Текст: Дмитрий Шеваров/РГ
Столетье промчалось. И снова,Как в тот незапамятный год -
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет.
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд...
Но кони — всё скачут и скачут.
А избы — горят и горят.
Наум Коржавин «Вариации из Некрасова», 1960
22 июня скончался поэт великой искренности и отчаянного бесстрашия — Наум Коржавин. Он ушел к своим ровесникам, одноклассникам, друзьям, многие из которых погибли на войне.
Фигурой он был Санчо Панса, душою — Дон Кихот.
После «Вариаций из Некрасова» о нем кто-то сказал: наш еврейский Некрасов. Он же говорил о себе без натянутой красивости и был совершенно чужд любой местечковости:
Я просто русским был поэтом
В года, доставшиеся мне...
В антологии русской поэзии ХХ века его стихи занимают, очевидно, не так уж и много страниц, но
влияние пылкой и благородной личности Коржавина испытали несколько поколений поэтов —
от тех, кто начинал вместе с ним еще до войны, до наших современников. Это именно влияние личности, а не поэтики. Пример того, как можно жить, думать, говорить с оглядкой только на совесть.
В 1945-м его студенчество прервал арест — 20 декабря 1947 года Наума арестовали прямо в общежитии, где он жил в одной комнате с Расулом Гамзатовым и Владимиром Тендряковым. Расул только успел спросить сквозь сон: «Эмка, ты куда?»
Следователи сочли его «социально опасным» юродивым, отправили в институт Сербского, а через несколько месяцев постановлением Особого совещания при МГБ поэта приговорили к ссылке, что по тем временам было самым мягким приговором из всех возможных. Три года поэт провел в селе Чумаково Новосибирской области, а потом еще три года в Караганде.
А потом была огромная жизнь. Наум Коржавин после короткой оттепели и долгих мытарств в 1973 году эмигрировал в США. Последние годы жил в городке Чапел-Хилл (штат Северная Каролина).
Цензура, политика, толерантность — всё это не существовало для него. Если многие поэты-шестидесятники всегда остро и болезненно чувствовали, где находится предел дозволенного, то Наум Коржавин, кажется, никогда об этом пределе и не задумывался. Ни в сталинское время, ни тем более потом. И никогда не ставил себе в заслугу свою гражданскую смелость. И не чувствовал себя пророком.
Ровно полвека назад, в 1968 году, Коржавин написал:
Мы испытали все на свете.
Но есть у нас теперь квартиры —
Как в светлый сон, мы входим в них.
А в Праге, в танках, наши дети...
Но нам плевать на ужас мира —
Пьем в «Гастрономах» на троих...
Прощай, поэт!
В октябре прошлого года, поздравляя Наума Моисеевича с девяносто вторым днем рождения, мы рассказали об истории появления его новой книги, которой суждено было стать последней.
Вот эта история:
