Текст: Юрий Лепский/ РГ
Как говорят в таких случаях, "небеса разверзлись и полился дождь". Но с площади у Преображенского собора никто не ушел. Публика по-черепашьи укрылась зонтиками и продолжала слушать музыку.
А музыка была хороша. Санкт-Петербургский барочный ансамбль исполнял Баха, Леклера, Корелли, Рамо, Вивальди… Впервые за пятьдесят три года со дня отъезда Бродского в его день рождения звучала любимая им музыка европейского барокко. На улице, где он жил, на площади перед собором, где он гулял с отцом.
На той улице в своей малюсенькой комнатушке он слушал все это с помощью старенького проигрывателя и виниловых пластинок. Был потрясен Бахом, на всю оставшуюся жизнь ему хватило восхищения великими венецианцами - Антонио Вивальди и Томазо Альбинони. Венецианская площадь перед церковью Сан-Джованни ин Брагора, где крестили Вивальди, стала одним из его любимых местечек в том городе на воде...
Вместе со всеми я сидел в тот день на Преображенской площади и слушал любимую музыку Бродского. Каждый из пришедших сюда вполне мог бы послушать европейское барокко у себя дома в хорошем качестве, но все собрались здесь, под дождичком. Почему?
Ответ на этот вопрос мне подсказали и знаменитые стихи Бродского, и не менее знаменитое адажио Томазо Альбинони. Редкий случай, но и в тех стихах, и в той музыке умирает человек, и оба гения дают нам понять, что происходит после смерти. Вот его стихи. Это "Письма римскому другу".
- "Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
- долг свой давний вычитанию заплатит.
- Забери из-под подушки сбереженья,
- там немного, но на похороны хватит.
- Поезжай на вороной своей кобыле
- в дом гетер под городскую нашу стену.
- Дай им цену, за которую любили,
- чтоб за ту же и оплакивали цену…
(И вот - смерть и послесмертье)
- …Зелень лавра, доходящая до дрожи.
- Дверь распахнутая, пыльное оконце,
- стул покинутый, оставленное ложе.
- Ткань, впитавшая полуденное солнце.
- Понт шумит за черной изгородью пиний.
- Чье-то судно с ветром борется у мыса.
- На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
- Дрозд щебечет в шевелюре кипариса".
Послесмертье и у Бродского, и у Альбинони - потрясающая высокая пустота, невозвратность потери, разверзшиеся небеса, принимающие в свои объятия целый мир умершего. И колоссальный вакуум, остающийся после него. Вакуум, который непременно будет заполнен. Кем, чем? Людьми, для которых покинувший Землю был любим и понимаем, для которых сделанное им очень важно и дорого. Эти люди - мы с вами. Это для нас важно собраться в день рождения поэта и слушать любимую им музыку под разверзшимися небесами. Это нам дано заполнить вакуум смертельного опустошения. Покуда мы сами живы.
Петербургский барочный ансамбль помог и услышать, и подумать.
На площади Преображенского собора собрались многие. Слушали его любимую музыку.
А в комнатах, где он жил, в тот день звучала волторна, репетировали вечерний концерт.
