Текст: Марианна Смирнова (кан. философ. наук)
Разглядывая книги китайских авторов на прилавках, есть искушение записать их все в фэнтези. Особенно если роман называется «Странные звери Китая» и на обложке красуется стилизованная девушка-птица. Но давайте попробуем разобраться, чем отличается книга Янь Гэ от популярной Мосян Тунсю. Тем более что в обоих случаях корни жанра – древние, но разные.
Фэнтези vs «Большая литература»
Фэнтези — в том числе и китайское — это мир устоявшихся форм и тотальной коммерциализации. «Большой литературой» называют совсем другое. Литературный мейнстрим Поднебесной — это медленное, упорное осмысление ХХ века, который китайцам дался крайне непросто. Это, без сомнения, Мо Янь, нобелевский лауреат 2012 года, и его страшноватые в своей натуралистичности романы о Китае XX века (Чжан Имоу снял «Красный гаолян» по одному из них).
Однако даже в романах Мо Яня присутствует некоторая «потусторонщина». Не зря Нобелевку ему присудили с формулировкой «за галлюцинаторный реализм». Современные китайские классики создают литературу осмысления, обличения. Литературу исторической правды, которая настолько тяжела, что её текстовая форма тяготеет к гротеску. Обычного юмора для примирения с такой реальностью недостаточно. Как и обычного реализма.
Здесь мы вплотную подходим к тому, что вполне можно назвать «магическим реализмом по-китайски».
Он возник… А, собственно, он и не возникал никогда — как отдельный жанр. Он проступал — в виде вещих снов, предсказаний и семейных суеверий — на страницах классического романа «Сна в красном тереме» (XVIII век). Два с половиной века спустя мы встречаемся с ним же — на полях современной, условно реалистической литературы. В свежем (2021 года) романе Лю Чжэньюня «Один день что три осени» героям является во сне девушка Хуа Эрнян с корзинкой хурмы, требуя рассмешить её, и приходится лихорадочно вспоминать все мрачные анекдоты из собственной жизни, а то не проснешься. Впрочем, героям есть что вспомнить: город детства, отцы и дети, первая любовь… Грустная усмешка человека, оценившего иронию собственной жизни.
У этой формы фантазии тоже древние истоки: «чжигуай» — истории о духах. Там, где есть бедный студент, вынужденный грызть гранит наук при свете луны, обязательно найдется какая-нибудь лиса. Этому нас учат «Записки о поисках духов» Гань Бао и «Лисьи чары» Пу Сунлина, двух великих собирателей странного. Гань Бао жил в III веке нашей эры, а Пу Сунлин — на рубеже XVII и XVIII веков, их разделяет почти полторы тысячи лет. Но «необычайное» они любили одинаково.
Интересно, оценили бы они роман Янь Гэ, который называется «Странные звери Китая»? Ведь сама по себе эта книга — очень необычный зверь.
Каких животных китайская мифологическая традиция почитает священными? Дракона, тигра, феникса и черепаху. Вместо тигра может фигурировать цилинь, весьма приблизительно трактуемый европейцами как единорог. Однако в романе нашей современницы Янь Гэ нет ни фениксов, ни драконов, ни единорогов. Ни отсылок к классической мифологии, ни хотя бы фольклорных мотивов. В нем фигурируют люди и звери, иногда неотличимые от людей, а иногда — пугающе чуждые.
Who is Ms. Yan Ge?
Роман написан в 2008 году, а сама Янь Гэ родилась в 1984-м. Она не застала ни войны, ни Культурной революции, ни ее непосредственных последствий. Она взрослела в 90-х, видела Китай новый, стремительно вытягивающийся в высоту сотнями небоскребов. В ее ярком и печальном романе нет ни намека на драматические исторические события, перепахавшие предыдущее поколение.
Но индустриальный город, где живут герои Янь Гэ и который она называет Юнъань, по-своему беспощаден. Так, как может быть беспощаден современный азиатский мегаполис. У него, возможно, есть будущее, но совершенно точно нет прошлого.
«Таков был мой город, Юнъань. Высокие здания, великолепные улицы, процветающая промышленность. Здесь жили изгнанники и скитальцы, и никакие раскопки не открыли бы на этом месте ничего древнее семидесяти лет».
Роман написан от первого лица. Это дает интонацию личного дневника. Героиня исследует странных зверей, чья классификация по-борхесовски сюрреалистична: печальные звери, радостные звери, жертвенные звери, цветущие, тоскующие… Может, это не дневник, а журнал наблюдений за живой природой? Тоже нет — наша исследовательница не просто наблюдатель. Она вовлеченный участник.
Истории странных зверей погружают ее в собственное прошлое. Есть вещи, которых она не понимает в себе, в своей личной истории. Ей нужны разгадки. Но не стоит воспринимать роман как мистический детектив. Поначалу повествование умело убаюкивает здравый смысл. Возникает иллюзия, что героине постепенно открывается общая истина. С каждой новой главой думаешь: наконец всё проясняется! — но нет. Героиня познает себя и других. Теряет и обретает. Но если сложить воедино кусочки пазла, пазл не сойдется.
Естественное сверхъестественное
Парадокс: в романе, где постоянно творятся самые невероятные вещи, нет сверхъестественного как такового. Самые дикие, немыслимые события воспринимаются как нечто естественное. Отсюда этнографическое, а местами — зоологическое хладнокровие в описаниях явного абсурда.
И здесь стоит вспомнить, что в китайской традиции духовное — не равно нематериальное. Здесь бессмертие достижимо тренировками, медитациями, вульгарным волшебством. А иногда достаточно просто взять и вписать себя и всех своих близких в перечень бессмертных — именно так поступил наш старый знакомец Сунь Укун, царь обезьян. Призраки в Поднебесной очень вещественны. Как говорит нам Пу Сунлин, одному юноше удалось закрутить роман с духом девушки, весьма жадной до радостей жизни, но, к несчастью, умершей во цвете лет. Закрутить — и остаться в живых, что сложнее.
В общем, вымышленный город Юнъань оторван от корней своей цивилизации — но по внутреннему устройству вполне с ней согласуется. Это Китай. Китай поколения Янь Гэ. Поэтому велик соблазн воспринять «Странных зверей» как фантасмагорическую сатиру на общество, где потребление и выживание — два лица одного божества. Для этого есть предпосылки. Янь Гэ ввела в повествование как минимум две социальные коллизии, сделавшие бы честь любой антиутопии. А уж сколько мыслей о незавидном положении меньшинств (любых: политических, этнических…) можно вытащить из этого романа!
Звери — это мы?!
«Странных зверей Китая» слишком легко прочесть как социальную метафору. Легко, но не обязательно. Ближе к финалу начинает казаться, что странные звери — это мы сами. Странные, опасные и бесприютные звери… и это не исправить, наша бесприютность глубже проблем социума, она — условие самой жизни. Родился — значит, утратил.
Не детективная интрига и не хлесткая антиутопия ждут нас на страницах «Странных зверей», а меланхоличная влюбленность в страшный мир, спокойная азиатская грусть и одиночество. Героям Янь Гэ очень, очень одиноко. Куда более одиноко, чем было монаху Сюаньцзану и спутнику его Сунь Укуну. Ведь за ними, что ни говори, присматривала сама боддхисатва Гуаньинь! А за героями «Странных зверей Китая» не присматривает никто, кроме автора… да, может быть, нас, читателей.
![Алексей Силыч Новиков-Прибой (12 [24] марта 1877 — 29 апреля 1944) / rusmir.media](https://glstatic.rg.ru/crop767x482/uploads/images/2022/03/24/irina-alekseevna-novikova-doch-pisatelya-u-sebya-v-doma-v-2013-g_637.jpg "Алексей Силыч Новиков-Прибой (12 [24] марта 1877 — 29 апреля 1944) / rusmir.media")
