САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Ася Володина: «“Цикады” — это усыновлённый ребёнок, я могу его только перевоспитать»

В чём сложность перевода с киноязыка на язык литературы, чем книжные «Цикады» отличаются от одноименного сериала и в чём разница между зумерами и миллениалами

Писательница Ася Володина. Фото предоставлено Асей Володиной
Писательница Ася Володина. Фото предоставлено Асей Володиной
В «Редакции Елены Шубиной» выходит новый роман Аси Володиной («Часть картины», «Протагонист») «Цикады», написанный по мотивам сценария Екатерины Тирдатовой к одноимённому сериалу «Кинопоиска». Сюжет рассказывает о старшеклассниках, которые устроили стрельбу на вечеринке в честь выпускного. Мы поговорили с Асей о том, зачем нужны новеллизации сегодня, чем книга «Цикады» отличается от сериала, в чём сложность перевода с киноязыка на язык литературы и чем зумеры отличаются от миллениалов.

Интервью: Сергей Сызганцев

«Мы живём в эпоху визуальной культуры»

Ася, вместе с «Цикадами» в «Букмейте» вышла ещё одна книга, написанная по мотивам сериала «Кинопоиска» — роман Александры Яковлевой «Иные». В своей рецензии на «Цикады» Галина Юзефович написала, что если в девяностые новеллизации помогали продлить впечатления от сериалов, которые тогда показывали один раз, то сейчас, в эпоху стримингов, необходимость в этом пропадает. Как вы думаете, зачем сегодня нужны книги, написанные по мотивам сценариев?

Ася Володина: Мне кажется, что это логика нашего времени — мы живём в эпоху визуальной культуры. Самый известный способ семейного времяпрепровождения — это просмотр фильмов и сериалов, потому что визуальный контент можно обсудить. С книгами так не работает, потому что чтение — это дело одиночек: нужно забиться в угол с книгой. Такой опыт не всегда получается разделить с другими.

Все «громкие» вещи, про которые говорили, — это были не книги, а сериалы: «Слово пацана», «Нулевой пациент», «Чернобыль»… Не уверена, что назову сейчас какую-то книгу, которую обсуждали так же много. То же «Слово пацана» — это как раз пример того, насколько визуальный контент преобладает. Книга Роберта Гараева [по которой снято «Слово пацана»] долгое время не могла распродаться, а после выхода сериала она уходит на доптираж на шестнадцать тысяч [экземпляров]. Многие тогда говорили: «Вот и всё, что стоит знать о положении современной литературы» (смеётся).

Поэтому логично, что книжная индустрия обращается к соседней сфере, которая намного успешней, по крайней мере в потреблении. В то же время, в кино сейчас заметный кризис идей: выходит много, но это не так много выстреливает («Слово пацана» — это, конечно, уникальный случай).

Так что мы говорим про взаимовыгодный обмен — литература получает выход на большую аудиторию (я это тоже принимала в расчёт, когда соглашалась работать над «Цикадами»), а кино, в свою очередь, получает возможность развить ту же историю более внимательно и подробно — это то, в чём киноиндустрия действительно нуждается. Может быть, в будущем будет скандал и выйдет так, что новеллизация полностью противоречит изначальному замыслу (смеётся).

«Эта девочка очень странная, и я хочу понять почему»

Ваш третий роман «Цикады» не вполне верно будет назвать только вашим, ведь его основа — сценарий одноимённого сериала «Кинопоиска». Но можно ли назвать его новеллизацией?

Ася Володина: Скорее, правильно будет назвать «роман по мотивам». Новеллизация предполагает пошаговое воспроизведение сценария, а я достаточно далеко от него ухожу. Даже сериал до конца не досмотрела — видела только пару черновых серий, чтобы у меня сложилось какое-то представление. Сознательно я прочитала сценарий два раза — сначала только для знакомства, а потом, уже более подробно, для работы над книгой. Когда написала первый черновик, уже воспринимала этот текст как свой. Так что сценарий был для меня формой, в которую я могла влить что-то своё, но не более того, поэтому я позволяла себе достаточно много вольностей по отношению к сюжету.

Можно сказать, ваша книга дополняет сериал?

Ася Володина: Думаю, что да. Сценарий — это некая первичная задумка, костяк, на который я могла наращивать что-то своё. Конечно, уходить от этого костяка слишком далеко я не могла, но точно так же происходит с изначальной задумкой к собственным текстам. Есть определённый мир, в который я вписываюсь, но я этот мир расширяю и перерабатываю.

Как так вышло, что вы начали писать книгу по мотивам сериала?

Ася Володина: Изначально была некоторая договорённость «Букмейта» с «Редакцией Елены Шубиной». Мне предложили почитать сценарий — это, конечно, было моим первым условием. Я понимала, почему выбрали именно меня — история напоминает и «Часть картины», и «Протагониста». С одной стороны, меня это настораживало, потому что я понимала, что становлюсь на те же рельсы [школьной и университетской прозы]. С другой, приободрило — в голове возникла мысль о трилогии, потому что было осознание того, что я что-то в этой теме не договорила, например, на тему буллинга, который может быть куда хитрее условного запинывания в туалете. И «Цикады» эту трилогию закроют.

Когда я прочитала сценарий, спросила, могу ли вносить изменения, потому что возникли вопросы. Мне объяснили, что идея как раз состоит в том, чтобы в итоге получилось самостоятельное произведение, но в пределах сюжетной канвы. Все изменения со студией согласовывал «Букмейт», так что я с той стороной никак не взаимодействовала.

В какой момент вы поняли, что уходите от задумки сценария к собственной истории?

Ася Володина: Я — человек телевизионной культуры. В детстве часто смотрела телевизор и ловила себя на мысли, что меня многое раздражает в сюжетах некоторых фильмов. Всё время думала, как это можно «перекрутить», чтобы получилась хорошая сцена, логичный диалог или финал. Особенно это работало во время просмотра бесконечных сериалов по сто серий, где есть вопросы к каждой серии (смеётся). То есть желание поправить у меня было всегда.

В «Цикадах» было три линии, которые мне хотелось исправить. Во-первых, это арка Елены; к этому персонажу было много этических вопросов, ведь если школьный психолог нарушает столько личных границ, значит, с ним что-то не так, и я хотела понять, насколько и почему. Во-вторых, линия Алины; эта девочка очень странная, и я снова хочу понять, почему. Наконец, в-третьих, меня зацепил Вадим; мне показалось очень печальным то, как в сериале с ним поступили. Захотелось помочь ему и объяснить его позицию в этом сюжете. Отдельной историей был Антон — его поступки я тоже хотела понять. Но были персонажи, которые меня вполне устроили в оригинале, например, Алекс, Марк и Соня.

За сколько вы написали «Цикады» и как проходил процесс согласования правок?

Ася Володина: Работала я над романом почти год: с февраля по декабрь прошлого года. Сначала у меня было согласование синопсиса: я объяснила свою идею и то, каких персонажей буду менять. В октябре сдала первый черновик. Со стороны студии были некоторые правки, связанные с тем, что у сериала будет второй сезон, и финал книги не должен сильно противоречить концовке сериала. Потом согласовывали уже финальный драфт. Многое мы доработали вместе, и если возникали какие-то разногласия, то они были решаемы.

Это, конечно, история про личные интересы: я как автор защищаю книгу, студия — сценарий. «Букмейт» занял позицию переводчика-посредника, и я ему очень благодарна, что он смог примирить обе стороны.

«Цикады» можно читать, не смотря сериал?

Ася Володина: Да. Было, кстати, интересно узнать мнения людей, которые посмотрели сериал и потом прочитали книгу, а затем наоборот. У тех, кто посмотрел сериал после книги, чаще всего срабатывал эффект экранизации «что-то не то сняли» (смеётся). Ну и, конечно, есть третья категория читателей, которые читали книгу как самостоятельное произведение. С одной стороны, да — герои моей книги — это мои герои, у них есть определённый путь. С другой, я понимала, что «Цикады» — это, скорее, усыновлённый ребёнок, и его генетику я не могу изменить, только перевоспитать разве что.

«Герои часто лгут, и тебе нужно поймать их на лжи»

Ася Володина

Композиция романа «Цикады», как и сериала, — нелинейная. Мы всё время ныряем из настоящего, где ведётся допрос старшеклассников, в прошлое, за несколько дней до роковой вечеринки, а оттуда — в ещё более давнее прошлое, детство героев. Что вы хотели показать этим приёмом?

Ася Володина: Допрос — это удобная рамка, с которой удобно рассказывать историю: читатель, как и следователь, ещё ничего не знает и в первый раз видит этих персонажей. Если говорить про детские флэшбеки, то мне нравилась эта задумка ещё на этапе сценария, но мне не нравились сами флэшбеки: то, что выглядит хорошо на экране, может не так хорошо выглядеть на бумаге. Мне было важно показать, насколько все персонажи — ещё дети, в том числе и те, кого условно можно назвать взрослыми. Поэтому в названии глав есть и считалки, и детские песни, и сказки, и что-то из «Вредных советов» Остера…

С какими вы сложностями столкнулись, когда из одних только сценарных реплик и ремарок создавали «книжный» образ персонажей?

Ася Володина: Это немного похоже на опыт работы с «Протагонистом», когда герои словно бы сидят перед тобой и ты их постоянно спрашиваешь, о чём они на самом деле. Часто персонажи ведут себя как настоящие люди: они не хотят о себе говорить, надевая маску. И тебе нужно поймать его на лжи и узнать, почему он врёт и о чём на самом деле его история. Ты знакомишься с героем, как с реальным человеком: живёшь с ним, подбираешь для него саундтреки. Например, у Алины в плейлисте есть песни литовской певицы Алины Орловой, которую я сама очень люблю. И когда из музыкального сервиса пропадают её песни из-за отзыва прав, для моей героини это становится еще одним признаком того, что все дорогое ей уходит из этого мира.

«Цикады» можно сравнить с романом Уильяма Голдинга «Повелитель мух». Один из героев, осмысляя произошедшую на вечеринке трагедию, практически цитирует Голдинга, утверждая, что больше всего боится своих друзей. Какими ещё текстами или фильмами вы вдохновлялись?

Ася Володина: Для работы над детскими флэшбеками я читала книгу детского психолога Марии Осориной «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых» — о том, как дети познают мир и с какими сложностями они сталкиваются. Например, очень важную роль играет детская горка — мини-социум, где складываются свои связи и конфликты: кто поедет первым, кто кого пропустит… Так и в «Цикадах» через детство героев мне хотелось показать, про что этот герой.

Из кино в «Цикадах» есть отсылки к «Донни Дарко», по которому фанатеет один из героев. Помню, как у моего студента стоял на аватарке кролик из этого фильма, и во время работы над книгой я расспрашивала его, что должно быть в голове у восемнадцатилетнего мальчика, который считает, что этот герой — хороший образец для подражания. Передачу «эстафетной палочки» от одного персонажа к другому я подсмотрела у «Слона» режиссёра Гаса Ван Сента. Возвращаясь к моей преподавательской деятельности, хочу выделить ещё один из главных эстонских фильмов — «Класс». Он считается одним из лучших фильмов о буллинге. Уверена, что Екатерина Тирдатова, которая написала сценарий к «Цикадам», видела этот фильм.

Ещё мне была интересна эстетика реалити-шоу, потому что зумеры смотрят на мир через обилие камер и воспринимают действительность как телепередачу. Если раньше реалити-шоу можно было посмотреть только по телевизору в определённые дни, то сейчас можно самим в телефоне создавать скандалы, искать инфоповоды и примерять маски: звёздные мальчики, красивые девочки, скандалистки и изгои… Эти же типажи и маски встречаются и в сериале «Цикады», но они там появились не из пустого места, а из реальной жизни, стоит только зайти в класс, и ты увидишь, как расставлены в нем фигуры: уже по тому, кто где как и с кем сидит, многое можно сказать о положении сил.

Конечно, я понимала, что вряд ли залезу в голову к зумерам, но, по крайней мере, могу пользоваться теми фильмами, которые показывают динамику отношений в классе. Это повторяющиеся паттерны, которые не зависят от поколений. Здесь нужно было больше работать с некоторыми архетипами, чем с конкретным культурным кодом: в каждом коллективе есть свои бунтари и приспособленцы, герои и тираны, изгои и фавориты.

«Ты приходишь в мир и играешь по его правилам»

«Цикады», с одной стороны, про школьников; с другой — о зумерах; наконец, целевая аудитория ваших книг — вероятно, поколение тридцатилетних. Как вы думаете, для кого ваш роман?

Ася Володина: Я вижу, что эта аудитория внезапно определилась сама, без моего участия. Судя по комментариям в «Букмейте», это родители подростков, которые после прочтения «Цикад» пишут, что теперь им всё стало ясно про своего ребёнка (смеётся). Это меня несколько пугает, ведь книга не должна подменять реальную коммуникацию, но хорошо, если она подтолкнет к ней.

Кто-то писал, что «Цикады» только притворяются «янг-эдалтом», на самом деле это, скорее, миллениальский роман, который будет во многом непонятен подросткам. Это отчасти правда: аудитория «Цикад» та же, что и у «Части картины» с «Протагонистом». Но я бы не сводила всё к единому знаменателю, потому что видела очень разных читателей: и молодых, и очень взрослых. Однако моей бабушке и маме «Цикады» вряд ли понравятся (улыбается).

Вообще, я никогда не думаю о том, кому понравится моя книга, главное, чтобы она нравилась мне. Чтобы каждый раз, когда я её перечитываю, у меня возникало чувство, что это та история, которая должна быть написана.

Чем, на ваш взгляд, отличается поколение нынешних двадцатилетних от тридцатилетних? Что между ними общего?

Ася Володина: Об этом хорошо говорит Оксана Васякина, и я полностью с ней согласна. Зумеры пришли уже в цифровой мир, а миллениалы застастали переход от «аналога» к «цифре», они помнят этот перелом и то, как было раньше. Мы пока такой «мостик» между бумерами и зумерами: с одной стороны, мы можем бухтеть о том, что вот, в наше время не было никаких «интернетов», ели гудрон, играя на стройке, и ничего с нами не случилось; с другой стороны, у нас много общего с зумерами в понимании так называемой новой этики, соблюдения личных границ и экологичности общения с другими. Мы не считаем зазорным выбирать себя, и этого как раз не понимает старшее поколение, мы для них «снежинки». Да, мы не хотим как они, мы хотим по-другому. Возможно, на нашем пути мы набьём много шишек и скажем, что вы действительно были правы, но дайте нам проговорить то, чего мы точно не хотим и набить эти самые шишки.

Миллениалы — это мостик, но мостик висячий и подрагивающий. Мы вроде как соединяем, но сами пока не понимаем, как в себе-то всё совместить. Поэтому, кстати, миллениалы часто пишут о подростках, потому что это ровно подростковое ощущение — между детством и юностью у самих подростков и между молодостью и зрелостью у нас. То, что происходит с нами после тридцати, очень похоже на то, что происходило в подростковом возрасте.

В романе вы назвали зумеров «поколением без сиквела». Почему вы так их охарактеризовали?

Ася Володина: Это слова, кстати, из стендапа одного британского зумера. Меня они зацепили, и захотелось про это написать. На мой взгляд, поколение зумеров — это то поколение, которое не понимает, что будет дальше, поэтому я и ввела в роман двадцать третий год. Думаю, что странно быть выпускником в наши двадцатые, когда мир меняется словно по щелчку. Когда я, например, выпускалась, понимала, куда выпускаюсь; когда выпускала свою первую группу студентов, тоже понимала, куда их выпускаю; когда выпускала вторую группу, уже в 2022 году, я им прямо сказала: «Ребята, я не знаю, куда вас выпускаю», и они тоже сказали, что не знают. Получается, что не только поколение без сиквела, но и само время. Ощущение ёжика в тумане и конца времён. По какому кино нас снимают? Можно почитать сценарий? (Смеётся.)

На страницах «Цикад» всё время повторяется мысль о конце света. Оглядываясь на мир, в котором мы живём сейчас, скажите — есть хоть какая-то надежда на спасение от конца света? И в чём оно для вас?

Ася Володина: Мне нравится шутка, которую Шамиль Идиатуллин вытащил из КВН: «А представьте, что в 2012-м конец света не наступил» (смеётся). Но, возможно, здесь дело не только в том, что происходит вокруг, но и в том, что творится внутри нас. Конец света часто происходит внутри каждого. Спасение может быть в том, чтобы не гасить свет хотя бы внутри себя, потому что каждый спускается в собственный мрак настолько, что уже не видит людей вокруг. Это даже не оптимизм, а стоицизм: мир таков, каков есть, ты приходишь в него и играешь по его правилам. Это партия, которую ты должен доиграть — с честью, не потеряв себя и, по возможности, не навредив при этом другому.