Текст: ГодЛитературы.РФ
События последних лет с новой силой ставят вопрос о российской самоидентичности. Кто мы, откуда пришли и куда идём? Вопросы эти кажутся философскими и отвлечёнными; наполнить их конкретным содержанием дано только людям искусства. В первую очередь писателям – именно они своим «живым словом» создают базу для кинематографистов, музыкантов, цифровых художников и т.д.
Понимая это, Национальная литературная премия «Большая книга» запустила проект «Большая страна – Большая книга». В ходе которого финалистам премии разных лет предлагается «проездиться по России», как призывал своих коллег еще Гоголь – не благожелательными туристами, а вовлечёнными и заинтересованными писателями.
Первой в нашем проекте выступила пинежанка Варвара Заборцева, оказавшаяся в путешествии на Байкале вместе с Всероссийским обществом охраны природы. Продолжает Ефросиния Капустина, финалистка "Большой книги" этого года, уроженка Ялуторовска Тюменской области и выпускница Санкт-Петербургского института культуры. Она по собственному почину отправилась учительствовать как раз туда, откуда Варвара родом - на Русский Север.
Текст: Евфросиния Капустина, деревня Лопшеньга, Архангельская область
После экспедиции по Латинской Америке я искала место, где смогу быть полезна. Узнала, что на Русском Севере есть труднодоступные деревни, связалась с руководством местного национального парка «Онежское Поморье». Выяснилось, что есть вакантное место педагога в школьном лесничестве. И вот я здесь.
Лопшеньга встречает меня студеным северным ветром, ароматами печного дыма и водорослей. Разбираюсь-раскладываюсь, теперича мне тут до весны жить. Привет, новый дом. Давай дружить. Слышно, как ветер барагозит на крыше: то ли с собой утащить ее норовит, то ли просто пригнуть старается, чтоб не шлялись зря. Море тоже за ветром повторяет — пропустило нас в Лопшеньгу и снова лютует. Плюется моребоем, клочками ламинарии да медузами: весь берег завален, не пройти без запинки. Все же по пути в школу чутка проходим берегом, с морюшком поздороваться да зазнакомиться.
В школе здешней пахнет точно так же, как когда-то в моей: сухофруктовым компотом, сыроватой штукатуркой, слежавшимися тяжелыми географическими картами и грушевой карамелькой. И стены точь-в-точь такие же: зеленые, чутка с синевой. Только школа эта сильно в другой точке страны стоит, да и мне уже сильно не пятнадцать лет — сюда я захожу не учиться, а учить. Впрочем, может статься, я от местных ребят большего знания понаберусь, чем они от меня да моего умствования выученного.
Директор Анна Максимовна знакомит с учениками, со всеми скопом. Кратко рассказываю про будущие занятия. Кто-то хлопает глазами, кто-то шушукается, кто-то хихикает в кулак — нормальные дети, шкодные.
Поначалу, когда расспрашивали меня местные, в каком доме живу, я адрес называла. Но нет. Всякий раз начинались гадания, переборки и путаницы. Всякий раз, до тех самых пор, покуда я не поняла, что говорить надо вот это — «на восьми ветрах». Так все сразу понимают, без ошибки.
Строго говоря, мой нынешний «Дом на восьми ветрах» — уже давно музей. Когда-то он был жилым, после 1947 года дом стал школой-семилеткой, после 1960 года перешел в пользование сельского совета народных депутатов. После развала Советского Союза все сельские вопросы стали решать в другом здании, на центральной площади деревни, а этот передали в пользование национальному парку «Онежское Поморье».
В двух из четырех комнат парк оборудовал небольшой музей поморской культуры, на стенах которого разместилось все, что осталось от древней Лопшеньги. А вот две другие комнаты, они жилыми оставлены. Если туристов заносит в Лопшеньгу, то размещают их именно здесь. В одну из них меня и поселили, живу теперь тут.
С ребятами-школьниками сдруживаемся понемножку. На втором уроке у нас было практическое занятие — разбирались, какие продукты можно поймать, собрать, добыть, вырастить на территории деревни. Разбирались, записывали и рисовали. Правда, семиклассник Тимофей попытался под шумок строить в телефоне виртуальный гараж вместо выполнения задания, но был быстро отловлен на этом уклонении от учебного процесса и возвращен в реальность.
Самый младший ученик, девятилетний Саша, изо всех силенок пытался доказать возможность выращивания фиников на болотно-подзолистых почвах, пытался до того громко… Пришлось унимать юного горластого садовода второй чашкой чая. Очень вероятно, кстати, что именно наличие горячего чая вприкуску с рафинадом способствовало укреплению дружеских связей на занятии. По крайней мере, каждый из ребят выполнил задание, а уходя еще и поблагодарил — нечто совершенно внезапное и теплое. Кажись, получится у меня сладить с ними, потихоньку точно получится, я не тороплюсь.
Детей в деревне всего пятнадцать: двое малышей в садике, тринадцать учеников в школе. Понятно, что при таком количестве есть не все классы, вот в этом году получилось, что есть только первый, третий, пятый, седьмой, восьмой и девятый. На мои занятия ходит ребятня с третьего по восьмой.
Единственную первоклассницу решили не загружать дополнительными занятиями. Троих девятиклассников тоже не стали трогать — у них каждый день по восемь-девять уроков из-за подготовки к ОГЭ, им не до того, чтоб птиц ходить считать или растения в микроскоп разглядывать. Остальные девятеро сорванцов: три девочки и шесть мальчиков — они мои, в полном моем научном распоряжении на целых три занятия в две недели: два вторничных и одно субботнее.
Занятия, которые я веду у них, в расписании называются двумя словами «школьное лесничество». Но если разобраться, то мне предстоит обучать их нескольким направлениям: тут и экология, и почвоведение, и орнитология, профориентация. Ну и по моей собственной задумке хочется еще детям какие-то базовые азы фотосъемки показать, научить тому, что сама умею, на что сама училась.
Осталось только разобраться, как уложить все это в то крошечное количество часов, которое отведено мне на эти занятия. Учитывая тот факт, что по вторникам лесничество восьмым уроком стоит, особенно сложно — восьмой урок, знаете ли, не добавляет у учеников ни энтузиазма особого, ни любви к изучаемому, ни расположения к учителю. И я их, если задуматься, очень понимаю. Как там сейчас говорят? Сто процентов понимания — ноль процентов осуждения, вот это оно самое. Я им это субботнее-то занятие и предложила добавить ко вторникам потому, что в субботу, да еще и в первой половине дня они хотя бы выспавшиеся, более-менее спокойные и добродушные приходят, а не растрепанные и усталые, как во вторник к восьмому уроку. Ну, что есть, стану работать в существующих условиях, ныть бесполезно.
Из забавного. Ребятня частенько называет меня Игоревна. Не по имени-отчеству, а просто по отчеству. Я сильно не сопротивляюсь, знаю, что имя мое иному взрослому бывает сложно выговорить. Но по первости все ж таки скребло — давно уже я отвыкла и слышать о себе, и упоминать себя как-то иначе, кроме как по имени.
На третьем занятии собирали птичьи голоса. Собирали в специальное орнитологическое приложение, которое умеет узнавать всякую птицу по звучанию. Постояли в лесочке на горушке Ржичка, послушали лесной оркестр. Узнали, что живет здесь синица, которая ополовником зовется из-за пузатого брюшка и длинного хвостика, она и в самом деле издалека суповой половник напоминает. Узнали, что казарка да сойка гостят у нас — вообще-то они перелетные и не всегда их вскрики услыхать над Лопшеньгой можно, но вот свезло. Узнали, кто нещадно облупил и растрепал по тропинкам рябиновые грозди — свиристелья работа, оказывается, такие баловники, налетели на зрелую ягоду.
Впрочем, ребята мои тоже свиристелям родственники, похоже. Саша из восьмого класса половину занятия пытался обхитрить приложение, крича в него на птичий лад: то кряквой, то вороной, то сойкой. Техника с первого же разу все опознала, но остановить этого мальчика не так-то просто.
— Женя, Тимоня, сколько у вас птиц идентифицировать получилось?
— А Сашок считается?
— За птицу не считается.
— Ну, если что, у нас три Сашкà и две птицы записаны: сойка и казарка.
Подумаешь, пошкодили малость в шутку, пущай.
Со школы стараюсь по угорушку возвращаться, чтоб с его хребтины на море поглядеть, на дымок над крышами полюбоваться-порадоваться. Любуюсь да звуки и речи подслушиваю, запоминаю. Две старушки мимо идут-бредут, промеж собой разговаривают:
— Ты печь-то не топила, что ль, нынче? Я не углядела дыма-то у тебя!
— Неее, решила не топить, дрова попридержать… Два дни до этого топила, тепло скопилось, не окостенею, небось, печка еще тёпла, не нарадуюсь...
Я меньше месяца еще здесь, но уже сумела разобраться в необходимости бережного расходования ресурсов, в особенности дров. И как же радуюсь, когда не шибко ветра гуляют и удается комнату протопить до тепла с трех поленцев, а не с четырех, уж такой хозяюшкой запасливой себя в этот момент ощущаю — не передать.
…По учебному плану на нынешнем уроке мы должны снять небольшое кино о птицах, населяющих Лопшеньгу. Ну если совсем уж точно, то о птичьих голосах — их мы записали много.
Даю ребятне вытянуть бумажки, на каждой из которых написано название одной из птиц:
— А можно птицу поменять?
— Можно, Саша. Чем тебе ворон-то не угодил?
— Он грубый какой-то…
Третьеклассник Саша обычно самый тихий ученик: внимательно слушает, очень старается самостоятельно выполнить каждое задание. Но вот если ему что-то приходит в головушку — держитесь! То он с выращиванием фиников докапывался, теперь вот с птицей у него с первого раза не сложилось… Во имя мира и тишины выдаю ему бумажную полоску с надписью «сойка обыкновенная». Замолкает, сидит довольный, превращает бумажку в гармошку, весь при деле.
Константин (он тоже из третьего класса) вырезает бумажного свиристеля для плаката и попутно дерется с Тимофеем из седьмого. Только успокоились эти двое, как черти дергают за язык семиклассника Сашу. Тимоня не может смолчать и активно подключается к Сашиным рассуждениям с непрошеными советами. За свои рекомендации он получает парочку не самых приятных характеристик. После чего треть урока вместо орнитологии мы обсуждаем термин «нейроотличный человек», возможные различия в функционировании мозга и восприятии информации, а также этичную лексику в отношении других людей.
В итоге оказывается, что никто из ребят уже не помнит, из-за чего началась их дурацкая ссора, зато они знают работы художника Стивена Уилтшира, феноменальная память которого сформировалась из-за наличия у него синдрома саванта. Чуткие и эмпатичные ребятки просто не всегда умеют сразу найти нужные слова. А еще оказывается, что для них я тоже стала своей, потому что, ну, при чужом человеке не ссорятся и с чужим человеком после звонка не задерживаются на поболтать.
Об авторе
Евфросиния Капустина — поэт, прозаик, лауреат Литературной премии «Лицей» имени Александра Пушкина (2024), финалист премии «Большая книга» (2025). Окончила Санкт-Петербургский государственный институт культуры. Как фотожурналист работала в России, Гватемале, Никарагуа.
О проекте
Материал подготовлен при содействии литературно-просветительского проекта «Большая страна — Большая книга», который организует писательские встречи и творческие командировки по всей России, знакомит читателей с самыми востребованными авторами современности, а писателей — с традициями и культурой регионов нашей страны, предоставляя уникальную возможность собрать материалы для новых произведений.
Проект реализует Национальная литературная премия «Большая книга» при поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации.