- Каааатька! Мишка! Идите кушать!
Обычно ритуальный призыв к трапезе звучал не менее шести раз, накаляя пространство вокруг нашего дачного домика до рекомендованной по советскому ГОСТу температуры подачи горячих блюд.
Лето мы проводили в таежной деревне, при этом «проводили» - термин емкий, но двусмысленный. Родители в основном работали, находя в этом процессе труднопостижимое взрослое счастье. Мы же с братом и друзьями днями напролет играли в казаков-разбойников или индейцев-археологов. Книжки Сальгари, которые одиннадцатилетняя я заглатывала, не жуя, неизменно выходили боком не мне или друзьям-мальчишкам, а нашим мамам.
Когда индейцы и допекаемые ими на костре археологи не выходили добровольно из высоких, в человеческий рост кустов приморской полыни, на охоту выходила Мать.
Любая их трех-четырех мам, одновременно обитавших вместе с детьми на нашей деревенской улице и готовивших обед в одной их тесных летних кухонь. Изредка мам подменяли бабушки, но у них резвость была уже не та, поэтому обычно за отлов и кормление детенышей отвечали мамы. Полные, одетые неизменно в пестрые ситцевые халаты, в резиновых тапочках на размер больше и с красивой химией на коротких волосах, мамы выступали крестовым походом - за Трехразовое Питание и Калорийность Гарнира.
И вот одна из мам, вооруженная гибкой веткой полыни на случай сопротивления, изгоняла нас из штабов, из леса или с берега каменистой речки - и вела единым табуном к воротам. Мы вяло протестовали, урча животами. Я, единственная девчонка в мальчишеском коллективе, спешно излагала план дальнейшей игры голодным индейцам и археологам, вела переговоры о побеге из-под конвоя, склоняла к постановочной драке. Но мама была опытнее и обладала уже полным арсеналом кулинарной женской хитрости. Из летней кухни пахло так вкусно, что пустые желудки предавали нас прямо на ходу.
Мы смирялись с обедом и шли мыть руки. Рассевшись по лавкам, как шумные воробьи на проводах, ели все, без капризов и уговоров. У любой мамы.
Тетя Галя всегда поражала наше воображение размером картофелин в супе. Они не были порезаны кубиками или соломкой. К чему такие деликатности? Тетя Галя просто секла клубень надвое, как если бы собиралась кормить свиней на своей ферме, и кидала глыбы «синеглазки» в кипящий суп. Одного куска дымящейся картошки из такого рассольника хватало, чтобы накормить под завязку среднестатистического ребенка времен перестройки. Хозяйке большого дома некогда было церемониться ни со скотом, ни с детьми, ни с сожителем-браконьером. Возможно от этого пьяный муж сбил ее однажды на большом грузовике насмерть. С тех пор сын тети Гали чаще всего ел у нас, а зимой, когда мы не жили в деревне – у Бабани.
Соседка Бабаня, по паспорту Анна Николаевна, кормила ораву внуков и их друзей кисловатым куриным супом с крупой или жареной картошкой с ранними сыроежками. Готовила на дровяной печи в темной, засиженной мухами летней кухне - экономила электроэнергию, на которую уходила большая часть ее пенсии. Вместо чая заваривала гриб-чагу, добавляя какой-то горькой травы, и все это мешала сухим указательным пальцев прямо в эмалированной кружке с кипятком. Черные сколы на кружечной эмали и наши глаза были полны вежливого непонимания. От чая мы обычно отказывались, хотя Бабаня искренне хвалила его целебные свойства и позволяла пить с сахаром. Она любила детей, берегла для нас самое вкусненькое. Летом угощала конфетами и пряниками, которые мы дарили ей еще на восьмое марта. Сын Бабани горько запил на старости лет, бил ее, умерла она от тяжелой болезни дома. Мне до сих пор иногда вспоминаются те пряники, с прилипшими крупинками сахара и крошками сухого хлеба. Зря я отказывалась от чая.
Но вкуснее всех кормила нас моя мама. У нее мы ели, как цари. Борщи с фасолью, свекольники – для тех, кто не любит вареную капусту. Куски розовой горбуши под маринадом из тертой свеклы и моркови. Запеченный сладкий перец, сбрызнутый уксусом так легко и нежно, что от запаха сразу щипало за скулой. Икра из баклажанов с мелкими круглыми косточками, смешно щекотавшими нёбо. Мама родилась в Молдавии, она умеет даже из муки с водой сделать вкуснейшие лепешки. Одному Богу известно, откуда в таежной деревне, на полке у мамы взялось варенье из лепестков чайной розы, но мы ели даже дрожжевые рогалики с этим ароматным, слоистым волшебством! Запивали компотом из кислых дальневосточных слив, заедали лопавшейся от частых дождей, недозревшей клубникой, набирали полные пазухи хрустящего хвороста, посыпанного сахарной пудрой, - и снова убегали в лес, на речку, к воображаемым индейцам и археологам…
Деревня и дачные каникулы остались так далеко, что не добраться самолетом, не доехать поездом. Там пахнет пряной летней тайгой, полынью, дождями, рыбами и маминой летней кухней. Нас с братом уже гораздо реже зовут «кушать», никто не «загоняет» на обед, хотя мы, кажется, сейчас совсем бы не сопротивлялись. И слава Богу, мы все еще можем сказать:
- Мам, а давай рогаликов напечем? Только с розовым вареньем, пожалуйста.
