Текст: Андрей Васянин
Подарочное красно-черное издание готовила к выпуску редакция КПД, триумвират Колобродов-Прилепин-Демидов, и обсудить с публикой завершение работы по единственному и наиболее полному на сегодняшний момент собранию поэтического творчества Эдуарда Лимонова в заполненный амфитеатр выставки non/fictioNвесна пришли все трое.
— При всем несогласии с Лимоновым, раздражении от него или согласии с ним, восхищении от него, о Лимонове хочется и любопытно говорить, — начал в своем привычном безапелляционном тоне Прилепин.
Начавший читать Лимонова с 15 лет, сбором произведений своего кумира он начал заниматься, когда Лимонов был жив. Прилепин, по его словам, встречался с его парижскими и нью-йоркскими знакомыми, хранителями лимоновских рукописей, перепечатанных на машинке первых самиздатовских книжек. И этот корпус стихов все ширился и ширился.
— Когда я принес все к нему домой и стопки рукописей скрыли под собой стол, то Эдуард Вениаминыч ошалел от того, сколько он умудрился в молодости написать.
Колобродов-Прилепин-Демидов дособрали, додумали, доделали это собрание и оформили его в 4 больших тома. Заполненные стихами из 11 сборников и пяти поэм и около семисот ранее не издававшихся в России стихотворений Лимонова, написанных им в основном в доэмигрантский период.
— Захар когда-то нашел отличное определение: это стихи ребенка, — вспоминал Алексей Колобродов. — В этом четвертом томе – стихи позднего Лимонова, уже старого человека, который не меняет своего детского отношения к жизни, не перестает кайфовать от этой жизни, не перестает ее осмысливать.
«Маленькие детки / Мимо проходили. / Вкусные котлетки / В сумке проносили / Рыжий-полосатый, / Хвост подняв трубою, / Замяукал сладко, / Взяли чтоб с собою», — тут же продолжил детскую тему устами Эдуарда Лимонова поэт Олег Демидов.
Разговор в амфитеатре с поэзии неизбежно выруливал на политику («когда он вернулся с Запада в Россию, он говорил, он кричал – не верьте Америке, вы не знаете ее, вы не знаете Европу, они, прежде всего хищники, ими и останутся!»), плавно возвращался на лимоновскую строфику. Которая могла быть и ровной, и рваной, лишенной рифм и идеальной, составной и ассонансной...
— Не надо его осуждать! – убеждал амфитеатр Захар Прилепин. — Лимонов был русским традиционалистом, а русская традиция это не только капуста в бороде, но и скоморошество и юродство!
Участники дискуссии убеждали собравшихся покупать книги, и не обязательно все три тома, это дорого. Можно и один – на томах нет номеров, – и это будет просто красивый и толстый том хорошей поэзии.