Текст: Михаил Визель/ГодЛитературы.РФ

Выпустив весною 2008 года небольшой роман в жанре альтернативной истории под странным названием «Юбка», лидер рок-группы «Мегаполис» Олег Нестеров изрядно удивил своих поклонников. Но дело разъяснилось быстро: как раз в то время Олег увлеченно работал с «Ансамблем берлинских почтальонов», и его фантазия о том, как трое молодых архитекторов в Берлине в конце 1930-х под чутким руководством Лени Рифеншталь изобретают рок-музыку (по-немецки der Rock - это и есть «юбка») оказалось «побочным продуктом» этого музыкального проекта.

Так что новый роман, «Небесный Стокгольм», вышедший через год после презентации удачной программы «Из жизни планет» - музыкального посвящения неснятым фильмам советских режиссеров-шестидесятников, - удивил гораздо меньше. Тем более что фабула его отчетливо перекликается с фабулой «Юбки»: троих молодых москвичей под мудрым руководством прогрессивного начальника отдела КГБ изобретают анекдоты про чукчу и Василия Ивановича.

Но 60-е годы в Москве всё-таки ближе родившемуся в Перове в год полета Гагарина Олегу Нестерову, чем 30-е годы в Берлине. Поэтому роман вышел больше по размеру, многоплановее, лиричнее. И полным отступлений — не столько «лирических», сколько исторических, музыковедческих и даже философических. Достаточно сказать, что само название романа восходит к основной идее романа — в 60-е годы СССР был близок к тому, чтобы перейти на «шведскую модель социализма» - и построить тот самый «небесный Стокгольм». Но не срослось — как не срослось с фильмами Шпаликова и Мотыля. Да и не могло срастись, как не мог срастись в XVII веке «небесный Иерусалим» патриарха Никона. Или всё-таки могло?

Одним из таких «лирических отступлений» станет концертный вариант театральной программы «Из жизни планет», который «Мегаполис» отыграет на главной сцене фестиваля «Красная площадь» в субботу 4 июня, в 21:00–22:30.

Фрагмент книги и обложка предоставлены издательством «Рипол-Классик»

НЕБЕСНЫЙ СТОКГОЛЬМ

1964

Глава 23

— Кира, а тебе «Битлз» нравится?

— Конечно.

— А почему?

— А у них все по-другому устроено, не как у всех.

— Это как понять?

— Вот как ты думаешь, чем работа композитора отличается от работы писателя?

— Один с музыкой работает, другой — со словом.

— А ты никогда не спрашивал у кого-нибудь из них, как он это делает?

— Мухина спрашивал, как он сочиняет. Сказал, что просто пальцы на струны кладет. Иногда они ему чтонибудь играют.

— По белому снегу я пальцем вожу.

Стихи, они с неба, я перевожу.

— Евтушенко?

— Шпаликов.

— В общем, Петя, хочешь ты этого или не хочешь, все с неба. И у композитора, и у писателя.

— А в чем тогда разница?

— В ошибке переводчика.

— Не понял.

— Ну, знаешь, бывает, начинают стихотворение переводить с французского на русский, а потом его же с русского на польский, с польского на шведский, потом на арабский... все вроде неплохо. Но стихотворение уже не то, его почти и нету. У этих двоих — писателя и композитора — разное количество по средников-переводчиков.

У писателя их всего два. Рука, которая не поспевает за мыслью, и клавиша печатной машинки, которая может залипнуть. Все. Хороший текст не может плохо звучать. Ну, есть еще один — мутное зеркало разума. Приходит-то все в сердце. Не дай бог писателю голову включить, пойдет «грязный текст».

— А у композитора?

— О... Там все сложнее. Услышит Петр Ильич внутри себя музыку, метнется к нотному листку и зафиксирует. Уже соврет.

— Почему?

— Мир имеет волновую природу, а не корпускулярную, — вмешался в разговор Антон. — Музыка — волны. Ноты — аппроксимация. Ну, как точками кривую линию описать. Возьми фотографию Насти и обколи ее силуэт иголкой. Похоже, но приблизительно.

— Дальше Петр Ильич дирижера позовет. — Кира продолжил свою историю. — Тот возьмет дирижерскую палочку и... Тоже переведет на свой язык. Вот тебе уже два посредника. Дальше сто человек оркестра — взмахнут смычками и тоже сыграют, по-своему, хорошо ли, плохо ли, кто-то денег должен, у кого-то мама заболела. Это три. Дальше придет смешной дядька и начнет музыку в железный сачок ловить.

— Это ты что, про звукозапись и микрофон? — уточнил Антон. — Музыка — это хорошо организованное движение частиц в воздухе. — Видимо, у него в Бауманке именно так музыку и определяли.

Кира кивнул:

— А потом эти частицы побегут по проводам, и мы услышим через вот ту коробочку, — Кира показал на радиоточку, — музыку. Но если спросим Петра Ильича про разницу, между тем, что звучало у него внутри, и тем, что он из коробочки услышал, если не соврет, он скажет — не включайте эту штуку никогда. Слушайте внутри себя, там у каждого может прекрасно своя музыка играть.

— У меня иногда играет, — сказал Петя. — Сейчас «All My Loving».

— А иногда может зайти новая, никогда никем не игранная. Только приемник твой на волну эту не очень настроен. Вряд ли ты ее услышишь и внимание обратишь.

— Так, давай уже про «Битлз», — потребовал Антон. — Интересно.

— Короче, природа-мать посмотрела на эту несправедливость, на количество посредников у писателя и композитора и сказала: пора вас уравнять. Сокращу-ка я композиторских переводчиков.

— Это как?

— Во-первых, нужно усилить прием. Люди, говорит мать-природа, вы же наедине с собой почти не бываете, даже в метро в книжку или газету утыкаетесь. Вы же внутреннюю музыку просто не услышите. Нет шансов. Современный мир — одна суета. Пожалуй, объединю-ка я ваши человеческие приемники, ну, к примеру, счетверю. Как пулеметы на станине в 41-м, по четыре в ряд ставили, когда Москву от фашистских самолетов обороняли. Только, в отличие от пулеметов, это будет не простое арифметическое сложение.

— Не понял, — сказал Антон. — Поясни.

— Ну, в нашем случае это скорее возведение человеческой энергии участников в степень.

— Кира, — поморщился Антон, — выражайся точнее. Это квадрат их числа. Реакция второго порядка. Эффективность участников зависит не от их количества, а от числа взаимодействия между ними. Элементарная вещь. Когда что-то пропорционально «эн квадрат» — это коллективное явление. Как цепная ядерная реакция в атомной бомбе, тот же принцип.

— «Битлз» — как атомная бомба! — Пете это понравилось.

— Квадрат числа людей — это число связей между ними, мера сложности системы, которая называется в данном случае ансамблем «Битлз», — закончил свою речь Антон.

Кира улыбнулся и продолжил:

— Во-вторых. Человек учится играть на фортепиано пятнадцать лет и в итоге превращается в музыкальную шкатулку. Есть ноты — играем. Нет — не играем. Но музыка и ноты — не одно и то же. Четыре пятых человечества нот не знает и совсем от этого не страдает. А музыку слышит и чувствует. Дам я вам музыкальный инструмент, говорит мать-природа, на котором может легко выучиться играть любой школьник. И для верности его сразу электрифицирую, я же знаю, чем в итоге все дело кончится. — Кира показал на радиоприемник. — Пусть электроны побегут сразу, от вибрации струны. Жирные, сильные, чтобы как следует оплодотворить...

Петя представил себе в этот момент совсем другое.

— ...музыку.

— Так, значит, нам с Эдиком не от Мухина заказ пришел, а от этой твоей матери-природы?

— Я, Антон, понимаю твою иронию, но другого слова при тебе не буду употреблять. Хотя, согласен, природа — это не очень точно.

— Ну и что дальше? Давай про сокращение посредников, — попросил Петя.

— Нужны ли ноты? Нет. Нужен дирижер? Тоже нет. Нужно ли сто человек оркестра — нет, справятся сами.

— А тот смешной дядька с сачком?

— Пусть придет как можно раньше, когда они только-только музыку принимают, когда никто никому не врет, ни она им, ни они ей. Она только что пришла, свой первый крохотный плацдарм в этом мире завоевала — зазвучала.

До этого она же только внутри их жила. И они рады ей, как дети, любуются, играют, в руках своих вертят. Момент их первой встречи и нужно фиксировать, чтобы правда была, это будет как живая репортажная фотография, а не постановочный лубок. Никита Сергеевич в коровнике! — Кира изобразил парадное фото из «Огонька». — Нет, нужно Никита Сергеевич в коровнике... — Он показал так, как будто вчера вернулся из рязанского колхоза.

— То есть «Битлз» — это репортаж из коровника? — уточнил Антон.

— По степени наполненности жизнью — да. Они — не просто новый стиль в музыке. Не просто новое направление. На наших глазах рождается новая философия, новая религия, которая легко перейдет все границы, охватит миллионы людей во всем мире. И ее не остановишь. Потому что это новая, неведомая сила, рожденная коллективным творчеством. А творческое коллективное преобразование мира — практически цитата из программы построения коммунизма в СССР.

— «Битлз» — строители коммунизма?

— В какой-то степени. Смотря как коммунизм понимать. Вот ты, Петя, спрашивал Мухина, может ли он, как «Битлз». Нет. Он один. Одному мне не написать анекдот, а Акселю — сценарий. Но даже если Мухин соберет музыкантов и будет играть в модный ансамбль, боюсь, что тоже ничего не произойдет. Это будет всего лишь миниатюрный оркестр с электрогитарами. С простым суммированием человеческих сил: 1+1+1+1, как в любом оркестре. Не возведение в степень. Не коллективный гений, не scenius. А это нарушение технологии, как асфальт на голую землю класть. Кукурузу без удобрения выращивать. Эта загадочная лоза тут, боюсь, никогда не привьется, — заключил Кира.

— Будем пить вино оттуда.

— И уже как пьем. Смотрите, что в Москве творится. Слушают, переписывают, стригутся. Пытаются петь, ничего не понимая.

— Лацканы от пиджаков отстригают, битловки делают.

— У нас Мишка Горчаков с первого этажа электрогитару в воскресенье за домом выпиливал, — вспомнил Петя. — Страх получился.

— А между прочим, первую электрогитару в СССР сделали тридцать лет назад, — неожиданно сказал Кира. — И была она двадцатитрехструнной.

Рассказ Киры про двадцатитрехструнную электрогитару

Некий парторг Штрянин из колхоза «Гигант» деревни Бессоновка в 1932 году решил построить 23-струнную электрическую гитару. Строил ее два года, потом понял, что не хватит денег, радиодетали были дорогие и дефицитные. Он написал местному партийному руководителю письмо, попросив выделить 500 рублей, чтобы закончить гитару и дать в местном клубе концерт. И приложил подробные чертежи. Тот переправил его запрос наверх, в Институт творчества им. Крупской, оттуда бумага пошла еще выше, и дошла до Государственного института музыкальной науки. Он, кстати, и издавал журнал «ГИМН».

Руководитель ГИМНа не мог дать оценку этой гитаре, потому что гитарами не занимался. От него переписка пошла к эксперту по скрипкам. Тот потребовал экспертизы настоящего гитариста. Гитарист заявил, что может дать оценку, если только ему принесут готовую гитару. Короче говоря, через полтора года после этого запроса Штрянин пишет последнее письмо примерно такого содержания: «Вы, товарищи такие-сякие, вообще не коммунисты. Я не то что помощи — совета от вас не дождался. Я эту чертову гитару уже построил, концерт отыграл и начинаю строить новую гитару — 38-струнную».

А эксперты еще два года выясняли, изобретение это или нет и какова будет коммерческая польза от его внедрения.

***

Петя пошел к Филиппычу. Опять один, потому что не был уверен, что Антон или Кира его поддержат, каждый по своей причине, хотя, может быть, он и ошибался. Важно было, как и в прошлый раз, не расплескать.

Он рассказал, что творится в Москве: про новую музыку, пиджаки, прически, новую религию и философию, про то, как молодежь повально всем этим увлечена. Именно через этот канал, а не через анекдоты и юмор, в страну теперь может зайти все что угодно: мода и на язык, и на образ жизни; все это легко выстроит у молодых людей нужное мировоззрение, и тогда повлиять на них будет уже невозможно.

Нужно было срочно культивировать новое массовое движение, чтобы опять сработал метод противопожара. Пусть играют на электрогитарах везде, где только можно: и в институтах, и в заводских клубах, и в пионерлагерях...

— Я все это недавно от тебя слышал, — поморщился Филиппыч. — Только по другому поводу. Ты как-то быстро вводные меняешь, за тобой не угонишься.

Филиппыч встал и подошел к окну. Было видно, что тема его все-таки взволновала.

— Знаешь, Петя, не верю я в твой битлс. Ну, пошумят немного и сдуются. У нас их еще быстрее забудут. Как Тарзана. Битлс — это что в переводе? Жуки?

— Не совсем. Игра слов, немножко жук, немножко бит — удар.

— Жуки-ударники? И сколько там твоих битлов?

— Четверо.

— А у нас, Петя, в КВН двести тысяч уже играют. А через пару лет их будет два миллиона. А еще сто будут смотреть. Вот где наш битлс, Петенька. Вот где наш гений коллективный. — Филиппыч улыбался. — Русскому человеку ни джаз, ни битлс твой не нужен. Дай ему блатняк и цыганщину.

— А барды?

— А чем их песни от блатных отличаются? Все то же самое, немного темы другие и персонажи послабее. А лекала те же. — Филиппыч подошел к нему и похлопал по плечу: — Спи спокойно, товарищ Петя. Победа будет за нами.