Текст: ГодЛитературы.РФ
Фото: M24.ru
Уроженец Владивостока Максим Немцов с детства видел солнце одним из первых в СССР. И, переехав в Россию, а несколько позже - в Москву, продолжает делать всё одним из первых: посвященный художественному переводу сайт "Лавка языков", переводы Дилана и Берроуза, дзенских притч и авангардной прозы, краудфандинг литературных проектов...
Трудно поверить, что первопроходцу-авангардисту исполняется 55 лет. Впрочем, если посмотреть на почти бесконечный список его работ - удивление сменяется восхищением.
В качестве подарка читателям "Года Литературы" Максим Немцов любезно предоставил фрагмент своего театрального перевода - еще не поставленного и не опубликованного на бумаге.
Монолог Джорджа из II действия "Не страшна Вирджиния Вулф" Эдварда Олби.
ДЖОРДЖ [не отходя от бара]: Когда мне было шестнадцать, и я ходил в подготовительную школу, еще в эпоху Пунических войн, в первый день каникул мы целой толпой ездили в Нью-Йорк, а потом рассыпались по домам, и вот вечером эта наша толпа, бывало, заваливала в питейную, где хозяином был папаша одного из нас, гангстер, — потому что дело было во время Великого Эксперимента, он же сухой закон, как его чаще называют, и для питейного лобби времена стояли скверные, а вот для жуликов и легавых — отличные просто времена, — и мы ходили в эту питейную, киряли там вместе со взрослыми и слушали джаз. А однажды в нашей компашке оказался один мальчик, пятнадцати лет — какое-то время назад он мать свою убил из охотничьего ружья, случайно, совершенно случайно, даже подсознательного повода у него не было, я не сомневаюсь, ничуть не сомневаюсь, — и вот в тот один вечер этот мальчик отправился с нами, мы взяли себе выпить, и вот когда очередь дошла до него, он говорит: а мне буржин… мне буржин, пожалуйста… буржин с водой. Ну, мы все захохотали… он блондин был, и лицо у него ангельское такое, а мы все ржали, а у него щеки покраснели, и вся шея розовой стала, и помощник жулика, который у нас брал заказ, говорит людям за соседним столиком, вот что мальчишка сказал, мол, и они тоже засмеялись, а потом кому-то еще передали, и хохота стало еще больше, и еще, и еще, но никто не ржал громче нас, а из нас никто не ржал громче того мальчика, который маму свою застрелил. И скоро уже все в питейной знали, от чего смеются, и все давай заказывать буржин и ржать, когда заказывают. Ну и скоро, конечно, смеялись уже не все, но смех не смолкал, до конца не стихал еще очень долго, потому что не за одним столом, так за другим кто-нибудь заказывал буржин, и там снова принимались хохотать. В тот вечер нас поили бесплатно, а управляющие нам шампанского выставили, этот папа-гангстер одного из нас. И, само собой, на следующий день мы страшно мучились, все до единого, каждый в одиночку у себя в поезде, пока ехали из Нью-Йорка, у каждого — похмелюга, как у взрослого… но то был шикарнейший день моей… юности.
Читать по теме: