Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Эта реформа запомнилась в основном тем, что вместо безударной «я» в слове «заяц» решили писать «е», которое там и слышится. То есть «заец». Вы только представьте: сейчас ласковое «зая» звучало бы как «зае»?!..
Но реформа провалилась — точнее, ее отменили — не поэтому.
Итак, Советский Союз встречает 1965 год. Первый с новыми вождями. Прежнего генсека, Никиту Сергеевича Хрущева, освободили от должностей осенью. Праздничный вечер. По телевизору — «Голубой огонек». На эстраде — дуэт куплетистов. Павел Рудаков и Станислав Лавров. Держатся раскрепощенно и поют о том, о чем еще недавно помалкивали.
Обсуждаем до сих пор мы,
Что прочли в одной статье,
Что должна внести реформа
В слово «заяц» букву «е».
Эх, снег-снежок, белая метелица,
Если в зайца вставить «е» — с горя он застрелится!
Так страна прощалась с эпохой. И с несостоявшейся реформой. Про зайца все запомнили во многом как раз благодаря этим профессиональным юмористам. Их реприза проходила на овациях. Но не зайцем единым славна была та программа. А точнее — програма. Потому что это слово пытливые рационализаторы тоже собирались упростить и укоротить на одну букву.
ПОЧЕМУ ПРИ ХРУЩЕВЕ?
Это самый простой вопрос. С тех пор как существуют орфографические правила, лингвисты не перестают думать — как упростить правила русского языка, как приблизить письменный к устному? Лингвисты всегда готовы к реформам. Но им редко предоставляют карт-бланш — ведь почтеннейшая публика относится к языку и к правописанию с консервативным трепетом. Каждый человек, получивший образование, ценит этот «моральный капитал» и сопротивляется, когда его пытаются девальвировать.
Всерьез говорить о реформе можно только в условиях «революционной ситуации». Так было при Петре Великом, так было в 1917—1918-м. Нечто похожее было разлито в атмосфере и в хрущевские времена. Как-никак, свободолюбивые шестидесятые. Борьба с консерваторами (как правило, в них видели сталинистов, служителей культа личности), появление молодых властителей дум, отказ от классицизма в архитектуре и дизайне. Наконец, обаяние Кубинской революции. Идеал шестидесятых — прямое наследование от Октября.
Добавим еще один довод. Начало 1960-х для Советского Союза прежде всего время космического триумфа. Тогда казалось, что физики и лирики вот-вот построят идеальное общество. И не нужно бояться экспериментов. Главное — движение вперед.
Да и сам Никита Сергеевич был почти маниакальным поклонником преобразований. Любых. Даже обкомы в те времена разделили на сельскохозяйственные и промышленные. К тому же первый секретарь ЦК КПСС не блистал избытком образования, учился понемногу чему-нибудь и как-нибудь, хотя читать любил. Он даже стеснялся показывать свои записи помощникам: ошибки бросались в глаза. Не раз Хрущев сетовал на мудреные законы русского правописания: кому нужны эти бессмысленные исключения? Почему бы не взять на вооружение рациональный принцип: как слышится, так и пишется. О тонкостях орфоэпии он при этом не задумывался.
ПИК ЛИТЕРАТУРОЦЕНТРИЗМА
Русский письменный неотделим не только от устной, но и от литературной речи. И от литературных споров. В них недостатка не было. К писателям прислушивались. Как-никак, шестидесятые были пиком литературоцентризма. Многое крутилось вокруг речевых норм. Аристархи морщились от молодежного сленга, которым изобиловали рассказы и повести Василия Аксенова — весьма популярные.
В те годы и Корней Чуковский писал книгу «Живой как жизнь», сборник эссе о русском языке, в котором он с разных ракурсов показал, что язык не может не меняться. И это в известном смысле был кирпичик в пользу реформы.
Идею реформы иногда приписывают Алексею Аджубею, зятю Хрущева. Энергичный журналист, главный редактор «Известий», сопровождавший тестя в международных вояжах, в начале 1960-х он слыл фигурой влиятельной. Возможно, Аджубей выполнял приватную волю Никиты Сергеевича.
Лидером реформаторского движения считается Александр Иванович Ефимов — известный лингвист и историк литературного языка, книги которого годятся для перечитывания и через полвека после смерти автора. Вообще это грустная история: провал реформы так сказался на здоровье ученого, что он умер в 1966-м. Не дожив до 57 лет.
Ефимов исходил из простой истины: «Орфография должна быть простой, удобной, логически мотивированной. И если сейчас ученик в любую минуту может запутаться в грамматических и орфографических дебрях, то при значительно унифицированной орфографии он быстрее почувствует красоту русской речи». Аджубей любил Ефимова со студенческих лет и поддерживал реформу, как мог. Среди других «застрельщиков» орфографических перемен назовем сановитых ученых мужей Ивана Протченко и Михаила Панова.
Веским аргументом в пользу реформы стало и введение всеобщего восьмилетнего образования с видами чуть ли не на всеобщее высшее в годы коммунизма, который «не за горами». Учителям постоянно приходилось натягивать школьникам троечки по русскому. Не только политики, но и некоторые учителя предлагали упростить правила.
ПОПЫТКА РЕФОРМЫ
В 1962 году о реформе уже толковали не только профессионалы, но и журналисты, и лекторы общества «Знание». «Даёшь доступную орфографию!» - чем не лозунг? В 1963 году начала работу Государственная орфографическая комиссия Академии наук. Возглавил комиссию академик Виктор Виноградов. В состав этого ареопага включили и Чуковского, не говоря о Ефимове и Протченко.
Консерваторы поначалу сопротивлялись сконфуженно и вяло. Они ждали своего часа. А комиссия действовала, разумеется, «по многочисленным просьбам трудящихся», жаждущих упрощения орфографии.
Кроме комиссии академической (по сути — государственной) возникла и общественная, участники которой — писатели, журналисты, чиновники — активно выступали в прессе за реформу. Правда, полного единомыслия не было, звучали и осторожные возражения. Студенты посмеивались над пародийным текстом, который в те дни ходил по рукам: «Вазможноли рускае фанетическае письмо? Это нисуразнейшый иссамых нисуразных вапросаф иба только таким ано и далжно быть. Этат выват так ачевиден што врядли стоит ево абасновывать. Лучшэе ево абаснавание наглядный пакас рускава фанетическава письма што я и придлагаю».
Это выглядело карикатурно. Как и популярный в начале XXI века «олбанский» язык. Тут уж и у Чуковского опустились руки. Постепенно реформа превратилась в пугало для интеллигенции. В кухонных разговорах, как водится, масштабы упрощений преувеличивали.
ЧТО ПРЕДЛАГАЛИ ИЗМЕНИТЬ?
Предложений было много, суть: стремиться к фонетическому письму и упрощению правил. Такой русский язык, по мнению ученых, даже нерадивые школьники сумеют выучить на честную «тройку».
Реформа била по букве «ё», которую и так печатали только по большим праздникам. Отныне после «ж», «ш» и «ч» под ударением следовало писать «о». это означало появление таких слов, как «жолтый», «шолк», «чолка» и «жжот». Правда, последний глагол тогда еще не приобрел сленговой популярности. Твердый знак упразднялся окончательно. Вместо него в качестве разделительного знака надлежало использовать мягкий знак. Но и мягкому знаку не следовало спать спокойно. Его отменяли на конце слов после шипящих и жужжащих. «Колосись, рож! Трепещи, мыш! Шагай смелее, молодеж!»
После «ц» во всех случаях надлежало писать «и» вместо «ы». Эти самые циплята и огурци, как известно, вывели из себя даже мудрого Леонида Леонова.
Отменялись двойные согласные в словах, заимствованных из иностранных языков, но с исключениями. В тех случаях, когда в слове «явно слышится» долгий звук (например, «ванна»), правописание не менялось.
Наречия отныне нужно было писать только слитно, без исключений (не только привычное «напрямик», но и удивительное «заглаза»).
Вместо суффикса «енский» вводили «инский». Примеры? Пожалуйста. «Кладбищинский», «нищинский».
Школярам во все времена сложно было зубрить чередования корней. Их попытались упростить — правда, полностью избавиться от исключений не удавалось даже в проекте реформы. Но мы получили бы такие слова, как «ростение» и «загарать». Но это был самый недоработанный параграф проекта. Новые правила тоже предполагали кропотливую работу с «проверочными словами».
Слова «заяц», «брошюра», «парашют», «жюри» предлагалось писать, «как слышится», - через «е» и «у». А ведь действительно, откуда в зайце появилась эта «я»? Ни один академик не мог найти для этого существенных доводов, кроме ретроградского: «Так было и так будет».
Но критиковали реформаторов не только консерваторы. Сторонники тотального языкового упрощения упрекали комиссию в увлечении «полумерами». Не лучше ли упростить правила по «фонетическим» принципам — чтобы во всех случаях писалось, как слышится. Нечто похожее мы видим в родственном белорусском языке.
КРУШЕНИЕ ИЛЮЗИЙ
Реформа получила высочайшее одобрение в начале октября 1964-го. Чуть раньше аджубеевские «Известия» опубликовали «Предложения по усовершенствованию русской орфографии».
А через две недели Хрущев оказался пенсионером союзного значения. Тут-то и обнаружились недоработки. С высоких трибун бранить лингвистов не стали, но погода резко изменилась (новая метла метет по-новому). Слово дали писателям, которые выступили против «уродливой» реформы вполне искренне: писатели, как известно, и в 1918-м не пришли в восторг от упразднения привычных букв… Семён Кирсанов, Вера Инбер и, конечно, Леонид Леонов спели несколько остроумных арий на могиле реформы, а Аджубей на некоторое время остался без работы.
Впрочем, Брежнев не любил громких разоблачений. Было принято решение просто сообщить советскому народу, что орфографическая реформа экономически бесполезна. Она влечет к бессмысленным затратам. Критиковать работу комиссии не стали. Кремлевские мудрецы посчитали за благо просто помалкивать о несостоявшемся прожекте.
Орфографический сюжет показал: слишком многое у нас зависело от вождя. Впрочем, так всегда и бывает: без политической воли можно провести небольшие изменения в орфографии. Заметные, масштабные реформы — это революция. А сие есть дело политическое, но не научное.