Интервью Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ
Фото: Rodrigo Fernandez/ru.wikipedia.org
В рубрике "В этот день родились" мы обычно вспоминаем знаменитых писателей, уже закончивших свой земной путь. Но сейчас подумали: а почему не вспоминать и современников? Им наши восхищения нужнее. Тем более что им, в отличие от классиков, можно задать несколько вопросов - и получить ответы.
ГодЛитературы.РФ поздравляет Льва Семёновича с днем рождения. И с интересом ждет, что нового преподнесёт нам этот необычный поэт.
Тимур Кибиров в одном их своих стихотворений объяснял, чтò дало ему лично первый импульс для обращения к поэзии: «Потому что далёко-далёко, лет в тринадцать попал в переплет, фиолетовым пламенем Блока запылала прыщавая плоть». Можете ли вы вспомнить, кто оказался вашим первым «проводником» к серьезному занятию поэзией?
Лев Рубинштейн: Пожалуй, Пастернак. Именно наткнувшись на него в каком-то довоенном стихотворном сборнике, я стал буквально задыхаться от чтения. С него, думаю, началось мое понимание, что такое поэзия и чем она отличается от прочих стихотворных столбиков. Интересно, что русская поэтическая классика, включая Пушкина, вошла в меня (преодолев «школьную программу») уже позже.
Но эти первые опыты едва ли были теми «карточками», которые мы сейчас все знаем. А что помогло вам найти эту форму? Помимо работы в библиотеке, разумеется.
Лев Рубинштейн: Ой, на этот вопрос коротко не ответишь. Ну, можно сказать, что в те годы я испытал существенную потребность перевести ситуацию самиздата, которая казалась мне в масштабах моей жизни вечной, из социального в эстетическое измерение. Мне захотелось использовать ситуацию «непечатности» в своих интересах. Это был первый импульс. Потом возникли и другие, более глубинные. Но это, повторяю, долгий разговор.
Прекрасная книга, вышедшая в конце прошлого года в «Новом издательстве», анонсируется как «самое полное собрание карточек». Насколько я понимаю, эта тема - писание карточек - для вас на данный момент закрыта; чего в таком решении больше - личной «усталости от формы» или общего ощущения, что «времена поменялись»?
Лев Рубинштейн: Времена поменялись прежде всего в том смысле, что с появлением компьютера, интернета, социальных сетей та самая «карточка» перестала быть хорошо понятным многим поколениям «носителем». Она стала архивным, отчасти музейным предметом. Сейчас писать на карточках - все равно как писать на глиняных табличках.
Ваш одногодка Сергей Чупринин выпустил недавно «фейсбучный роман»; допускаете ли вы для себя возможность создания, скажем, «твиттерной поэмы»?
Лев Рубинштейн: Твиттерной не твиттерной, но, скажем, мое достаточно активное присутствие в "Фейсбуке" я склонен рассматривать как своего рода литературный проект. И даже пару раз получал предложения об издании «избранного». Пока не решаюсь, потому что не ощутил еще некоторой жанровой определенности, чтобы не сказать завершенности.
Поэты, представляющие «продвинутые» европейские литературы, в которых свободная поэтическая форма вместе с постмодернистским подходом к ней (цитатность, зависимость текста от контекста) восторжествовала еще в начале XX века, в последние годы все чаще обращаются к классическим размерам, чуть ли не к твердой форме (сонеты, октавы); видите ли вы возможность для такого «вечного возвращения» в русской литературе в обозримом будущем?
Лев Рубинштейн: Так многие же здесь (в том числе и прекрасные поэты) вполне обходились и продолжают обходиться классическими формами и жанрами. Хотя и понятно, что для культурно вменяемого современного автора это все равно «как бы». И, конечно, он не может игнорировать историко-культурный контекст.
А вообще о том, что будет дальше, мы можем лишь гадать. И это хорошо.