Миновав Тверскую, ее возок пролетает мимо "магазинов моды", то есть мимо Кузнецкого моста, где находились самые известные лавки лучших и преимущественно французских мастеров. Именно там держал свой знаменитый шляпный магазин купец Матиас, клиентками которого были практически все московские и петербургские аристократки. Английская путешественница Анна Листер, о которой уже не раз писала "Родина", тоже посетила его лавку на Кузнецком мосту и оставила любопытный комментарий в своем дневнике: "Большой, симпатичный, очень хороший магазин. Красивый дамасский шелк стоит здесь 10 рублей за аршин. Гроденапль - 6 рублей, а белый гродафрик - 8 рублей, добротный атлас по 8 рублей за аршин, русский шелк по 2 рубля (узкий, похож на саржу, но без добавления хлопка)"3.

Свой малиновый берет, привлекший внимание Онегина, Татьяна могла купить у Матиаса.

Помещичий шик: шлафор и картуз с козырьком

На страницах романа в стихах Пушкин дает ироничные и точные характеристики костюмам и внешности провинциалов. В нескольких строфах он описывает драматичное превращение матери Татьяны, Прасковьи Лариной, из щеголихи в деловую помещицу.

До замужества она говорит с французским прононсом, ревностно следит за модой, носит "очень узкий" корсет. Но выйдя замуж и переехав в деревню, "корсет, альбом, княжну Алину она забыла". Прасковья превратилась в грубоватую хваткую барыню и "обновила, наконец, на вате шлафор и чепец". Шлафор - подобие домашнего халата. Он не имел пуговиц, его запахивали и подвязывали кушаком или поясом4. Шлафор - символ помещичьего быта. В нем русские помещицы коротали утренние часы, принимали гостей, занимались бухгалтерией, домашней работой, обедали, ужинали, словом, жили в нем. Вместо неудобных и неуместных шляпок и беретов барыни носили чепцы - муслиновые, кружевные и утепленные, на вате.

Сосед Лариных Буянов является к ним на праздник "в пуху", то есть в грязной, нечищеной одежде - вероятно, после пьянки. На голове у него картуз с козырьком, любимый головной убор русских помещиков. Среди гостей семейства мелькает и "уездный франтик Петушков" - этот наверняка следит за модой, но вечно за ней не поспевает и перебарщивает то с высотой взбитых локонов, то с длиной фрачных фалд, то с теснотой облегающих панталон. Он - карикатура на журнальную моду. Комичен и форейтор (кучер) Лариных - он в летах и носит бороду, хотя по правилам хорошего тона форейторами служили безусые мальчики.

В "Евгении Онегине" Пушкин, как бы полушутя, между делом, представил три мира моды - столичный, в котором задают тон денди, провинциально-московский (мир Ленского и Татьяны) и помещичий, в котором здравый смысл соседствует с мещанскими чудачествами и народным стилем.

  • 1. Пыляев М.И. Старое житье. СПб., 1897. С. 104.
  • 2. Фуляр - легкая, мягкая ткань.
  • 3. Хорошилова О.А. Джентльмен Джек в России. Невероятное путешествие Анны Листер. М., 2022. С. 93.
  • 4. Подробнее см.: Кирсанова Р.М. Розовая ксандрейка и драдедамовый платок. Костюм - вещь и образ в русской литературе XIX века. М., 1989. С. 277-278.