Евгений Гришковец: "Я никогда не узнаю разницы между некоторыми буквами"

Текст: Елена Яковлева/РГ

Писатель, драматург, режиссер и актер Евгений Гришковец пришел в Ассоциацию родителей и детей с дислексией, чтобы рассказать о своем опыте.

- Сейчас не модно говорить о гендере, но это невероятно мужской поступок! - приветствовала его учредитель Ассоциации, дочь директора Государственного Эрмитажа Мария Пиотровская. - Известный человек, может быть, первым в стране в подробностях говорит о своей дислексии (специфическом расстройстве чтения и письма).

Большинство россиян, страдающих ею, по словам Пиотровской, этого никогда не делают. Ну разве что на ухо кому-то шепнут. И зря. Судьбы Моцарта, Бетховена, Андерсена, Агаты Кристи, Уолта Диснея, Владимира Маяковского, Мэрилин Монро, Киры Найтли, Генри Форда, Тарантино, Джона Леннона - все они были дислексиками - свидетельствуют, что это расстройство не перечеркивает счастье и успех человека.

Только таким людям нужна помощь. Всех - от неравнодушных людей до неравнодушного государства, разрабатывающего удобные правила и своего рода "доступную среду", только на этот раз интеллектуальную. "РГ" представляет диалог Евгения Гришковца и Марии Пиотровской о внимании к людям, их познавательному своеобразию, упорству, провалам, рискам и достижениям.

Мария Пиотровская: Что вам родители в детстве говорили?

Евгений Гришковец: Что я лентяй.

Мария Пиотровская: Вы пошли в 1-й класс и вернулись с первой двойкой в тетради.

Евгений Гришковец: Ну, двойка. Наказан. Так педагоги и наказывали - двойками. А одноклассники смеялись. Тогда про дислексию никто не знал. Поэтому от меня все упорно добивались того, чего я сделать не мог. Мои родители меня любили ( и любят). Но мама, преподававшая теплофизику и теплодинамику в университете, видя мой трояк по физике, не могла понять, как это, человек не может выучить физику. Отец доходил до отчаяния, тряс передо мною книжками и кричал: этот учебник написан для среднего идиота! И я в 13 лет понимал, что я хуже "среднего идиота". Когда у папы были припадки педагогики, он разбирал со мною пару задач ("Папа у Васи силен в математике"), и я получал свою липовую четверку.

Я не знал тогда, что мое восприятие отличается от восприятия других людей. Я был такой же мальчик, как и все остальные, но у меня не получалось. Родители и учителя считали меня лодырем. Потому что все же понимали (и сам я догадывался), что я не идиот. Но потом, делая страшное количество ошибок в сочинениях и диктантах, путая буквы, пропуская слова, я стал думать, что, наверное, я все-таки идиот.

Есть имена, которые я не различаю. Например, не вижу разницы между именами Света и Ира. Для меня это одно и то же. Вообще никакой разницы. Как для японцев между звуками "р" и "л".

Детство все равно было счастливым. Но в какие-то моменты, когда родители настаивали на том, чтобы я что-то понял, а учителя давали задания, которые мне были совершенно не под силу, я был абсолютно несчастным. И очень одиноким. Я никогда не учился легко, мне всегда было тяжело. И это кошмар, когда в школе тебя начинают высмеивать. Я сменил четыре школы, мы переезжали. И когда учился в плохих школах, все было нормально. Но заканчивал я хорошую, с английским уклоном, в ней было престижно хорошо учиться. Я был очень непрестижный парень...

Если бы в мое время был ЕГЭ, я бы вообще школу не закончил. Но ЕГЭ тогда не было, и учитель по математике принес мне готовую контрольную работу, чтобы я ее списал. Я списал идеально, и мне справедливо поставили за нее тройку. Тему сочинения мне сказали заранее. Я его устно придумал (короткими предложениями, без запятых), вызубрил наизусть, потом записал на экзамене, и то сделал четыре ошибки... Перед сдачей экзамена по чтению учительница за два часа дала мне текст, я его быстро выучил и на экзамене изображал, что читаю. Иначе бы не уложился ни в какие нормативы. Читал бы как революционные матросы в старых советских фильмах, водя пальцем по депеше.

Мария Пиотровская: Что самое главное для дислексика на экзаменах?

Евгений Гришковец: Для дислексика принципиально сдавать экзамен хорошему, умному преподавателю. Я бы не попал в университет, если бы устный экзамен по литературе у меня не принимал блистательный литературовед Натан Давидович Тамарченко. Мне достался вопрос про Алексея Толстого, а я его единственного не читал. Я "плыл", думал про армию и чуть не падал в обморок. Он что-то понял и поставил мне четверку за то, что я объявил, что люблю "Неточку Незванову". А был бы ЕГЭ, я бы ни за что не поступил. Человеку нужен человек, это еще у Тарковского в "Солярисе" сказано.

Боцман и шпангоут

Мария Пиотровская: Как вы служили в армии?

Евгений Гришковец: Было нелегко. Я служил на флоте и не мог, например, запомнить и показать, как сигнальщики машут флажками. Или чем отличается шпангоут. Даже если бы я знал, что я дислексик, ну кому там об этом скажешь? Боцману? (Слово "боцман" произносится с нежным юмором, смех в зале и на сцене. - Прим. ред.). Но ничего, я даже достиг результатов и пользовался уважением. А в университете мне было учиться легко. Там все было интересно. И лекции читали совершенно другие, чем в школе, преподаватели, относящиеся к тебе с интересом и уважением. Из-за интереса мне все давалось. Да, я читал дольше, чем другие. Особенно английские романы эпохи Просвещения. Но зато если уж я вгрызался, то запоминал на всю оставшуюся жизнь.

Мария Пиотровская: Когда вы все-таки поняли, что вы дислексик?

Евгений Гришковец: Это было, кажется, в 1990-м. Вышел фильм "Твин Пикс", и я, его фанат, прочитал интервью актрисы Лары Флинн Бойл. Она в нем рассказывала, как ей трудно воспринимать знаковую информацию, сценарии ей читают "на слух". Слово "дислексия" не прозвучало, но я все понял. Обрадовался, побежал к родителям. Это чуть ли не праздник был! Господи, оказывается, я нормальный человек. До этого я все время ощущал в себе какую-то ненормальность и отсутствие возможности с этим справиться.

Отцы и дети с дислексией

Мария Пиотровская: У вас из троих детей двое дислексиков...

Евгений Гришковец: Да. Младшая 10-летняя дочка начинает писать с середины страницы, она просто не видит то, что слева. Учительница ее заставляет по 10 раз переписывать, но это ничего не дает. Ребенку-дислексику, если у него в школе не получается, не должно быть тяжело. Поэтому когда все становится понятно, нам, родителям, надо начинать разговаривать с учителями. Поначалу они выслушивают, кивают, но про себя думают: рассказывайте-рассказывайте, все понятно, значит, ребенок сложный, ленивый, вот они и "отмазывают" его в расчете на поблажки. Мы не просвещены по поводу дислексии. Школа - точно.

Мария Пиотровская: Просто с 1991 года все дислексики - а это примерно 25 процентов учеников - перестали существовать как явление. Никто не диагностирует дислексию и не работает с ней.

Евгений Гришковец: Тем более надо всех просвещать. Отличный пример просветительского эффекта - фильм "Человек дождя", лучше всех рассказавший миру об аутизме. Посмотрев его, понимаешь, как ценен, прекрасен и удивителен не только человек с аутизмом, но каждый человек. Моя задача сделать так, чтобы у моих детей было счастливое детство. Моя младшая дочь занялась спортом, начала плавать. Потом балетом, и стала там самой лучшей, веселой и талантливой. И мы с ней вместе решили, что школа - ну ладно,там и на тройки можно... Главное, чтобы у человека было знание, что в чем-то он нормальный и успешный. Что ему есть чем гордиться и его есть за что хвалить. Потому что если работа по математике написана на двойку, то и ребенок с дислексией поймет, что родители врут, хваля его.

Моя старшая дочь Наташа, историк религий, написала уже толстую диссертацию. Мне с ней даже страшно общаться, так она много знает! Хотя дислексик тоже жуткий. Сын не дислексик, но страшно стрессует перед ЕГЭ. Что будет на ЕГЭ с младшей дочерью? Стресс по этому поводу уже испытываем мы с женой.

Мария Пиотровская: Мы полагаем, что дислексикам все-таки нужны альтернативные экзамены. Например, всего два и на выбор.

Клавиатура и руль - это не мое

Мария Пиотровская: Логопед-психолог, придя к моей дочери, попросила ее и меня нарисовать картинку: мальчик с портфелем бежит из школы домой. Я нарисовала обычную, дочь покадровую, как мультфильм. С тех пор я всем дислексикам задаю вопрос: как вы, человек с "другим восприятием", видите мир?

Евгений Гришковец: Трудно это объяснить. В моей жизни до сих пор много вещей, с которыми я не могу справиться. У меня нет компьютера, потому что я не владею клавиатурой. Могу медленно потыкать одним пальцем, но если вдруг размер клавиатуры уменьшится или увеличится, все, я уже не могу. Обновление программы в мобильном телефоне для меня - ужас и невероятное переживание. Смена самого телефона, даже одного его размера - огромный стресс. У меня на телефоне стоит Вайбер, там синие экранчики, я к этому привык. А в Ватсапе зеленые, и я уже так не могу. И вообще две программы для меня беспорядок и ужасный дискомфорт. Я понял, что не смогу научиться водить машину. Теорию освоил легко, а вождение нет. Потому что каждый раз мне нужно заново понимать показания приборов. Мне также трудно сконцентрироваться и смотреть в одном направлении, как это должен делать водитель. И поскольку очень хочется хотя бы раз в жизни проехать на машине одному (смех в зале), жду автомобиля с автопилотом.

Я путал буквы, пропускал слова. И стал думать, что, наверное, я идиот

Мария Пиотровская: А какие преимущества вам дает дислексия?

Евгений Гришковец: Общаясь с другими, я понял, что у меня другие свойства памяти. У меня вся память в активе. Нет каких-то закрытых территорий. Читатели моих книг иногда спрашивают: как вы так замечательно помните детство? Я отвечаю, что это разделение труда - кто-то строит, кто-то лечит, кто-то учит, а я помню. Но когда в каком-то фрагменте спектакля что-то вспоминаю, стараюсь, чтобы воспоминание было универсальным.

Репутации Сальвадора Дали дислексия вряд ли повредит. Фото: АР

Советы от Евгения Гришковца

1. Не стоит отделять дислексиков и загонять их в какие-то особые классы. Потому что у детей с дислексией разные формы и степени ее.

2. Не надо внушать человеку, что из-за дислексии ему многое неподвластно. Потому что он скажет: "О, я не могу!" и перестанет прикладывать усилия к тому, с чем бы справился запросто. А может быть, и выдающимся образом.

3. Когда мои дети с дислексией сталкиваются с трудностями в школе, я их успокаиваю: учительница тоже человек, который может ошибаться и не понимать, что с тобой. Она просто не верит, что тебе трудно. А мы с мамой верим.

4. Просвещать надо все-таки взрослых. Одноклассникам не обязательно знать про особенности твоего ребенка. Дети ведь обычно не хотят быть особенными.

5. Дислексики - нормальные люди. Это не болезнь. И не проблема. Это задача. Причем уникальная по каждому человеку.

Ключевой вопрос

Как дислексики пишут настоящие книги?

Евгений Гришковец: У меня не совсем обычная история, я играю много спектаклей. И перейти от гастрольной жизни к писательскому труду, войти в писательское состояние мне не просто. Но войдя в него, ты попадаешь в своего рода "литературную трубу" - превращаешься в существо, которое производит литературу. Как тутовый шелкопряд, который ест-пьет, и из него получается шелк.

Все написанное за день я отдаю жене, она это обрабатывает, я прослушиваю. Кстати, жена единственный человек, который может разбирать мой текст. Почерк-то у меня понятный, но я путаю буквы и многие слова не записываю. Но она, догадываясь по контексту, что и как, все прекрасно расшифровывает.

Пьесы пишу очень быстро. "Собрание сочинений", которая идет сейчас в "Современнике", написал за 12 дней. "Между делом" для Театра им. Пушкина - за 8.

Раньше я не предполагал, что стану писать прозу. Но отчетливо помню, как однажды вечером увидел в трехмерном пространстве книгу, на которой было написано "Евгений Гришковец. Рубашка. Роман". И ко мне пришел замысел этого романа, даже со структурой. Замысел - это не текст, а какой-то огромный объем информации... Он должен отстояться. Чтобы стало понятно, тот ли это замысел. Я реализую, наверное, процентов пятнадцать своих замыслов.

Написание книги - удивительный процесс. Он более всего похож на чтение. Это, в сущности, чтение - только очень медленное. Но когда вы читаете книгу, вы можете ее закрыть и отложить. Вы не знаете, что будет дальше, но книга есть. А когда пишете, то знаете или догадываетесь, что будет дальше, но книги нет. Она появляется у тебя на глазах. Это совершенно магический процесс.

Источник: rg.ru