Текст: Михаил Визель

Литературный нон-фикшн

Бергсвейнн Биргиссон. «Черный викинг»

Пер. с норвежского Екатерины Лавринайтис

М.: Городец, НордБук, 2025. — 480 с.

В середине VIII века у князя (конунга) норвежского городка Рогаланда рождается сын Гейрмунд. Который сразу поразил всех цветом своей кожи, за который он и получил прозвище Хельярскинн, то есть Гейрмунд Черная кожа. Впрочем, слово «хель» означает и черноту, и безжизненную серость, и принадлежность к миру мёртвых. Так что прозвище княжича можно понимать и как «адская кожа». Удивительно не это, удивительно то, что об этом историческом персонаже до нас не дошло никаких саг, за исключением косвенных упоминаний и обрывков. Хотя Гейрмунд был весьма приметен: он одним из первых начал охотничий промысел, вёл международную торговлю от Ирландии до Исландии, владел сотнями рабов. Неужели всё дело в цвете его кожи? Предположительно — доставшейся от матери-сибирячки, представительницы монголоидной расы.

И вот более тысячелетия спустя учёный и писатель, уверяющий, что он прямой потомок того самого Гейрмунда в 30-м колене, решает восстановить биографию своего далёкого предка. Для чего ему приходится пускать в ход не только научный инструментарий, от палеографии до генетики, но и фантазию, включая звонки на тот свет. Получилась толстая книга, сочетающая в себе элементы исследования и романа. А вместе — живо воссоздающая суровую жизнь и героические нравы далёкой эпохи, послужившей основой для современных эпических фэнтези. Только здесь всё взаправду.

Карло Вечче. «Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца»

Пер. с итал.: Андрей Манухин

М.: Азбука-Аттикус, 2025. — 608 с.

После успеха русского издания сенсационной книги о матери Леонардо, которую неаполитанский профессор объявил (и уверяет, что доказательно) черкешенкой, то есть, говоря по-современному, россиянкой, выход книги о ее гениальном сыночке был вполне предсказуем. Тем более что профессор Вечче вообще-то крупнейший "леонардовед" с многолетним стажем изучения своего героя. Да и там, прямо сказать, изучать есть что. Леонардо из Винчи — самый загадочный гений не только итальянского Возрождения (не бедного на гениев), но и, возможно, всей Западной Европы Нового времени. Почему он разрывался между искусством и наукой (анатомией и инженерией)? Почему так долго работал над произведениями и так много бросил недоделанным — по нехватке настойчивости или слишком высокой требовательности к себе?

Не доверяя изученным документам — "контрактам, письмам, хроникам, налоговым декларациям, доносам и материалам судебных процессов, отчетам послов, записным книжкам художников и инженеров, славословиям придворных поэтов, путевому дневнику кардинальского секретаря", автор решает дать право голоса самомý своему герою. И уверяет, что оставшийся от него огромный массив эскизов, заметок — это, а вовсе не ценящиеся сейчас по цене криптовалюты немногочисленные законченные картины — это есть истинное наследие Леонардо. И в этом предвосхитившего наиболее авангардные течения концептуального искусства нашего времени.

Олег Демидов. «Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова»

М.: АСТ, КПД, 2025. — 480 c.

Леонид Губанов (1946–1983) — создатель СМОГа ("самого молодого общества гениев"), поэт дарования столь же яркого, сколь мало реализованного при жизни — как по идеологическим, так и по бытовым причинам, впервые "удостаивается" отдельной большой биографии. Хотя легендарный статус он обрел сразу же после преждевременной и, увы, предсказуемой смерти всё в том же роковом 37-летнем возрасте. Мешала несобранность его архивов, вопиющие разночтения немногочисленных публикаций. Но больше всего мешало, как ни пародоксально, то, что большинство людей, тесно с ним связанных, от любовниц до собутыльников, прекрасно живы — и их воспоминания о "Лёнечке" порой взаимоисключающи — и при этом категоричны. Достаточно назвать все ту же "Москву майскую" Лимонова — составителем ПСС которого, кстати, выступил Демидов.

Но Олег Демидов, родившийся через пять лет после смерти Губанова — автор-литературовед уже иного поколения. Для него Губанов — такая же история, как и герой его предыдущих изысканий, Мариенгоф. Он еще достаточно молод, чтобы с энтузиазмом взяться за огромный "первичный" труд собирания и сопоставления документов. И уже достаточно авторитетен, чтобы выступить "соучредителем" "именного" импринта. КПД — это ведь и значит "Колобродов, Прилепин, Демидов". Зависимость биографического стиля Демидова от стиля старшего товарища, Прилепина, от его "огромного Есенина", заметна. Но заметна и разница.

Юлия Уварова. «Император Николай I. Рыцарь на троне»

М., 2025. —152 с.

Музею-заповеднику «Московский Кремль» по самой своей природе положено выпускать очень качественные подарочно-сувенирные издания — на прекрасной бумаге, насыщенные изумительными фотографиями артефактов из его неисчислимых архивов и собраний. Что протоколом не подразумевается — что эти издания оказываются еще и содержательными. Тем не менее кремлевская серия про русских царей именно такова.

Причем идет ли речь об одном из самых малоизвестных Романовых, Федоре Алексеевиче, или же об одном из самых знаменитых, Николае Павловиче. "Знаменитых" — чтобы не сказать "одиозных". Император, взошедший на престол с династической заминкой, приведшей к открытому вооруженному мятежу (так здесь рассматривается декабристское восстание), а покинувший его тридцать лет спустя на фоне (если не по причине) сокрушительного поражения в Крымской войне, оставил по себе неоднозначную репутацию, которую только упрочили неровные отношения с чуть младшим ровесником Пушкиным, и гений Гоголя, придумавшего "маленького человека", придавленного казенной николаевской шинелью.

Юлия Уварова не то чтобы "развенчивает мифы", но предлагает взглянуть на императора-офицера непредвзято — не затушевывая недостатков его личности и эпохи (таких, как необузданное казнокрадство в виде раздутых подрядов), но и не затушевывая достоинства. Например, кто помнит, что, развивая горное дело (превратившее в настоящие "малахитовые шкатулки" парадные залы царских дворцов), Николай, совсем как его номинальный "пращур" Петр, отправил молодых людей учиться в Европу? А кто помнит, что именно при нем сложился институт художественного пенсионерства, позволявшего отправляться туда же лучшим молодым художникам? Последнее для автора — сотрудника Музеев Кремля — особенно важно: тому, как Николай перестраивал и украшал Кремль, посвящена целая отдельная глава.

Татьяна Ян. «Видеть Рим. Семь неспешных дорог»

М.: Арт-Волхонка, 2025. — 304 с.

Подзаголовок этой изысканной книги декларирует ее сугубо прикладное назначение, но все оформление и содержание ему противится. Да, конечно, эту щедро украшенную авторскими иллюстрациями "книгу художника" можно и должно использовать в качестве путеводителя по Вечному городу; но то, как она написана, с отсылками, параллелями и историческими экскурсами, прямо-таки взывает не к экскурсии, а к предварительному неспешному изучению-смакованию где-нибудь в тени струй, а не в пыли Аппиевой и прочих римских дорог. После которого, возможно, поездка на место уже и не понадобится: книга самодостаточна, как всякое художественное произведение.

Поэзия

Дмитрий Данилов. «Imagine»

М.: ACT, Редакция Елены Шубиной, 2025. — 160 с.

Публиковать поэзию своих авторов, уже снискавших известность как прозаики — положительно новое направление редакционной политики РЕШ. Закономерно, что вслед за Леонидом Юзефовичем пришел черед и Дмитрия Данилова, давно известного как поэт-верлибрист.

Впрочем, его тягучие медитативные верлибры трудно отнести к какому-то определенному виду поэзии. Это тексты Дмитрия Данилова — этим и интересны. Впрочем, можно добавить, что в текстах, разбитых на столбики, явственно прослеживается связь с текстами, записанными в строку. Как, например, в медитации над автоматом Калашникова — отзвук романа (?) "Саша, привет!".

<...>

• Я помню
• Я на всю жизнь запомню
• Это странное удовольствие
• Это странное наслаждение
• Стрелять
• Стрелять из автомата Калашникова
• Чувствовать отдачу
• Удерживать эту машину
• Эту страшную штуку в руках
• Эту живую штуку
• Это явно живое существо
• В своих руках
• И направлять его действие
• Туда, куда тебе надо
• Но это вторично
• А самое главное
• Это просто чувствовать
• Вот это живое биение
• Стальной плоти
• Вот эту страшную вибрацию
• Вот эту силу, выскакивающую из рук

<...>

Луиджи Баллерини. «Кефалония (монолог в двух голосах)»

Пер. с итал. Ольги Соколовой

СПб.: Jaromír Hladík press, 2025. — 80 с.

В основе самой знаменитой поэмы здравствующего 85-летнего поэта — драматический эпизод II Мировой войны, имеющий к нему самому слишком непосредственное отношение: массовый расстрел немцами на греческом острове военнопленных итальянской дивизии «Акви» в сентябре 1943 года, сразу после заключения перемирия (предательского — с точки зрения немцев) между итальянцами и американцами. В числе пяти тысяч погибших оказался и отец трехлетнего Луиджи — который вырос с этой травмой. Как и, допустим, Роджер Уотерс, его ровесник и тоже военный сирота. Но если английский рок-музыкант изживал свои неврозы с помощью плакатных шлягеров, итало-американский интеллектуал, наоборот, выступает в 2005 году с крайне усложненным высказыванием — развернутым диалогом неких Ганса Д и Гектора Б. Которые рассуждают о войне как таковой, катастрофе, абсолютном нуле системы координат, практически без привязки к конкретным реалиям.

• <...>
• Сегодня визг подавленных желаний упорствует: отбросить
• колебанья, чтоб посрамить сюжет порочного молчанья.
• Разве паредры, экономисты-фашисты и балерины Ла Скала
• не знают, что сердце — не расстроенный рояль: оно звучит
• или молчит, когда захочет, и даже может вздрогнуть от пощечины
• при слове неурочном: «комедия окончена...»
• <...>

Такая поэзия невозможна без обширного комментария переводчика, желательно - с опорой на комментарии самого автора. И здесь, к счастью, достает и того и другого.

Алексей Сальников. «Заметает»

М.: Культурная инициатива, 2025. — 76 с.

Это уже вторая за сезон 2024/25 годов поэтическая книга сочинителя, прославившегося как прозаик. На сей раз — собравшая поэтические тексты 2000-24 годов. И ее появление — еще одно подтверждение того факта, что мельницы Господни мелят медленно, но верно.

• 
  
• Мгновенно истаявший в сладости
• солоноватый следок твоих пальцев,
• положивших мне на язык
• белую дольку порезанного яблока.
• 
  
• О дольках: прохладная апельсиновая,
• если поднести к губам, точно указательный палец
• племянника,
• что поиграл в снежки.
• 
  
• В хорошем стихотворении
• обязательно должен быть снег,
• ребёнок и трамвай,
• но сейчас июль,
• ты уже взрослая особа,
• трамваи не ходят в Тарту.