Текст и коллаж: ГодЛитературы.РФ
-
В Москве и по всей стране вводятся все более строгие карантинные меры, чтобы предотвратить распространение сами-знаете-чего. И хотя без шашлыков на минувших выходных не обошлось, нас радует, что большая часть наших сограждан - люди сознательные и умеют проводить досуг не только на природе, но и дома. Ведь, как писал классик, "Ничего не может быть приятнее, как жить в уединении, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу…"
А вот как в самоизоляции занимают себя писатели, решили выяснить "Редакция Елены Шубиной" и Государственный музей истории российской литературы имени В.И. Даля, а мы взялись им в этом помочь: все вместе мы запускаем акцию #писательдома.
Вы тоже можете выкладывать цитаты писателей, как современных, так и классиков, о домашнем досуге; отмечайте наши аккаунты в социальных сетях, а мы будем все это репостить. Давайте докажем всем, что дома можно не сидеть как в тюрьме, а полноценно жить!
Наглядно показываем читателям, как современные писатели проводят дома дни напролет — в параллели с тем, как этим же занимались классики русской литературы.
«В мае цвет растений указывает собой человеку путь домой: пусть везде хорошо, но дома лучше. И в то время как раскрываются цветы, из зеленых листьев деревьев делаются ширмы, закрывающие дали, огораживающие собой домашний уют. Раньше я был в поисках края непуганых птиц и описывал все незнакомое. Теперь я наконец дома и хочу заниматься микрогеографией, то есть как будто я сам сижу на месте, а мир ходит вокруг меня и по знакомым близким предметам я постигаю его движение».
(из дневника Михаила Пришвина, 8 мая 1951 г.)
К акции присоединился Дом-музей Марины Цветаевой:
«КАК ОНА ПИСАЛА?
Отметя все дела, все неотложности, с раннего утра, на свежую голову, на пустой и поджарый живот.
Налив себе кружечку кипящего черного кофе, ставила ее на письменный стол, к которому каждый день своей жизни шла, как рабочий к станку – с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе.
Все, что в данный час на этом столе оказывалось лишним, отодвигала в стороны, освобождая, уже машинальным движением, место для тетради и для локтей.
Лбом упиралась в ладонь, пальцы запускала в волосы, сосредоточивалась мгновенно.
Глохла и слепла ко всему, что не рукопись, в которую буквально впивалась – острием мысли и пера.
<…>
Иногда возвращалась к тетрадям и в течение дня. Ночами работала над ними только в молодости.
Работе умела подчинять любые обстоятельства, настаиваю: любые.
Талант трудоспособности и внутренней организованности был у нее равен поэтическому дару.
Закрыв тетрадь, открывала дверь своей комнаты – всем заботам и тяготам дня».
⠀
Так Ариадна Эфрон описала рабочее утро своей матери, Марины Цветаевой, — как пример волевой самоизоляции поэта от «всего, что не рукопись»: от семьи, обстоятельств, быта и т.д. (при том, что быт – тяжелейший, порой просто нищенский – лежал практически полностью на ее плечах).
«Здесь мне очень надоело – не могу без дела. <…> В театры уже не хожу, да и в трактиры тоже, надоело; сижу дома и гложу куриные ноги и гусью печень с салатами. Все это приносит моя хозяйка м-м Сонет. Удивительно эстетический город!»
(из письма Владимира Маяковского Лиле Брик; Париж, 1921 г.).⠀
