- Пора вставать, Дочка!
Папа приоткрывает скрипучую деревянную дверь, и из щёлки прямо в глаз бьёт полоска рыжего света.
Нравится ему мое имя или нет - чаще всего он называет меня просто Дочка.
- Завтрак готов, пора, пора!
- Встаю, папа!
Я - кожа-да-кости, без аппетита, с рождения не евшая мясо - проклятие папы-охотника, папы-кулинара, за чьей тушённой в печи с картошкой и травами медвежатиной приезжает в гости Сам Глава Района.
Выползаю из-под одеяла, с матраса скатываюсь на пол, спешно натягиваю новые белые колготочки с рисунком из бантиков, рубашку с широкими книзу рукавами (прямо как у пиратов!), строгий синий сарафан...
Это мое второе первое сентября. Не важно, отличница ты или двоечница, а после знойного лета густого воздуха, беготни босиком по песчано-глиняным дорожкам, катаний на лодке и рыбалки с папой, захочется ли ехать в школу?
Папа это знал. Никогда и не говорил мне, как понимал меня в такие моменты, но знал. Поэтому всегда стремился порадовать меня перед долгой дорогой в маленький детский адок.
Умывшись, бегу на кухню, а там...
Она.
На расчесанной железной мочалкой чугунной сковородке, немного небрежно присыпанная петрушкой, отблескивающая румяными корочками... Яичница с черным хлебом.
Никто не мог приготовить ее так, как папа. Проси маму, проси бабушку - и хлеб пожарят, и яичным месивом зальют, и петрушкой присыплют. А не то! Съешь кусочек - и больше не хочется. А о папиной всю неделю мечтаешь, он ее только по понедельникам готовит, когда тебе с дачи в школу ехать, или по праздникам. Съедается она в два укуса. И никогда по-другому не получается.
Папа воспитывал меня сыном: научил разводить с одной спички костер, ловить и разделывать рыбу, палатку ставить, знать, что такое - чувство долга и как это - быть ответственной. Но была у него мысль, совсем мне тогда не понятная - о том, что каждая хорошая девушка должна хорошо готовить, чтоб мужа и отца радовать. Что ж...
Когда мне исполнилось 8, папа поднял меня утром и повел на кухню.
- Дочка, ты уже взрослая, надо начинать учиться...
Стою босиком на линолеуме, смотрю снизу папе прямо в глаза и слушаю внимательно-внимательно.
- Сегодня ты мне завтрак готовишь. Не трусь, помогу. Что будем готовить?
В больших девичьих глазах загораются искорки.
- Яичницу, папа, яичницу!
Сердце замирает. Сейчас, вот прямо сейчас папа расскажет мне секрет своего самого лучшего блюда, только мне одной, никому другому! И я буду как он, буду завтрак готовить, и папа будет гордиться мной...
Папа начинает свой урок.
- Бери сковородку и ставь на плиту. Только не урони!
Папа чиркает спичкой и зажигает газ. Ставит сковородку греться, наливает масло.
- Хлеб в хлебнице, знаешь. Отрежь толстый кусок. Не криви! По-другому надо, на бок положи. Потом этот кусок на полоски разрежешь. Нож крепче держи!
Я режу, а нож старый, тупой, и хрустящий кирпичик чёрного едва ли поддается. Но я представляю себя рыцарем-героем из любимых книжек, что проделал долгий путь, чтоб обучаться искусству алхимии у самого опытного в мире друида, и сейчас самый первый и самый ответственный урок.
- Хорошо. Клади на сковородку, не впритык же, место между кусками оставь! Посоли. Хлеб всегда солить надо. Шустрее, дочка, достань два яйца. Не держи холодильник так долго, закрой дверцу! Возьми кружку. Да, ту, белую. Возьми нож. Разбей в кружку яйца.
Верчусь на кухне, выпад туда-выпад сюда. Я - фехтую, я - воин, я все могу, самая ловкая, самая юркая, все - для папы.
- Яйцо держи осторожно, бей ножом сильнее.
Есть! Два яйца плавают в белой эмалированной кружке, что с папой путешествует на каждую охоту.
- Так, возьми соль в туеске, щепотку бросай, кружку держи под углом и ножом смешивай яйца. Лезвием к себе яйца рубить надо, они так лучше смешаются.
Папа торопит, говорит, что вкусно получается только тогда, когда всё вовремя делаешь.
- Чувствуешь, хлеб запáх? Значит - готов, можно переворачивать и яйцом заливать.
Страшно, что не успею, что уроню что-нибудь и все испорчу. Но папа рядом, он поможет.
- Выливаю яйца на сковородку, деловито поднимаю кусочки хлеба вилкой, как папа, чтобы под них яйцо затекло. Пап, а что дальше? Папа!
А папы сзади нет. У папы зазвонил телефон, и папа помчался, грохоча по старым доскам, в другой конец дома.
Несусь к нему. За яичницу страшно. За себя страшно, что ничего не получится.
- Папа, что дальше делать?
Папа деловито поднимает указательный палец, мол, помолчи секунду. Разговор важный, видно. Сажусь на диван и жду. Папа кладет трубку.
- Меня на работу вызывают, Дочка. К обеду вернусь, будь тут умницей.
Садится рядом на диван, прижимает меня к себе. Сидим. Вдруг папа вдыхает носом глубоко, мигом срывается с дивана и бежит на кухню. А я за ним.
А на кухне - на сковородке дымятся угольки. Папа быстро хватает дымящееся нечто и переставляет на печку.
Меня обдает холодом, сажусь на пол, дрожа. И слезы как-то сами на глаза наворачиваются, и их так много, как никогда не было.
И чувствую, как папа с укором смотрит на меня, а хуже этого ничего в мире не может быть. С каждой секундой все сильнее расплываюсь по полу, уже рыдая.
Папа поднимает меня, сажает на табуретку и сам рядом садится.
- Я же...не знала...па-ап...
Слова нелепо выплевываются сквозь плач.
- Эх, что ж ты, дочка. Ладно, когда-нибудь научишься...
***
Мне восемнадцать. Лето, я сижу на кухне у папы в доме и допиваю кофе. Нелюдимка и перфекционистка, живу в городе, у папы бываю редко. Кажется, что за эти десять лет я научилась делать всё, что могла: у меня с десяток увлечений, две золотые медали за окончание школы, и я могу приготовить много таких блюд, каких уже не может приготовить папа.
К нам в гости приехал племянник. Все ещё спят. Надо бы завтрак сделать.
Взгляд падает на рассохшуюся деревянную хлебницу, откуда лукаво выглядывает половинка «чёрного».
Выбор сделан, готовлю.
Из комнаты выходит папа.
- Доброе утро!
- Доброе. Вкусно пахнет. Яичницу готовишь?
Подходит. Ничего не спрашивая, сам заливает хлеб яйцом, вилкой заставляет яйцо затечь под масляные загорелые кусочки хлеба.
И сразу после выключает газ.
Смотрю с недоумением.
- Это и был секрет, папа?
- Все её передерживают, она пригорает и пузырится. А я сразу выключаю, она на толстой сковородке сама доходит, подождем пару минут, вот, смотри, - самый сок!
- Пап, а чего ж ты сразу не сказал, когда учил?
- Так разве можно сразу все секреты раскрывать, когда готовишь?
Молчим и смотрим на ту самую идеальную яичницу.
Папа, всегда уверенный, непоколебимый, мнётся, чтоб что-то сказать.
- Чего ты, пап?
- Ты... прости меня, дочка. Я тогда сам был виноват, что про яичницу забыл. А ты-то отлично все сделала...
