Леонид Алексеев «Луиджи»

Под сырыми листьями занялись робким огнём рваные мешки с отходами. Печь зачадила.

— Пусть теперь попробует угодить хозяину, — злорадно ухмыльнулся Артур и кинул в топку пухлую тетрадь в красной обложке.

— Давай уже скорей, — Роза топталась позади мужа, кутаясь в толстую шерстяную кофту, — комары зажрали.

Тетрадка плюхнулась в гущу отбросов и затушила хилые язычки пламени, исчезая в белёсом дыму.

— Вынимай! Быстро! — засуетилась вдруг Роза. — Егор идёт.

Артур резко оглянулся. От ворот хоздвора, со стороны сада, двигалась копна — садовник нёс перед собой ворох срезанных веток и прутьев вперемешку с травой. Артур юркнул в топку, как мышь в нору. Пошарил рукой, но только мусор разворошил. Клубы едкого дыма заволокли Артура. Глаза заслезились. Не вдохнуть, не выдохнуть. Артур отпрянул, схватил Розу за руку и сипло выдохнул:

— Бежим!

***

Луиджи откатил дверцу шкафа и принялся энергично перетряхивать скудные шмотки на полках. Достал поочерёдно две пары джинсов и свитер, ощупал, скомкал — на пол. Снял вместе с плечиками два рабочих комплекта — белый и голубой — куртки, брюки, фартуки и банданы. Бережно разложил их на тахте и разгладил ладонями. Куда она подевалась? Носки, исподнее, ботинки, чемодан. Пусто! Не иголка же! Толстенная, в красной обложке, тетрадь со вклейками и распечатками. Как теперь без неё?! Луиджи в очередной раз выпотрошил тумбу под телевизором, пристально всмотрелся в пустой подоконник за льняными шторами и выглянул на улицу. На пастбище за прудом вечерние сумерки размывали силуэты лошадей. Хозяин завтра вернётся с охоты аккурат к завтраку. И гренками тут не отделаешься. Надо срочно звонить Серджо!

***

Несмотря на вчерашнюю дружескую и обоюдовыгодную баню с Такешиным, Никита чуть свет уже бодро отпружинивал к теннисному корту по тёмно-красной гаревой дорожке меж идеально остриженных туй и можжевельника. Сухопарый, загорелый — с виду как стручок ванили, и подвижный, как головастик, Никита считал себя утончённым эстетом, но слыл записным педантичным снобом. Курил сигары, которые «поставлялись только в королевские дома», пил коньяки, экспорт которых из Франции был, естественно, запрещён. Теннисные ракетки изготавливались «исключительно для Никиты и чемпионов Уимблдона». И даже семенящий рядом дворецкий знал, что на Никите кроссовки, какие носят звёзды НБА. Размеров на пять поменьше только.

— Никита Яныч... — Артур, пытаясь заглянуть в лицо хозяину, сутулился и приседал.

— Садовнику скажи, пусть пройдёт ещё разок, — Никита на ходу коснулся ладонью живой изгороди.

— Никита Яныч, сынок наш с Розой на повара отучился, стажировался во французском ресторане. Вам же нужен повар...

— Повар, повар... Кстати, да, будет новый. Итальянец. — Никита остановился. — Розе передай, пусть комнату ему с видом на пруд подготовит, чтоб не стыдно перед иностранцем. Ступай.

***

«Интернета, само собой, нет», — зло цыкнул Луиджи, набирая номер на мобильнике. «Недостаточно средств», — убил последнюю надежду ехидный женский голос.

— Сеньора, сеньора, прэго! — Луиджи догнал Розу на балконе второго этажа и поднёс к её лицу телефон.

— Да чего тебе, малахольный?! — отшатнулась Роза, испуганно морща лоб.

— Легга, легга! — Луиджи настоятельно потыкал в текст на экране.

Роза прищурилась:

— Ой, нет! Ничего я тебе не подскажу, — отмахнулась она. Потом хозяину не понравится, и буду крайней. Оно мне надо?! — Роза фыркнула и пошла прочь.

— Сеньора, пер фаворэ! — преследовал её Луиджи.

Навстречу им по лестнице взбежал Артур:

— А ну, кыш! — Он упёрся пальцами в грудь Луиджи. — Он что, пристаёт к тебе, Рози?

— Да нет-нет, идём. — Роза потянула мужа за рукав.

— Смотри мне! — хорохорился Артур. — Неделю всего в доме... Ишь, освоился. Здесь тебе не Сицилия!

— Скузатэ, скузатэ! — Луиджи дважды поклонился, прошмыгнул вдоль перил мимо Артура и спустился на кухню.

«Грымза! — качал головой Луиджи, открывая шкафчики и заглядывая за каждую банку. — Глупо и унизительно! Где же тетрадь? Как теперь готовить?!»

***

Благосклонности толстяка Такешина искали многие. Никита, причисляя себя к ближнему кругу, являлся дружить по первому зову. По случаю отъезда в Штаты Такешин позвал Никиту в баню. Попарились, посудачили.

— Поеду, Никит, на полгодика, так примерно, — вытирая простынёй потные розовые брыли, прохрипел Такешин. — Детройт будем поднимать. Фабрику тебе уступаю. Ту, с шариками для пинг-понга, помнишь просил?

— Ух ты, спасибо! — оживился Никита.

— Ещё слышал, — крякнул Такешин, — повара ищешь?

— И не спрашивай! Хобби у меня такое — поваров искать. Приедаются они, как и их стряпня. Месяц-другой и, что бы ни приготовили, всё — яичница.

— Моего бери. Мужик странный, но готовит феерично! Итальянец, опять же. Ты ж любишь эдакое... — Такешин, кряхтя, поднялся и плеснул себе водки. — Эх, сейчас бы саадатский бутербродик.

— Какой, прости? — рассеянно уточнил Никита, увлечённый идеей завести повара-итальянца.

— А, так... Вспомнил студенческие годы... — Такешин махнул рюмку и развалился на лавке. — Так берёшь повара?

— Почём отдашь?

— Да бери так. Попробуй. Не понравится — выгонишь. С собой я его не повезу, всё одно увольнять.

— А странный чего?

— Память плохая. Ничего не помнит. Готовит по тетрадке. Но по рецептам — что не блюдо, то шедевр!

***

После третьего круга поисков у Луиджи разболелась голова. На кухне он отыскал в железной аптечке цитрамон и принял таблетку.

— Вечно эти бумажки мешают, — осерчал Луиджи, запихивая блистер обратно в коробку. — Зачем они только нужны?!

Луиджи нервно выудил пальцем инструкцию по применению. «Состав, — машинально прочитал он. — Какао-бобов порошок, лимонной кислоты..., крахмал картофельный...»

— А что?! — Луиджи задумался, оглядел кухню и в приступе внезапного вдохновения высыпал все лекарства на стол. — Так, и?

С каждой выпотрошенной коробкой настроение улучшалось. Выбрав, помимо цитрамона, Гастал и Ноофен, Луиджи с инструкциями в руке, как глашатай со свитком, обходил кухню и проверял наличие нужных продуктов.

— Алюминия... — Луиджи запнулся, — карбоната гель. — Повар открыл холодильник: — Карбонад на месте. Крахмал кукурузный... Отлично! По-моему, кляр из него нежнее, чем из муки. — Луиджи полез в шкаф с бакалеей. — Ага, есть! Перечная мята, желатин... Так, лактоза... — Луиджи вернулся к холодильнику. — Молоко. Отличниссимо!

Луиджи расписал ингредиенты на листке, вернулся в свою комнату и поставил будильник на пять утра.

***

По утру челядь потянулась к помпезному хозяйскому крыльцу за наставлениями. Артур и Роза пришли раньше остальных и переминались, нетерпеливо переглядываясь. В глазах Артура адской искрой поблескивало предвкушение триумфа.

Наконец дверь отворилась и вышел Никита Янович. Артур подался ему навстречу, читая настроение на лице хозяина. Следом плёлся Луиджи.

— Ну, брат, ты нынче расстарался! — Никита Янович потянулся, широко раскинув руки и блаженно улыбаясь. — Уж не знаю ваших итальянских названий, но прям в яблочко!

Артур отпрянул и наступил Розе на ногу. Роза взвизгнула и толкнула мужа. Никита Янович бросил на них неодобрительный взгляд. Слуги вокруг заулыбались, зашушукались.

Егор опоздал. Извиняясь, он просочился сквозь собравшихся и протянул Артуру прозрачный пакет с обгоревшей красной тетрадкой внутри:

— На вот. Это вчера искал в печке?

— Нет! — Артур шарахнулся и опять наступил Розе на ногу. Роза сдержалась, только щёки надула. Люди вокруг захихикали уже в открытую.

— Моё это! Дай сюда! — Луиджи выхватил пакет из руки Егора и свирепо зыркнул на Артура. — И в какой печке он её потерял?

Егор не успел ответить. Народ загалдел, забалагурил, присвистывая и хрюкая:

— Вот тебе и итальянец!

Никита Янович округлил глаза, открыл рот, да так ничего и не сказал.

***

— И Артура с Розой Никита тоже уволил? — Серёга накрыл заварник полотенцем и поправил на лбу чёрную повязку, усмиряющую вьющиеся патлы.

— Не, меня только, — Луиджи обнял гитару и взял пару аккордов. — У Никиты поддельный итальянец никак не может работать.

— Ну а мне ты чего не позвонил? — Я б тебе, как обычно, рецепты продиктовал.

— Позвонил... Деньги кончились...

— Теперь с тобой надо ухо востро держать. Накормишь ещё лекарствами, — Серёга рассмеялся и достал из сушилки две кофейные чашечки.

— Да ладно! Карбонад в кляре, картофельные лепёшки, молочное желе и какао с лимоном получились что надо. Никита пищал от удовольствия. Ты, как повар, оценил бы наверняка. Хотя... Никите главное, чтоб необычно.

— Жалко, конечно. Сколько? Почти пять лет нас твоё итальянское имя кормило.

— Имя, между прочим, как и я, только наполовину итальянское.

— Не понял! «Луиджи» разве не?... — развёл руками Серёга.

— Да, отец настаивал на итальянском имени. Но в ЗАГСе мать отговаривали, мол, отец иностранец, имя нерусское — мало ли что. Но мать сказала, что имя русское, сокращение просто: «Ленин Умер — ИДеи ЖИвы».

— Теперь ясно, в кого ты такой стригучий, — рассмеялся Серёга. — Слушай, у меня коньяку немного есть, будешь? Из еды, правда, лук и чёрный хлеб только.

— Можно, — Луиджи отложил гитару. — А масло есть? Сахар?

— Ага, есть капля. — Серёга достал из холодильника блюдце с куском сливочного масла в фольге. — Сахар на столе, вон, в банке.

Пока Серёга ставил стопки и разливал, Луиджи проворно порезал на четвертинки два ломтя черняхи, смазал их маслом, положил поверх пошинкованный лук и присыпал его сверху сахаром.

— Саадатский бутерброд,— успокоил Луиджи недоверчиво сопящего Серёгу, —Такешин научил.

— М, ясно... — Серёга протянул стопку Луиджи. — Удивительно, как он не воткнул за столько времени, что ты не настоящий повар, и вёлся на твою забывчивость!

— Что я полуитальянец, он знал, а еду я в итальянском ресторане заказывал. Поди плохо! По твоей тетрадке только при нём готовил, когда его на разговоры пробивало, и он на кухне торчал.

— Тетрадку тоже жалко.

— Так не вся ж сгорела. Восстановим и поваренную книгу издадим. Ну, давай, Серджо! За Италию!