Интервью: Сергей Алексеенко
Фото: eksmo.ru
В конце февраля на полках книжных появится ретродетектив «Вдруг охотник выбегает…» Юлии Яковлевой. Две ее предыдущие книги - сказочные повести «Дети Ворона» и «Краденый город» - громко прозвучали: впервые отечественный автор заговорил о сталинских репрессиях не языком учебника истории или публицистического манифеста, а языком фэнтези, почти сказки. Новую книгу издательство анонсирует ни много ни мало как «революцию в жанре». Действие его происходит в 1930 году. Главный герой — Василий Зайцев — не зловещий энкавэдэшник, а честный «сыскарь», сотрудник угрозыска. Но…«Год Литературы» встретился с писательницей-«революционеркой».
Когда-то мы знали вас как балетного критика. Два года назад вышли "Дети Ворона". О новом успешном авторе хотелось бы знать побольше! Что связало вас с литературой? И главное, что побудило написать первую книгу?
Юлия Яковлева: Сложный вопрос! Но ответ, наверное, очень простой: я пишу то, что мне самой хотелось бы прочитать, только, к сожалению, никто такой книги не написал — вот я и взялась сама.
Тридцатые — и детектив. Само по себе сочетание не вызывает удивления, но начинаешь вспоминать — и правда, вы практически первопроходец. Советское ретро охотнее работало с послевоенным периодом, а ключевым тэгом эпохи все же была шпиономания (вот и Акунин, работая со сталинским периодом, выдал не свой коронный детектив, а все же "шпионский роман").
Как вам пришла идея написать именно детектив?
Юлия Яковлева:
Я страстно люблю детективы — как читатель.
У меня есть свои любимцы, новых книг которых я жадно жду. Как я уже сказала: а вот такого детектива не было, но мне очень хотелось такой прочесть, и... Немного трудоемкий способ получить желанную книгу, но другого не было. И потом, я видела книги, которые мне нравились, и напал задор: смогу я выступить не хуже? Есть и совсем смешная сторона у всего этого. Видите ли, мне кажется, мальчики пишут детективы лучше девочек; во всяком случае, я обратила внимание, что все мои любимые авторы детективов — мужчины. Деннис Лихейн, Ю Несбё, Роберт Уилсон, Дэниел Сильва, Юхан Теорин. Мужская сборная, сами видите. Женщины, как правило, пишут либо прямо «женский детектив», либо просто чувствуется: дама писала. Непременно есть некий «он», «а он ей», «а она ему», и дети с пеленками, и подруги... В самом жанре ничего неправильного нет, и есть в нем замечательные образцы. Просто меня задело. Захотелось самой себе, наверное, что-то доказать. А тридцатые... К тому времени как я начала писать детектив, я уже имела представление об эпохе — потому что для детских книг пришлось проделать огромную работу. Я чувствовала себя свободнее в этих «предлагаемых обстоятельствах», чем можно было опасаться.
Что же осталось от детективной традиции после того, как вы ее пересадили на почву 1930-х?
Юлия Яковлева: Я много читаю, это накапливается, это откладывается — и прорастает. Но сказать, что я как-то осмысляю традицию, анализирую... Боюсь, нет. Я работала критиком. Сочинять — означает совершенно иной способ мыслить, не аналитический. Поэтому и мои ответы сейчас мне кажутся какими-то простенькими, даже наивными. Но поверьте, все именно так и обстоит на самом деле: растет из какого-то сора. Что же касается советской литературы, она вообще в официальной своей части была очень несвободной и зажатой. Стихотворения Ахматовой могут ходить переписанными от руки, но
представить детектив в виде самиздата, рукописных листков как-то дико.
Он может быть только официальным. Поэтому советские образцы жанра кажутся такими картонными, неживыми. Даже для этого массового, «легкого» жанра нужна хотя бы толика внутренней — творческой и интеллектуальной — свободы, которая большому искусству необходима.
На что вы опирались, воссоздавая реалии 1930-х в своем романе?
Юлия Яковлева: На мемуары и дневники того времени. Я - повторю - очень много читаю. Еще фотографии. От Ленинграда 1930-х осталось много фотографий.
Описание милицейских будней тоже имеет документальную основу?
Юлия Яковлева: Честно? Книг по истории ленинградской милиции очень немного. Прочла ли я их? Да. Но быт, о котором вы говорите, придумала. Просто придумала. Возможно, ленинградская милиция была отчасти такой. Возможно — совсем не такой. Я же не исторический справочник писала, я это понимала. И просто старалась, чтобы герои, ситуации, места, события увлекали, то есть чтобы им верилось.
И конечно, Ленинград у вас интересный. С одной стороны, это город настолько прекрасный, что главный герой даже не понимает, как в нем можно совершать преступления. С другой стороны, он мрачен, грязен, густо населен уродливым людом…
Юлия Яковлева: А это мой Петербург. Идешь мимо Летнего сада — а потом попадаешь, допустим, в подворотню на Моховой, и там сизые пьяненькие. Или Сенная, Крюков канал, вот эти все «углы». Это мой город. Он, конечно, не только уродливыми людьми населен — красивыми тоже. И даже прекрасными и героическими. В нем есть всё. Как этому городу такое удается — не знаю. И потом, не забывайте, что это Ленинград и те его стороны, которые видит милиционер. Если бы героем был балетный критик того времени, например, то он бы увидел пир искусства и красоту, а не темную сторону жизни. Не могу не вспомнить, как я однажды, давно-давно, лежала распластанная в кресле на приеме у врача. И врач мне: «О, балет, какая вы счастливая, каждый день видите прекрасное, праздник, а что вижу я?» Главный герой моих детективов, Василий Зайцев — милиционер, следователь, это его жизнь, вот ответ.
Уместно вспомнить о другой вашей серии - о "Ленинградских сказках", действие которых разворачивается в том же месте и в то же время. Какая из этих книг придумалась раньше? Связаны ли эти истории?
Юлия Яковлева: Они придумались почти одновременно, но «Ленинградские сказки» я начала писать раньше. Связаны они, конечно, — они же из одной головы родились.
В «Охотнике» я зарыла пару ключей из «Детей ворона».
Просто так. Для озорства, для развлечения читателей. Отыщутся — приятно, а нет — ничего страшного.
Мне попадался даже отзыв, где читательница чуть не жаловалась, что ни один упомянутый в "Краденом городе" предмет не равен самому себе и грозит обернуться метафорой. Чем обусловлен сюрреалистический характер «Сказок»?
Юлия Яковлева: Сюрреалистическим, вернее, абсурдистским характером времени, действительности того времени. Это время Ахматовой — но и Хармса, Олейникова тоже. «Созвездья форму изменили», как сказал поэт.
Дети из «Сказок» и товарищ Зайцев из «Охотника» переживают сталинские репрессии - и всё не могут до конца понять, что же происходит. Как вы сами для себя объясняете эти события?
Юлия Яковлева: Как катастрофу. В том смысле, в каком катастрофой был Холокост.
Темные стороны воспринимаются болезненно и по сей день. Почему вы считаете обязательным говорить о них - и особенно с детьми?
Юлия Яковлева: Не могу объяснить аналитически. Я вам лучше расскажу историю. Я была в Берлине, мы жили в прекрасном отеле - все очень чудно, мещански так, буржуазно: рестораны, магазины, кафе - мы приехали ведь насладиться временем в этом городе. И вот я потихоньку начала чувствовать раздражение. В Берлине же на каждом шагу — знаки, памятники жертвам фашизма, Холокоста, войны. Идешь, и тебя они постоянно теребят, жалят: помни! С тротуара, с угла дома, со стены вдруг окликнет: помни! Не хочу казаться лучше, чем я есть: я обычный, не лишенный суетности человек, я приехала насладиться приятно-мещанским настоящим в виде отеля «Хилтон», сумочек в магазине KaDeWe и торта «Черный лес», не говоря о сосисках. А мне: «Помни! Помни! Помни!», я сопротивлялась, раздражалась, я не хотела... И вдруг меня ошеломило понимание: да ведь только так и нужно. Только так это и должно быть. Мы должны помнить. Не просто помнить — а не забывать, напоминать. Да, мы точно так же будем тонуть в своих мирных житейских суетных — таких уютных! - заботах. Да, помнить — болезненно, этого не хочется, это «неприятно». Так надо. Очень-очень важно, чтобы и камни не умолкали, чтобы они нас одёргивали, напоминали о бремени коллективной вины, у которой нет срока давности: помни! Так и мы должны помнить о сталинской эпохе, о наших жертвах и преступлениях, о войне.
«Ленинградские сказки» выходят в независимом издательстве «Самокат». Новую серию, которую начинает «Охотник», издает гигант "Эксмо". Чувствуете ли вы разницу в работе с одним издательством и с другим?
Юлия Яковлева: Разумеется, ведь я работаю с разными людьми. Но в обоих случаях я совершенно счастлива: мои книги попали в хорошие руки, к знающим, неравнодушным людям. Авторы часто испытывают двойственные чувства к издательствам, редакторам, особенно если получают отказ или вроде того. Но поверьте, и я чуть ли не кровью готова под этим подписаться: никто, как редактор, так не мечтает, что однажды на стол ляжет книга, которую он полюбит, и никто так не желает книге хорошей судьбы. Равнодушных я в этой среде не встречала. Все, от редактора до сотрудников маркетинга — увлеченнейшие фанатики своего дела. Будь это независимое издательство или концерн. Просто поверьте.
Действие "Краденого города" происходит во время блокады. О чем будет следующая часть этой истории?
Юлия Яковлева: Следующая часть будет о войне. Вернее — части. А затем — о времени сразу после войны. О, я лучше ничего рассказывать больше не буду, а то вам неинтересно читать будет, а мне писать.
Ну а Василий Зайцев? Чего ждать от продолжения "Охотника"?
Юлия Яковлева: Следователь Василий Зайцев уже выехал на ленинградский ипподром: там во время забега разбился наездник вместе с лошадью.
