Интервью и перевод: Александра Гузева/RBTH.com
Фото: RBTH.com
В Нью-Йорке проходит Русская литературная неделя. На нее приехали известнейшие русские писатели, издатели, критики - чтобы встретиться со своими партнерами, переводчиками и, разумеется, читателями. Также в рамках Русской литературной недели 11 декабря состоится заседание международного редакционного совета серии «Русская Библиотека на английском языке в 100 томах», по итогам которого будет объявлен начальный список серии из 30 произведений.Нью-Йорк - город, не чуждый для русской литературы. Живое подтверждение тому - Кристофер Меррилл, глава писательской программы Айовского университета (старейшего в США «литературного института»), поэт, журналист, эссеист и путешественник - в этом качестве он недавно добрался до Красноярска, который, по его собственному признанию, для большинства американцев остается точкой «посредине нигде» (are in the middle of nowhere). А еще - ученик Бродского. Не в метафорическом, а в самом прямом смысле слова.
Вы были студентом Бродского. В этом году исполняется 75 лет со дня его рождения, можете рассказать, как проходили ваши занятия, что он для вас значил?
Кристофер Меррилл: Я был студентом Бродского в 1980 году в Колумбийском университете, и я бы сказал, что он оказал невероятное влияние на мое мышление и становление как поэта. Он любил вспоминать слова Уинстона Одена о кодексе чести поэта, и, я думаю, Бродский привил и мне этот кодекс чести. Он говорил, что сочинение стихов - самое важное дело поэта, что писать хорошо - его единственная обязанность. Он познакомил меня с польским нобелевским лауреатом, поэтом Чеславом Милошем, с Константиносом Кафафисом.
Бродский мог процитировать стольких поэтов стольких стран и эпох! Ему было лишь 40 лет, когда он преподавал у нас, но он казался гораздо старше и мудрее, потому что как будто уже всё читал и всё помнил. Мы изучали очень подробно все стихотворения, и он привносил в каждое обсуждение невероятное количество отсылов и подтекстов. Мне казалось, что мир становится шире. После трехчасовой лекции Бродского я еще три часа ходил по улицам Нью-Йорка, пытаясь «переварить» услышанное.
К тому же это был мой первый преподаватель-иностранец, который при этом говорил по-английски лучше нас всех! Его словарному запасу и языковому чутью, гибкости мог позавидовать любой студент нашей группы.
Кстати, Бродский постоянно придумывал какие-то шутки. Это было время военного положения и «Солидарности» в Польше, однажды он пришел в класс и сказал, что Советский Союз придумал новый праздник - tanks giving ("день танкодарения").
Как-то раз он зачитал нам свое эссе о Достоевском. До этого я был знаком с какими-то переводами, мне особенно понравились «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы». Но когда я услышал, насколько глубоко русский поэт погрузился в философию Достоевского, я понял - именно это и есть задача поэта: не только превозносить своих предшественников, но пытаться осмыслить, в чем именно состоит величие написанного ими.
Вы - глава программы по обучению писателей в Айовском университете. В России практически нет таких программ, они только недавно начали появляться, у нас считается, что писатель уже рождается со своим даром. Однако некоторые русские писатели приезжали на вашу программу…
Кристофер Меррилл: Забавно, что первая программа по обучению писателей появилась именно в России - Институт Горького! Наш айовский курс был основан примерно в то же время (на три года позже - в 1936 году. - Прим. ред.), но разница была в том, что наши выпускники становились не писателями, а преподавателями английского языка и литературы в самых разных университетах. Но там они потихоньку «продвигали» мысль о необходимости создания именно писательского курса. В итоге сейчас в Штатах 250 программ, которые выдают университетские дипломы по специальности «литературная работа».
За годы нашего существования к нам приезжали многие русские писатели: Алиса Ганиева, Ксения Драгунская, Виктор Пелевин…
А на ежегодные конференции IWP в Айове съезжаются до 14 тысяч преподавателей и писателей со всего мира. Мне кажется, это означает, что среди интеллектуалов существует своеобразный голод, тяга сделать что-то интересное в рамках своего языка, понять что-то о времени, в котором они живут.
Вы следите за современной русской литературой?
Кристофер Меррилл: Я не читаю на русском, а сейчас в США не так много издательств, занимающихся переводами с русского: Ugly Ducking Press привозит интересных авторов, также российско-американский писатель Илья Каминский делает многое для сближения двух наших литературных традиций.
Мне нравится то, что делает Алиса Ганиева. Я был поражен, что ее первая повесть «Салам тебе, Далгат» вышла под мужским псевдонимом. Надо признаться, что с практической точки зрения это было очень правильно - читатели больше доверятся, если о жизни юноши в Дагестане пишет юноша. Ее новая книга, недавно переведенная в США, «Праздничная гора», еще раз показывает многообразие возможностей Ганиевой в литературе. Она пишет прекрасную прозу, привнося на страницы своих книг критическое мышление, которое вы, возможно, не увидите у Достоевского, но точно найдете у таких писателей, как Бродский.
Вы слышали о проекте «Русская библиотека» Колумбийского университета и организации Read Russia? Они собираются перевести и издать 100 томов русской литературы.
Кристофер Меррилл: Да, мне кажется, это очень хорошая идея. Сейчас Китай делает что-то подобное, переводя свои произведения на английский. Также в Катаре есть организация, которая переводит произведения с арабского на английский и наоборот.
Мне кажется, что такие программы хороши тем, что один переводчик может осилить только определенный круг книг - когда же их много, то шанс не упустить важных писателей увеличивается.
Я уверен, что если русский читатель откроет антологию американской литературы, то получит лишь фрагментарное представление о том, что действительно происходит в ней. Так что чем большему количеству писателей мы дадим слово, тем больше шансов у читателя понять литературную картину страны.
В Америке мы скорее всего знаем молодых писателей лишь из Москвы и Петербурга - «Русская библиотека» даст шанс узнать и других. Всё, что обычный американец знает о Сибири, - это то, что сюда ссылали каторжных, что здесь, наверно, много деревьев и очень холодно.
Вчера я ходил [в Красноярске] в музей писателя, о котором я никогда не слышал, - Виктора Астафьева, автора романа «Царь-рыба». Я узнал много интересных историй, связанных с его романами, и понял, что американцы должны узнать об этом писателе.
