Белла и Андрей. Перекрестки и вобюлимансы

Игорь-Вирабов-о-Белле-Ахмадулиной-и-Андрее-Вознесенском

Текст: Игорь Вирабов/Facebook

Коллаж ГодЛитературы.РФ

Андрей Вознесенский и Белла Ахмадулина: их стихотворные посвящения друг другу чередовались, как черно-белые клавиши фортепиано. Почти что переписка — водяными знаками, филигранью. То светлее светлого, то темнее темного. То нежнее, то укоризненнее. А то и вовсе молочными чернилами между строк.

Вознесенский — Ахмадулиной:

«Мотоциклы как сарацины

или спящие саранчихи». <…>

«Лишь один мотоцикл притих —

самый алый из молодых.

Что он бодрствует? Завтра — святки.

Завтра он разобьется всмятку!

Апельсины, аплодисменты...

Расшибающиеся — бессмертны!

Мы родились — не выживать,

а спидометры выжимать!..

Алый, конченый, жарь! Жарь!

Только гонщицу очень жаль...»

1962. «Итальянский гараж»

Ахмадулина — Вознесенскому:

«И я его корю: зачем ты лих?

Зачем ты воздух детским лбом таранишь?

Всё это так. Но все ж он мой товарищ.

А я люблю товарищей моих.

Люблю смотреть, как, прыгнув из дверей,

выходит мальчик с резвостью жонглера.

По правилам московского жаргона

люблю ему сказать: „Привет, Андрей!..“ <…>

И что-то в нем, хвали или кори,

есть от пророка, есть от скомороха,

и мир ему — горяч, как сковородка,

сжигающая руки до крови.

Все остальное ждет нас впереди.

Да будем мы к своим друзьям пристрастны!

Да будем думать, что они прекрасны!

Терять их страшно, бог не приведи!»

1963. «Мои товарищи»

Вознесенский — Ахмадулиной:

«Люблю, когда выжав педаль,

хрустально, как тексты в хорале,

ты скажешь: „Какая печаль!

права у меня отобрали…

Понимаешь, пришили превышение скорости в возбужденном состоянии. А шла я вроде нормально…“

Не порть себе, Белочка, печень.

Сержант нас, конечно, мудрей,

но нет твоей скорости певчей

в коробке его скоростей».

(1964. «Нас много. Нас может быть четверо…».)

Ахмадулина — Вознесенскому:

«Ремесло наши души свело,

заклеймило звездой голубою.

Я любила значенье свое

лишь в связи и в соседстве с тобою <…>

Но в одном я тебя превзойду,

пересилю и перелукавлю!

В час расплаты за божью звезду

я спрошу себе первую кару / <…>

Так положено мне по уму.

Так исполнено будет судьбою.

Только вот что. Когда я умру,
страшно думать, что будет с тобою».

1972. «Андрею Вознесенскому»

Вознесенский — Ахмадулиной

«Мы нарушили кодекс людской —

быть взаимной мишенью.

Наш союз осужден мелюзгой

хуже кровосмешенья. <…>

Я бросал тебе в ноги Париж,

августейший оборвыш, соловка! <…>

И победа была весела.

И достигнет нас кара едва ли.

А расплата произошла —

мы с тобою себя потеряли.

Ошибясь в этой жизни дотла,

улыбнусь: я иной и не жажду.

Мне единственная мила,

где с тобою мы спели однажды».

1972. «Мы нарушили Божий завет»

Ахмадулина — Вознесенскому:

«Я — баловень чей-то, и не остается оружья

ума, когда в дар принимаю

твой дар драгоценный.

Входи, моя радость.

Ну, что же ты медлишь, Андрюша,

в прихожей,

как будто в последних потемках за сценой? <…>

Собрат досточтимый,

люблю твою новую книгу,

еще не читая, лаская ладонями глянец.

Я в нежную зелень проникну

и в суть ее вникну.

Как все зеленеет —

куда ни шагнешь и ни глянешь».

1975. «За что мне все это?..»

Явные или неявные, но от этого не менее привлекательные — отзвуки или созвучия в их поэзии и жизни случались постоянно.

В 1970-х Ахмадулина увлеклась романтической перепиской Пушкина с Каролиной Собаньской (очаровательной одесситкой, в которой позже заподозрили шпионку из-за связи с Бенкендорфом и тайной полицией). Задуманную «Поэму о Пушкине» Белла Ахмадулина, правда, не допишет — в сборниках ее останется «Отрывок из маленькой поэмы о Пушкине».

На тех же перекрестках 1970-х Андрея Вознесенского по какому-то немыслимому совпадению заинтригует любовная переписка Пушкина с одесситкой Елизаветой Воронцовой, письма, сожженные по ее просьбе поэтом. Вознесенский напишет чудные стихи, озаглавив их инициалами «Е. W.».

Казалось бы, ничего общего — лишь воздушная подлинность чувств. Созвучие небесных колокольчиков.