Текст: Гаянэ Степанян
Библейский край
В первой трети XIX века Армения была так же мало известна русским, как и далёкая Персия, путь в которую Грибоедов начал в составе дипломатической миссии 26 августа 1818 года. Рукопись с описанием тех мест под длинным названием «Необыкновенные похождения и путешествия Русского крестьянина Дементия Иванова Цикулина, в Азии, Египте, Восточной Индии, с 1808 по 1821 год, им самим описанные» будет опубликована только в 1825 году в журнале «Северный архив». Причем по просьбе Ф. В. Булгарина Грибоедов напишет для издания критические примечания. Но это только в 1825-м.
А пока Грибоедов, следующий в Персию по армянским землям, смотрит на эти края в соответствии с общеевропейскими представлениями о них. Вот что он пишет своему другу, С. Н. Бегичеву 4 февраля 1819 года по прибытии в крепость Эривань:
- «Вот другой день пребываем в армянской столице, любезный друг. (…) Ещё теперь слышу, как хрупкий снег хрустит под ногами наших лошадей; во всякое другое время быстрая Занги в иных местах застыла, в других медленно пробивается сквозь льды и снега под стены Эривани. Земля здесь гораздо возвышенней Грузии, и гораздо жарче; один хребет гор, уже от Тифлиса, или ещё прежде, отделился влево, с другим мы расстаёмся, – он уклоняется к западу; всё вместе составляет ту цепь, которую древние называли Тавром. Но здешние равнины скучнее тех скатов и подъёмов, которые мы позади себя оставили, – пустынное однообразие. Не знаю, отчего у меня вчера во всю дорогу не выходил из головы смешной трагический стих: Du centre des déserts de l’antique Arménie»...
В приведённом отрывке есть две занятные фразы. Во-первых, «смешной трагический стих», приводимый Грибоедовым. Он переводится так: «Из центра пустынь древней Армении». Исследователи искали источник — но не нашли. Предполагают, что его сочинил сам Грибоедов, следуя законам французской просодии.
Во-вторых, интересно, что Грибоедов называет Эривань армянской столицей, чего по тем временам просто не могло быть. Европейцы и правда считали Эривань главным городом Армении — по крайней мере, так ее называл в своей работе немецкий гравёр и картограф Хоман. Но для персов никакой Армении не существовало, а существовала провинция – Эриванское ханство – с административным центром в Эривани. Армянам же этот населённый пункт был известен с 782 года до нашей эры, но столицей тоже никогда не был. Разные столицы Армении располагались поблизости, и лишь одна из них – на территории современного Еревана. Это было в 680–585 годах до нашей эры, и назывался тот город Тейшебаини.
Таким образом, глядя из нашей перспективы, можно сказать, что Грибоедов, назвав Эривань столицей, не ошибся, а словно предвидел будущее. Именно поэтому обычно никто не комментирует историческую «ошибку» Грибоедова. Однако с точки зрения грибоедовских современников такое именование Еревана было политически некорректным, потому что в 1819 году Россия и Персия находились в мире и взаимно соблюдали права друг друга. То, что сотрудник дипломатической миссии называл Ереван «армянской столицей», было либо политической неосторожностью, либо политическим расчётом. Правда, нельзя забывать, что это всё-таки не официальное высказывание, а личное письмо.
А далее в том же письме Бегичеву Грибоедов пишет про Армению не как про политическое образование, а как про землю из Священной истории:
«Въехавши на один пригорок, над мглою, которая носилась по необозримой долине, вдруг предстали перед нами в отдалении две горы, — первая, сюда ближе, необычайной вышины. Ни Стефан-Цминд, ни другие колоссы кавказские не поразили меня такою огромностию; обе вместе завладели большею частию горизонта, — это двухолмный Арарат, в семидесяти верстах от того места, где в первый раз является таким величественным. Еще накануне синелись верхи его. Кроме воспоминаний, которые трепетом наполняют душу всякого, кто благоговеет перед священными преданиями, один вид этой древней горы сражает неизъяснимым удивлением».
Театр боевых действий
В 1826 году началась двухлетняя русско-персидская война. Грибоедов находился в составе действующей армии и участвовал во всех сражениях, включая самые жестокие у гор Арташат и Арарат.
Характер грибоедовских описаний Арарата в путевых заметках меняется: это уже не библейское место, но часть непосредственно воспринимаемого пейзажа. Я предполагаю, что изменение характера наблюдений свидетельствует и об изменении отношения Грибоедова к Армении, которая перестает быть мифическим краем, а становится частью политики и родиной целого народа. Вот на какие записи из дневника Грибоедова я опираюсь в своих догадках:
7 июня 1827 г.: «С пригорка вид на обширную и прелестную долину Аракса. Арарат бесподобен. Множество селений. С привала места, сожженные солнцем. Лагерь за версту от деревни Аштарак. Скорпионы, фаланги. Купол Арарата».
12 июня: «Под вечером (авторская орфография. – Г.С.) едем к Эривани. Арарат безоблачный возвышается до синевы во всей красе».
13 июня: «Из Эривани скачу обратно в Эчмядзин. Арарат опять прекрасен. Жар под Эриванью, в Эчмядзине прохладно».
Запись от 18 июня уже не пейзажная, но она очень важна, как наблюдение, которое, будучи наверняка одним из многих, предуготовит ту гуманитарную деятельность, что Грибоедов развернет для армян позже: «Поэтический вечер в галерее Эчмядзинской; в окна светит луна; архиерей как тень бродит. Известие о вырезанных лорийских жителях с 150 арбами транспортными, которые ушли не сказавшись».
А вот запись от 23 июня. В ней нет никакой древней Армении, взгляд Грибоедова прикован к современности: «Проходим версты 4 в малое ущелье, как ворота Шарурских гор. Прекрасная открывается обработанная страна; множество деревень и садов; хлеба поспели, некому снимать. Но осенью вид всего этого прескверный. Я бывал в сентябре — все сухо, вяло, желто, черно. Лагерь на Арпачае».
От 25 июня 1827 года как итог увиденному в дни предыдущие появляется такая запись: «День хорошо начат. Избавляем местных жителей от утеснения. (…) Вообще, война самая человеколюбивая».
1 октября 1827 года русские войска взяли Эриванскую крепость, и Грибоедов написал в докладе в Тифлис:
За участие в военных действиях и за личное мужество Грибоедов получил медаль «За взятие Эривани». С 9 на 10 февраля 1828 года Россия подписала Туркманчайский договор. Грибоедов сыграл ключевую роль в его разработке. Документ:
- подтверждал территориальные приобретения России, закреплённые ранее Гюлистанским мирным договором 1813 года;
- устанавливал границу между Россией и Персией по реке Аракс;
- Россия получала монопольное право на размещение военного флота в Каспийском море;
- Персия обязалась выплатить контрибуцию в размере 20 миллионов рублей серебром, хотя позже эта сумма была уменьшена до 10 миллионов рублей.
Советуясь с видным государственным и армянским деятелем, армянским католикосом Нерсесом Аштаракеци и с другими влиятельными армянами, Грибоедов разработал и включил в договор пункты, отражавшие интересы армянского народа:
- Эриванское и Нахичеванское ханства переходили под контроль России
Это освобождало Восточную Армению от многовекового господства Персии и включало в состав Российской империи. Теперь она называлась «Армянская область».
Кроме того, Грибоедов в Туркманчайском договоре предусмотрел и возвращение армян на историческую родину. Дело в том, что в XVII веке при шахе Аббасе I многих армян насильственно вывезли в Персию. Туркманчайский договор позволил репатриироваться 40 тысячам армян.
Единственная постановка «Горя от ума»
За Туркманчайский договор Грибоедова наградили чином статского советника (который обычно занимали вице-губернаторы и вице-директора департаментов), орденом Св. Анны II степени с бриллиантами и денежной премией в 4 000 червонцев.
С Арменией связана история первой и последней прижизненной постановки пьесы «Горе от ума». По цензурным соображениям ни в Москве, ни в Петербурге её поставить не могли. Но в ереванском гарнизоне служили образованные офицеры, в том числе декабристы. Они организовали театральный кружок, распределили между собой мужские и женские роли и сыграли пьесу в присутствии очень довольного автора.
Эта постановка состоялась в декабре 1827 года в зеркальном зале Сардарского дворца. В своих заметках Грибоедов описал это место: «Зала велика, пол устлан дорогими узорчатыми коврами... выпуклый потолок представляет хаос из зеркальных кусков... На всех стенах, в два ряда, один над другим, картины – похождения Ростома, персидского великана сумраков»... Сейчас на месте дворца коньячный завод «Ной», но пишут, что сохранилась памятная надпись о первой постановке «Горя от ума».
С древней армянской историей связан и нереализованный замысел трагедии Грибоедова «Радамист и Зенобия». Сюжет ее восходит к двенадцатой книге «Анналов» Тацита. Радамист — историческая личность, царь Армении и племянник её правителя Фарасмана. Он отличался необычайной физической силой, был красив, умен и коварен. Он поссорился с отцом, уехал в Армению, где был радушно принят. Однако вскоре он начал подстрекать армянскую знать, захватил власть в Армении, совершил череду интриг и убийств. В итоге армяне отказались ему подчиняться, окружили дворец, и Радамист был вынужден бежать вместе с семьёй.
Замысел трагедии у Грибоедова возник после 1825 года, и это не случайно. После поражения восстания декабристов мыслящие люди пытались осмыслить причины восстания и его поражения. Центральная тема трагедии Грибоедова — заговор против царя-тирана.
Что нам известно об этом произведении? Вероятно, Грибоедов планировал написать трагедию в пяти актах. В его черновиках сохранился набросок завязки. Радамист, главный герой и злодей, описывается как «душа, алчущая великих дел», человек с сильным волевым характером. Однако заговорщиками движут мелкие страсти. Народ же «как будто не имеет участия в их деле – он будто не существует». При этом сказано: «Возмущение делается народом, но совсем не по тем причинам, которыми движимы вельможи».
Идея провала заговора против тирании из-за того, что «народ остался в стороне», отражает убеждённость Грибоедова в обречённости декабристского восстания, поскольку его участники оказались оторваны от народа.
Использование далёкого исторического сюжета позволило Грибоедову свободно исследовать тему взаимоотношений между народом и царской властью.
Замысел отражает и драматические новаторства Грибоедова. История здесь служит не просто фоном, а ключевым условием, формирующим мышление и поступки персонажей. Это трагедия не отдельного человека, а целого общества, охваченного страстями. В ней показано противостояние разных социальных групп: одни стремятся к единовластию, другие — к народному правлению.
Главный герой, Родамист, неоднозначен. В нем трагически переплетаются вина и несчастье. Он одновременно талантлив, жесток и преступен. Им движут честолюбие властителя, «тревожная душа, жаждущая великих свершений», а также любовь к Зенобии.
Невозможная миссия
В январе 1829 года Грибоедов прибыл в Тегеран в качестве российского посла в Персии. Эта миссия стала последней в его жизни. В Тегеране Грибоедов общался с местными армянами, которые просили его помочь им вернуться в Восточную Армению. Грибоедов всегда откликался на такие просьбы. Одним из таких просителей был Мирза Якуб (или Маркарянц). Это был человек родом из Еревана, который в 19 лет попал в плен к персам. Его оскопили, чтобы сделать придворным евнухом. Он выучил персидский и арабский языки, освоил двойную бухгалтерию и наладил снабжение шахского гарема, минуя посредников. Так он сделал карьеру, но в какой-то момент захотел вернуться на родину и попросил убежища в русском посольстве. Грибоедов согласился его принять.
Однако Фетх Али-шах пришёл в ярость, так как Мирза Якуб знал множество дворцовых тайн. Шах потребовал выдать беглеца, но Грибоедов отказался. Тогда казначея обвинили в расхищении казны и объявили большую награду за его голову. Ситуация усугубилась тем, что из шахского гарема сбежали ещё две армянки, которые также попросили убежища в миссии. Их тоже приняли и отказались выдать, ссылаясь на тринадцатый пункт Туркманчайского договора.
Дело закончилось трагедией. Недовольство, подогреваемое мусульманским духовенством, вылилось в нападение фанатичной толпы на русскую миссию. 30 января (по старому стилю) или 11 февраля (по новому стилю) 1829 года разъярённая толпа учинила расправу. Расправились и с Мирзой Якубом, и с беглыми наложницами, и со всеми русскими. Спасся только секретарь миссии Иван Сергеевич Мальцев. Убитых похоронили в церкви Святого Татевоса в Тегеране в братской могиле. Могилу замаскировали, высадив виноградную лозу.
Останки Грибоедова опознали и повезли в Тифлис. На этом скорбном пути его и встретил Пушкин, описавший это событие в своём «Путешествии в Арзрум»: «Я стал подыматься на Безобдал, гору, отделяющую Грузию от древней Армении. На высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, поднимались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» – спросил я их. «Из Тегерана». – «Что везете?» – «Грибоеда». Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис. Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова!»
Исследователи отмечают загадочные неточности в описании. Например, Пушкин упоминает, что встретил тело Грибоедова у горы Безобдал на границе Грузии и Армении, хотя на самом деле это место находится на Акстафе-Юге, в 40 км от границы. Упомянутые Гергеры тоже были не Гергеры, а укрепление Джелал-оглы, построенное во время русско-персидской войны в 1826 году. Кстати, именно в Джелал-оглы останавливался Грибоедов 12 сентября 1828 года по пути в Персию.
Эти неточности вызывают вопросы: действительно ли Пушкин встретил тело Грибоедова, и если да, то кто его сопровождал? Или просто придумал этот драматический эпизод, чтобы сказать последнее «прости» полному тезке? Историк Натан Яковлевич Эйдельман обращал внимание на следующее: «…о встрече с телом Грибоедова не сохранилось никаких упоминаний ни в переписке поэта, ни в кавказских стихотворениях, ни в «путевых записках» 1829 г., ни даже в подробном плане-оглавлении этих записок, набросанном 18 июля 1829 г.».
Александр Долинин указывает, что есть свидетельства и в пользу встречи, в частности, о ней пишет Булгарин Григорьеву в 1829 году, то есть до издания «Путешествия в Арзрум: «Замечательно, что один из первых Русских, встретивших тело Грибоедова в Российских пределах, был Поэт наш, А.С. Пушкин, на пути своем в Отдельный Кавказский Корпус. Это было в крепости Гергеры, в горах, на границе Персии. Оба Поэта умели ценить дарования друг друга».
А на вопрос, кто же сопровождал тело Грибоедова, отвечает Тынянов в романе «Смерть Вазир-Мухтара»: «Прах везли армяне – старый друг Грибоедова купец Аветик Кузинян и несколько других армян».
В Армении память о Грибоедове чтут и в наши дни. В 2018 году мне довелось проводить курсы повышения квалификации для ереванских учителей-русистов. И я спросила у коллег, знают ли Грибоедова армянские школьники. Ответ прозвучал немного возмущенно, словно я усомнилась в непререкаемой истине. Мне ответили: «Обязаны знать!»
