Ульяна Ананьева. Львы, блестки и классика

Автор: Ульяна Ананьева, г. Новосибирск

Львы, блестки и классика

Оксана сделала последний глоток горького пережженного кофе.

— Так, теперь бери кружку в левую руку, — скомандовала ее подруга Ирина, — нужно сделать круговое движение по часовой стрелке. И потом от себя, слышишь меня? От себя переворачиваешь кружку на блюдце.

Оксана, пребывавшая до этого в своих мыслях, с трудом сориентировалась сразу, куда это, по часовой стрелке, но затем сделала все, как велела Ирина.

— Да, теперь ждем минуту и будем смотреть.

Ирина выглядела уверенно и даже чуть грозно из-за ярко прорисованных карандашом бровей. Они с Оксаной когда-то учились в одном классе и дружили, а после только созванивались временами. Теперь же, когда Оксана вернулась в родной город, их общение возобновилось.

— И давно ты гадаешь? — спросила Оксана.

— Да пару месяцев как. Еще на таро. Хорошо зарабатываю, больше, чем ты в своей школе.

Оксана хмыкнула и закатила глаза.

После прошедшей минуты кофейная гуща в чашке расплылась в хаотичные узоры. Ирина с серьезным лицом стала крутить чашку в руках.

— Слушай, ну тут у тебя шар или мяч. Это к удаче.

Оксана наклонилась, чтобы лучше рассмотреть содержимое чашки. Ей показалось, что по стенке растекается что-то похожее на парашют.

— Парашют это к неизвестности, такой вот вихрь событий.

— Поняла, у вас в гадании конкретики так и не появилось. Как с давних времен пошло: дальняя дорога, казенный дом, так и сейчас.

— Ну, это тебе не аптека.

— Да уж ясно.

— Ты лучше мне расскажи, как мама себя чувствует.

— Да как, — Оксана тяжело вздохнула, вспомнив хлопоты последних недель. Похороны отца, приторный вкус кутьи и сочувствующие взгляды. — Тяжело ей, конечно. Но он же медленно угасал. Было время себя подготовить. Хотя как тут подготовишься…

Оксана смотрела по сторонам. Взгляд цеплялся то за картину с Клеопатрой, смело лежащей рядом со львом, то за блестящие висюльки в дверном проеме.

— Ну она у тебя сильная, строгая такая, я помню еще со школы. После шести не гулять, с мальчиками не дружить.

— Да это же не она строжилась. Это все отец… Папа, — Оксана поймала себя на мысли, что всегда определяла обстановку в семье учеников по тому, как они называют родителей. Папа, мама — мягко, с любовью, мать, отец — холодно, отстраненно.

— Если захочешь бросить учительство, обращайся. Я тебя всему научу.

— И что, конкурентов не боишься?

— Ну тебя, какие конкуренты. Отбоя от клиенток нет, а я не жадная. С тобой точно поделюсь.

— Ну-ну, — Оксана засмеялась и машинально чуть не отпила из кружки с кофейной жижей.

***

Сентябрь всегда был для Оксаны особенным месяцем. Она ждала его приближения, чтобы наконец снова вернуться к детям, в родной кабинет с геранями и кружевными занавесками. Но в этот раз сентябрь ее пугал — новая школа, классное руководство.

Оксана стояла на линейке, рассматривая таких разных ребят, девятиклассников. Вроде бы сплошь незнакомые лица, но за почти десять лет работы в школе она научилась быть проницательной. Вот рыжий мальчишка в очках, все не сводит глаз с девочки с русой косой, а она не обращает внимания. Вот красивая яркая девочка, говорит громче всех, так что слышно даже во время песни про дважды-два. Наверное, староста.

В кабинете Оксана рассматривала свои букеты — гладиолусы, розы, герберы — не в силах поднять глаза на учеников. Двадцать пять ребят смотрели на нее как-то недобро, с вызовом.

— И что, вы наша новая классная? — сказал какой-то нагловатый парнишка с задней парты. Оксана еще не знала их по именам.

— Не классная, а классный руководитель, — тут же поправил его тот рыжий мальчик в очках.

— Да, я надеюсь, что мы с вами познакомимся и поладим. Также я буду вести у вас русский язык и литературу, — Оксана сделала паузу, дожидаясь, пока все перестанут перешептываться, и продолжила: — Впереди у вас важный год, за это время нужно точно определиться с экзаменами, начать основательно готовиться. В общем, дел много.

На этом классный час был окончен, и все стали медленно расходиться. На Оксану больше никто не обращал внимания, и она сидела, покачиваясь на стуле, отрешенная, в своих мыслях. Злилась на себя, что, может, не понравилась детям, не сказала, что рада с ними работать. Она чувствовала себя как когда-то на практике — одиннадцатый класс забросал ее бумажными самолетиками, пока она пыталась провести контрольный диктант. Потом пожилая директриса отпаивала ее валерьянкой в учительской и приговаривала: «Нужно быть тверже, нужно быть тверже. Как в клетку к львам».

Оксана очнулась от воспоминаний, выдохнула и сказала себе: «Нет, никаких львов. Это дети».

***

Первый урок, все сонные и не хотят слушать про роль литературы в жизни человека. Оксана постучала ключами по столу, чтобы привлечь внимание.

— А вас этому в педе всех учат? И еще всяким «голову ты не забыл», «лес рук», — это был тот же наглец с задней парты. Теперь Оксана уже знала, что зовут его Сергеев Влад.

— Да, Влад, учат. А потом сдаем экзамен, а кто не сдает, тот должен выйти и зайти нормально.

Ребята засмеялись, Влад улыбнулся тоже и замолчал. Оксана выдохнула. «Никаких львов, это дети».

Со звонком на перемену все снова забыли о существовании Оксаны в классе. Ее все равно каждый раз удивляло, как дети быстро переключались на свои разговоры, а учитель будто бы становился невидимкой или какой-то мебелью. Оксана делала вид, что рассматривает свои руки, чтобы не было так неловко. Хотя что на них было смотреть — только морщинок стало больше, и мел впитался в них так, что уже никак не вымоешь.

Та бойкая девочка с линейки, ее звали Ксюша, снова говорила громче всех. Оксана обратила внимание, как ярко у нее накрашены глаза — с блестками. Борясь с собой, сделать ли замечание или пока промолчать, Оксана барабанила по столу пальцами.

— Ксюша, — наконец не выдержала Оксана, — не нужно делать такой яркий макияж в школу. Я не запрещаю вам краситься, но всего должно быть в меру.

Но Ксюша не посчитала нужным ничего ответить, только посмотрела на Оксану с презрением и молча вышла из класса.

Оксана тогда только покачала головой. «Я все равно не буду строжиться и грубить», — твердо решила она.

***

Дома мама Оксаны стояла у окна в гостиной с кружкой чая в руке. Кажется, когда Оксана уходила на работу, она стояла в той же позе.

— Мам, ну ты хоть поела?

Мама обернулась и посмотрела на Оксану как-то растерянно:

— Еще не ела, но приготовила суп, кастрюлька на плите.

Разливая красный борщ по тарелкам, Оксана заметила, что кружки на полке расставлены ручками вперед — строго в линию. И тут будто невидимая сила ударила Оксану в грудь, что-то внутри отозвалось какой-то невыразимой давно забытой болью, и она резко бросилась их переставлять в хаотичном порядке с невероятным наслаждением. Посуда гремела, хлопали дверцы шкафа, полотенца и прихватки летели на пол.

Мама на все это безумие только тихо сказала:

— Ты знаешь, я будто дрессированная собачка. Все никак не могу перестать. С этими чашками, потом поправляю подушки, уголочек к уголочку, скатерти поправляю.

— Можно выдохнуть, мам.

— Знаю, а как будто все равно он за мной смотрит, — и показала пальцем вверх, — оттуда.

Оксана стала молча есть суп, хотя аппетит пропал. Она вспомнила свое детство. Отец ни разу за все время на нее не накричал. Он только хмурил брови и смотрел на нее так, что все внутри сжималось. Серые глаза тогда казались бесцветными, почти прозрачными. И Оксана видела в них свое растерянное выражение лица и пугалась еще сильнее, стояла, не зная, куда деть руки, и чувствовала себя нелепой, несуразной, какой-то бесформенной тяжелой массой. Вчерашним замерзшим супом под крышкой чугунной кастрюльки. Потому что отец был во всем совершенством, а она нет.

— Знаешь, мам, — не выдержав, сказала Оксана, — прости меня, что я тогда буквально сбежала из дома, бросила тебя. Я просто больше здесь не могла.

Мама нежно погладила ее по руке.

— И ты меня прости за то, что я… За то, что… — она так и не смогла сказать, замолчала. Но Оксане на душе все равно стало легко. А слова — ей они были не нужны. Она и так все понимала.

***

Так пролетел сентябрь, унося за собой теплые дни и зелень деревьев. Оксана привыкла к новой школе, а дети понемногу привыкали к ней. Иногда огрызались, капризничали, не сдавали домашку вовремя, но больше не смотрели враждебно исподлобья и не шептались о ней.

Оксана чувствовала себя увереннее и больше не поглядывала на свои наручные часы в надежде, что скоро прозвенит звонок.

Но неожиданно октябрь принес ей новое беспокойство. И казалось бы, ничего страшного — как-то на пятничном уроке русского Оксана заметила, что Ксюша без макияжа. Ну и что с того? Нужно радоваться, что никто не нарушает дисциплину. Именно так Оксана думала, напряженно закусив губу, смотря, как за окном ветер толкает людей в спины и кружит в воздухе пакеты и опавшие листья. Но все же ее захлестнула тревога, и казалось, что в этом, в этой смешной мелочи, кроется что-то нехорошее.

До этого целый месяц изо дня в день она наблюдала мастерство Ксюши — и стрелки, и стразы, и бог знает что. Синие тени, даже красные, разноцветная тушь. В Оксанины школьные годы никто так краситься не умел, да и сейчас она едва ли управлялась с тушью и блеском для губ. И сколько бы замечаний ни написала в Ксюшин дневник, в глубине души восхищалась ее талантом.

Дни шли, но ничего не менялось. На Оксану все так же смотрела расстроенная девочка, бледная, без блеска в глазах, и это заставляло ее беспокоиться снова и снова. Как бы она ни пыталась с ней поговорить, Ксюша только сильнее закрывалась.

В учительской Оксана осторожно расспрашивала всех о Ксюше, о ее семье, но никто не говорил ничего плохого.

На родительском собрании Оксана внимательно вглядывалась в лицо Ксюшиного папы в поисках знакомых ноток холода, металла, она же всегда чувствовала это как никто, но ничего не нашла.

— Как у Ксюши с успеваемостью? — мягко спросил он. И сам был похож на что-то мягкое, округлое — с широким лицом и толстоватыми пальцами. Такой хлебный человек, подумала Оксана.

— У Ксюши все в порядке. Кажется, на нее жаловался только учитель физкультуры за прогулы. Больше никаких нареканий.

— Это ж она у нас не спортсменка просто, — улыбнувшись, ответил Ксюшин папа. — Но я с ней поговорю, прогуливать не дело.

Оксана так и не решилась спросить его про состояние Ксюши, она подумала вдруг, что это будет слишком резким, неправильным и может только подорвать ее доверие.

После собрания Оксана шла домой уже темным осенним вечером. Каблуки стучали по лужам, ставшим вдруг ярко-оранжевыми в свете фонарей. Вдыхая холодный воздух, Оксана остановилась вдруг на секунду. Нет, дело было не в семье, Оксана ошиблась. Но в чем тогда причина?

И проявив всю свою проницательность, Оксана поняла. И как же она не замечала этого раньше — влюбленный взгляд, сердечки на последней странице в тетрадке, записочки, передаваемые под партами из рук в руки. В ее классе происходила любовная драма — Ксюша была безответно влюблена в Влада Сергеева. Она ждала его после урока и пыталась поговорить, но тот лишь отвечал что-то с насмешкой и даже не смотрел в ее сторону.

Оксана теперь чувствовала себя неловко, что так просто — тихо, безмолвно — разгадала чужую тайну, стала невольным свидетелем чужих чувств.

***

— Ты и в школе была такая сердобольная, — сказала Ирина, выслушав сумбурный Оксанин рассказ. — Помнишь мышонка нашли под партой, ты его выхаживала весь день, накрывала тетрадным листом как одеяльцем.

— Ты это сейчас к чему?

— А к тому, что это не твое дело, вот и все. Сама же сказала, родители прекрасные. Вот они и разберутся. Что они, слепые, что ли. Ты такая распрекрасная спасительница все заметила, а родители тогда что?

— Не знаю что. Может, работают много. Может, она им ничего не говорит. Поверь, я знаю, как это бывает. И поверь, что для нас кажется смешным, для подростка — целая жизнь.

— Но это уже личное дело твоей ученицы. И ее родителей. Не твое. Ты просто любишь всех спасать, вот и все.

— Наверно, ты права, — вздохнула Оксана. Она вспомнила, что последние несколько лет ее жизни походили на марафонскую гонку — останавливаться нельзя, помочь этому, помочь тому, всем угодить. Гораздо проще было бы жить, не вникая в чужие беды. Вот и Ирина считает так же. Но Оксана не умела по-другому — с того момента, как она стала работать в школе, беды детей стали для нее важнее ее собственных.

— Только я, знаешь, чего не понимаю, Ир. Где тут грань между тем, чтобы не встревать не в свое дело, и равнодушием?

— Такая ты замороченная, я не могу. Пей лучше чай. Давай тебе чисточку сделаем от порчи?

Оксана покачала головой, грустно усмехнувшись. От ее тревоги не спастись чисточкой. Она потерла переносицу, задумавшись. В конце концов, что она могла сделать? Только чему-то научить.

***

На следующий день на литературе они обсуждали повесть «Бэла» из «Героя нашего времени». У Оксаны слипались глаза, всего пара часов сна давала о себе знать, даже крепкий кофе не помог. Вчера она всю ночь просидела над конспектом урока.

— Поднимите руку, кто честно прочитал саму повесть, а не краткое содержание?

Меньше половины, обычная картина.

— Ругаться не буду на вас, но имейте в виду, что контрольную без знания содержания вам не написать.

— Будут вопросы про цвет глаз третьестепенного героя, который упоминается один раз на сотой странице? — куда уж без острот Влада Сергеева.

— Да, Влад. Это будет отдельный вопрос со звездочкой только для тебя.

Ребята одобрительно загудели.

Оксана заметила Ксюшину полуулыбку и то, как она обернулась к Владу, но тот не смотрел на нее, уткнулся в учебник.

— На самом деле краткое содержание вас ничему не научит. Вы так только запутаете себя, потом у вас в голове будет каша из кратких содержаний и ноль пользы.

Девятиклассники откровенно зевали. Оксана сдерживалась, чтобы не зевнуть тоже. Ей казалось это совсем не солидным.

— Давайте теперь про текст.

Проходя между рядами, Оксана смотрела, как дети чертят таблицу положительных и отрицательных характеристик Печорина. Только светало, и утреннее небо становилось золотым — точь-в-точь лимонад в бутылке с трубочкой, за которым ученики бегали на перемене в магазин прямо так, без курток.

Когда урок подходил к концу, самое главное еще не было сказано. Оксана прокашлялась, чтобы голос звучал увереннее.

— Теперь домашнее задание: написать эссе на тему: «Любил ли Печорин Бэлу?». Используйте, пожалуйста, цитаты из повести. Порассуждайте, способен ли Печорин любить в принципе, о его личностных качествах. Может быть, это эссе натолкнет вас на какие-нибудь мысли, — Оксана бросила беглый взгляд на Ксюшу. — Я имею в виду о вас лично. У вас еще все впереди, и любовь тоже. Настоящая и светлая, не причиняющая боли, не приносящая чувства опустошения. И то, какие люди рядом с вами, тоже очень важно. Не все из них равнодушны, поэтому не бойтесь попросить о помощи. Это сейчас, конечно, к книге не имеет отношения. Просто я хочу, чтобы вы это понимали. Что вы не одни — я всегда рядом.

Оксана закончила свою речь одновременно со звонком, все загалдели и стали постепенно разбредаться из класса. Оксана осталась одна, медленно подошла к окну, поправила чуть пожелтевшие листочки фикуса. Она чувствовала, что все сказала правильно. В конце концов, что она может. Только научить.