Текст: Ольга Лапенкова
Население планеты увеличивается рекордными темпами. Всего каких-то двести лет назад нас был один миллиард – и пожалуйста, в 2025-м нас уже восемь миллиардов. За день в мире рождается около 400 тысяч человек, из которых около пяти тысяч – в России. Сколько из них становится поэтами, доподлинно неизвестно, но если предположить, что поэты (не обязательно хорошие) прирастают в той же пропорции, что и люди других занятий, не приходится удивляться, что многие стихотворцы чувствуют себя невостребованными.
Но есть и хорошая новость: литературных гостиных, конкурсов, фестивалей и вообще состязаний за звание лучшего лирика тоже становится больше. Одно из недавних приобретений – поэтическая прЕМЪия имени Евгения Мякишева.
Старт премии был дан в 2024-м году; нынче подведены итоги второго сезона, и это дает основания предполагать, что инициатива укоренилась. И это хорошо: работы, вышедшие в лонг-лист, радуют качеством и разноплановостью, декларированная организаторами анонимность участников блюдётся строго, и интрига сохраняется до последнего.
Вот только странно, что в этом году победителем премии, учреждённой в память о крайне неоднозначной персоне, стало стихотворение, на первый взгляд совсем не соответствующее ему по духу и букве. Или нет?
Who is Евгений Мякишев
Поэт, ставший «патроном» новой литературной премии, родился в Ленинграде в 1964 году, провёл там почти всю жизнь, там и умер в 2023 году. Даже в разношёрстной и, мягко говоря, не самой благочинной творческой тусовке он умудрился снискать репутацию одного из самых скандальных персонажей – если не забрать в этом двусмысленном конкурсе первое место.
Имидж поэта-хулигана Мякишев поддерживал как мог. В первую очередь потому, что такой имидж был для него вполне органичен. Но если говорить о сугубо творческих достижениях – он был постоянным участником петербургского поэтического слэма (из которого пять раз выходил победителем). Назвал один из своих сборников «Огненный фак» – а это ведь не только то, что вы правильно подумали, но и иронический оммаж Гумилеву, чей последний прижизненный сборник назывался «Огненный столп». Написал в соавторстве с Михаилом Болдуманом целый выводок постебушек.
Мы выбрали самую невинную:
ЭКСПЕРИМЕНТ С КОШКОЙ
- Поили кошку коньяком —
- теперь грустим слегка…
- Коньячный вкус нам всем знаком,
- Адептам коньяка,
- А кошке трошки тяжело —
- Принять стакан на грудь,
- У ней — другое ремесло,
- Иной — кошачий путь.
- Вот ты, читатель, вискас жрал,
- Ловил мышей и крыс?
- Диван-кровать когтями драл?!.
- …Что — правда?.. Кыс-кыс-кыс…
Однако творчество Мякишева не исчерпывается шутейками ради шутеек. Читаешь его стихи – и смешно-то, конечно, смешно, но в какой-то момент становится страшно.
Лирический герой Мякишева – по крайней мере, самый неугомонный из них – вполне комфортно себя чувствует в местах, вовсе для жизни не предназначенных: где-то на изнанке человеческой психики, в царстве мутного и страшного подсознательного. Там, куда каждый порядочный человек вытесняет – по Юнгу – свою тень. Этот герой то употребляет запрещённые вещества и выдаёт бред восторженных озарений; то, как герой Маяковского из «Облака в штанах», ждёт не дождётся суженую на свидание, но – в отличие от предшественника – не сказать чтобы сильно нервничает:
- Ты часом там не утонула
- В морской пучине с бодуна?
- Ну, там — бухнула, подмахнула,
- Нырнула и — привет — хана!
- И вот теперь, едома рыбкой,
- Лежишь себе одна на дне
- С невинной фирменной улыбкой
- И не торопишься ко мне!
Мякишев старательно подмигивает читателю, не раз и не два отсылая его к лирике Серебряного века (иногда действуя до неприличия откровенно – например, в случае с «матерным пересказом» одного из стихотворений М. И. Цветаевой) – и следует в этом скорее постмодернистам. В большей степени – Д. А. Пригову с его садомазохистскими «Моими неземными страданиями».
Но и это не всё. Скандальный поэт – как лучшие из таковых – с не меньшим успехом выступал и в амплуа тихого лирика. Ничто человеческое – философское, религиозное, ностальгическое – его лирическому герою не чуждо, и о сокровенном он говорит с не меньшей самоотдачей, чем об алкогольных загулах, волнительных встречах и прочих пикантностях.
Жизнь, смерть и всё, что между ними, – вот что живо интересует другого (или того же самого?) лирического героя Мякишева. Героя, которого одна только мысль о вечности вводит в такую растерянность, что оставаться со своими экзистенциальными переживаниями один на один ему некомфортно. Поэтому рассуждения о том, что «всё пройдёт, пройдёт и это», в лирике Мякишева часто оформлены как обращение – к любимой ли, к другу:
- Мой Болдуман, темно зимой
- И горестно, дружок,
- Придёшь измученный домой,
- Надломишь пирожок
- С капусткой гадостной внутри,
- Нацедишь кипятку
- И говоришь себе: «Смотри –
- Ползёт по потолку
- Невинный насекомый зверь
- Прусак или паук…
- Ты, значит, не один теперь!
- И у тебя есть друг».
- Ничком приляжешь на кровать,
- Посмотришь сон-кошмар,
- А поутру – опять вставать,
- Пить гнилостный отвар
- Чайку зелёного и вновь
- Идти по жизни прочь –
- Терять друзей, душить любовь
- И прочее, и проч.
Если смотреть на творчество Мякишева под этим углом (точнее, углами), становится понятнее, почему в прошлом сезоне премии победило чёрноюморное, а в этом – почти элегическое стихотворение.
Давайте посмотрим, как это было.
Как всё происходит
Беглое знакомство с личностью и поэзией Евгения Мякишева как будто бы обязывает к тому, чтобы заподозрить организаторов мероприятия в склонности к анархии. Но здесь реальность снова нас обманывает. Оргкомитет, представленный Денисом Рубиным – организатором «Петербургского слэма» – и ещё четырьмя писателями и поэтами (Севой Гуревичем, Джамилем Ниловым, Артёмом Сусловым и Николаем Прокудиным), второй год пристально следит за тем, чтобы задумка на всех этапах её реализации отличалась стройностью и объективностью. На официальном сайте прЕМЪии выложено нечто вроде манифеста:
«Это звучит странно для читателя и обидно для автора, но личность поэта только мешает его стихам. Например, вы будете читать любимые стихотворения классика и вдруг обнаружите, что толком не знаете, как тот жил свою жизнь. А когда захотите узнать, то расстроитесь или удивитесь.
Наша прЕМЪия проводится в формате конкурса и работает исключительно с текстом.
Все произведения участвуют в конкурсе анонимно.
Судите по словам.
Забудьте о заслугах, образе жизни, связях любого рода. Судите текст только как текст.
И, возможно, вы найдёте слово, которое переживет всех нас».
Устроено всё замудрённо, но справедливо, чтобы по максимуму исключить пристрастность. Сначала целый вал стихотворений сыпется в руки того самого оргкомитета; затем, когда кончается срок приёма заявок, стихотворения в «обезличенном» виде направляется ридерам, которые формируют лонг-лист. Получившийся лонг-лист оценивает так называемое «жюри Слова», куда входит 13 «практикующих» известных поэтов. Далее, если стихотворение вошло в «тройку лидеров» хотя бы одного члена жюри, оно проникает в шорт-лист: в нынешнем году туда отсеялось 18 работ. Шорт, в свою очередь, попадает в руки ещё одной когорты творческих людей – «жюри Дела», которые оценивают работы уже по баллам.
Дальше уже понятно. Стихотворение, набравшее наибольшее число голосов «жюри Дела», становится победителем. Довольный автор забирает приз – печать собственного сборника, а также творческую командировку в светлогорский Дом писателя, что в Калининградской области. Но и остальные шортлистеры не грустят: из их работ также составляется сборник.
Анонимность охраняется как зеница ока. Оргкомитет регулярно прочёсывает интернет в поисках авторов, которые до «дня икс» где-то да опубликовались. По этой причине в 2025-м из призовой гонки пришлось исключить одного автора. В 2024-м – двух.
Первый победитель
В первом сезоне победителем стало стихотворение Екатерины Вольховской. Оно, может, и не понравилось бы тому лирическому герою Мякишева, который шарахается от бессмысленности и пустоты, но однозначно «зашло» бы другому – ехидному провокатору:
- Люблю тебя, невинный мой хомяк,
- За бег и прыг в опилках и колёсах,
- За то, что ты, хомяк, такой халёсий,
- Пришёл и тяпнул палец просто так.
- Мой персик волосатый и смешной,
- Ты ел своих детей вчера на ужин,
- И гадил так легко и ненатужно
- В тарелку с мешаниной овощной.
- Ты скоро, как Офелия, умрёшь,
- В поилке утонув среди капусты.
- Но сын твой уцелевший так похож,
- И мне не грустно…
Шорт-лист-2025
В нынешнем году корабль премии явно накренился в другую сторону: от пост- к метамодернизму. 13 апреля 2025 года стало известно, что главный приз выиграла Анна Подкорытова – с таким вот текстом:
Письмо из Простоквашино
- Привет, Шарик, пишу редко, ищу повод
- Рукой шарю, ловлю мышку, грызу провод
- Трещит лампа, горит ёлка, пирог сквашен
- Болит лапа, таскал воду со всех скважин
- В снегах речка, в домах темень, в полях озимь
- Звонил Печкин, занять денег, зайдёт в восемь
- Торчит, жулик, рублей триста, отдать нечем
- Спалил почту, продал велик, пропил печень
- Коров держит, берет займы, процент низкий
- А я, Шарик, хочу в отпуск, учу финский
- Ружьё продал, борюсь с грязью, оброс шерстью
- Простыл Фёдор, лечу мазью, кормлю смесью
- Он был бодрым, а тут – нà ведь, не спал сутки
- Таскал ведра, топил наледь с твоей будки
- Живём дружно, живём там же, за тем краем
- Порой тошно, глядим в небо, сидим лаем
- А там раз и звезда вспыхнет хвостом песьим
- Прощай, Шарик, пришёл Печкин, уже восемь
Энное количество сторонних наблюдателей выбором остались недовольны. Дескать, работа Подкорытовой не так уж нова. Если порыться в недрах сетевой поэзии, можно раскопать стихотворения Арчета «Письмо Лётчика Маленькому Принцу» и «Письмо Сумасшедшего Шляпника Алисе», написанные от лица повзрослевших (если не сказать постаревших), дезориентированных, находящихся в шаге от депрессии сказочных персонажей. И это действительно так, но делает ли это стихотворение Подкорытовой хуже?
Здесь можно развернуть нещадный холивар о том, какими мерами и на каких весах оценивать новизну того или иного текста – и после какого красного флажка считается нормальным вопить «Не плагиат, а традиция». А можно этого не делать. И, признав за Анной Подкорытовой как минимум – мастерство, а как максимум – умение «царапнуть» читателя так, чтобы достало аж до души, – обратить внимание на другие стихотворения из шорт-листа. Среди которых откровенно панковских тоже почти не оказалось – если не брать в расчёт издевательскую вариацию на тему Агаты Кристи: «Десять поэтесс / пошли в „Свиное рыло“, / с одной случился культур-шок / и там её накрыло».
Второго места удостоилось творение Одиссея Шаблахова:
- Воняло возле мясокомбината,
- и, варежкой прикрыв носы и рты,
- спешили мимо парни и девчата
- в училище добра и красоты.
- Кругом была промёрзшая промзона,
- где только снег не выглядел казённым,
- смотрели окна холодно и сонно,
- как дети шли проездом заметённым…
- Шутник шутил сквозь варежку, и ржанье
- его попутчиц достигало цеха,
- где людям с топорами и ножами
- в начале смены было не до смеха.
- Входил топор в искромсанную плаху –
- дубовую, пропитанную жиром,
- но слышал смех и представлял деваху
- специалист по ливеру и жилам…
- А на стене соседнего завода
- цвели микрорентгены на табло,
- и уличного света позолота
- ложилась на толчёное стекло.
- Блестели тротуарные раскаты,
- и было в кайф проехать метра три
- прочь от забора мясокомбината
- и от вещей, творившихся внутри…
Настолько же элегантная – с художественной точки зрения, – настолько и физиологически-отталкивающая вариация на тему созидания и разрушения, жизни и смерти понравилась бы обоим лирическим героям Мякишева. И всё-таки большее удовольствие от неё получил бы, пожалуй, бытовой философ-экзистенциалист.
Ну а дальше – почти сплошняком – пошли работы, посвящённые тоске по ушедшему, так и не ставшему безгранично счастливым и, само собой, невозвратному детству, которое чему-то научило, но – недоучило. Так лирический герой Бориса Брука обещает детям из своего двора, но в большей степени – самому себе:
- Я построю звездолет во дворе,
- Из всего, что на глаза попадёт,
- Я построю звездолёт детворе,
- Может статься, что хоть им повезёт. <…>
- И пускай хоть повезёт детворе,
- Обойдёт их и война, и ковид,
- Я построю звездолет во дворе,
- Может, кто-нибудь на нём улетит.
Так тоскует по ушедшей свежести и решимости персонаж, выведенный в стихотворении Ивана Хрусталёва:
- В детстве было мало толка,
- много глупости вокруг,
- было больно, грустно, только
- страшно не было, мой друг…
А среди них незаметной жемчужиной мелькает удивительное по мелодике и настроению, гармоничное в своей небрежности, неуловимое, будто бы явившееся из потустороннего мира, – стихотворение «Невесомое», написанное Ульяной Савиной:
- Ночь невесома и ветра тихи,
- За небом журавлиным прячут лица.
- Застывший ангел уронил стихи
- На землю, превратившуюся в листья;
- На дымные мосты снегов немых –
- От белых звёзд, измученных ненастьем
- До отражений птичьих рек и в них
- Вода легка по самые запястья… <…>
На первый взгляд всё это может разочаровать – и мы сейчас не о текстах, а о том, что жюри одной из самых нестандартных премий выбрало настолько общечеловеческие, подводящие самоё себя под некий стандартный знаменатель вещи. Но должно ли? Не доказывает ли эта подборка в очередной раз, что главная ценность человека (в первую очередь творческого, но, думается, и человека вообще) – это свобода? Быть скандалистом или тихоней. Выбирать художественные средства, которые соответствуют твоей задумке, а не магистральной линии такого-то литературного направления. И – читать и перечитывать те стихи, которые действительно тронули за душу, а не те, которые предпочло большинство. Да и по поводу большинства: такая ли это объективная величина, как (вроде бы) принято считать?