«Но кони — всё скачут и скачут. А избы — горят и горят…». Памяти Наума Коржавина

Текст:  Дмитрий Шеваров/РГ

Столетье промчалось. И снова,

Как в тот незапамятный год -

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдет.

Ей жить бы хотелось иначе,

Носить драгоценный наряд...

Но кони — всё скачут и скачут.

А избы — горят и горят.

Наум Коржавин «Вариации из Некрасова», 1960

22 июня скончался поэт великой искренности и отчаянного бесстрашия — Наум Коржавин. Он ушел к своим ровесникам, одноклассникам,  друзьям, многие из которых погибли на войне.

Фигурой он был Санчо Панса, душою — Дон Кихот.

После «Вариаций из Некрасова» о нем кто-то сказал: наш еврейский Некрасов. Он же говорил о себе без натянутой красивости и был совершенно чужд любой местечковости:

Я просто русским был поэтом

В года, доставшиеся мне...

В антологии русской поэзии ХХ века его стихи занимают, очевидно, не так уж и много страниц, но

влияние пылкой и благородной личности Коржавина испытали несколько поколений поэтов —

от тех, кто начинал вместе с ним еще до войны, до наших современников. Это именно влияние личности, а не поэтики. Пример того, как можно жить, думать, говорить с оглядкой только на совесть.

В 1945-м его студенчество прервал арест — 20 декабря 1947 года Наума арестовали прямо в общежитии, где он жил в одной комнате с Расулом Гамзатовым и Владимиром Тендряковым. Расул только успел спросить сквозь сон: «Эмка, ты куда?»

Следователи сочли его «социально опасным» юродивым, отправили в институт Сербского, а через несколько месяцев постановлением Особого совещания при МГБ поэта приговорили к ссылке, что по тем временам было самым мягким приговором из всех возможных. Три года поэт провел в селе Чумаково Новосибирской области, а потом еще три года в Караганде.

А потом была огромная жизнь. Наум Коржавин после короткой оттепели и долгих мытарств в 1973 году эмигрировал в США. Последние годы жил в городке Чапел-Хилл (штат Северная Каролина).

Цензура, политика, толерантность — всё это не существовало для него. Если многие поэты-шестидесятники всегда остро и болезненно чувствовали, где находится предел дозволенного, то Наум Коржавин, кажется, никогда об этом пределе и не задумывался. Ни в сталинское время, ни тем более потом. И никогда не ставил себе в заслугу свою гражданскую смелость. И не чувствовал себя пророком.  

Ровно полвека назад, в 1968 году,  Коржавин написал:

Мы испытали все на свете.

Пьем в «Гастрономах» на троих...

Прощай,  поэт!

В октябре прошлого года, поздравляя Наума Моисеевича с девяносто вторым днем рождения, мы рассказали об истории появления его новой книги, которой суждено было стать последней.

Вот эта история: