Текст: Михаил Визель
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Обложки книг предоставлены издательствами
Перевод с англ. Ю. Полещук. — М.: АСТ, Corpus, 2018
На губернатора штата совершено покушение. Страна в шоке: это благополучный северный штат, где вроде нет ни особой расовой напряженности, ни проблем с безработицей. Пострадавший - не ангел, многим претит его популизм и дешевая демагогия (горячий привет Дональду Трампу, который автор и не скрывает), но это же не повод швырять ему щебенку в глаза. А для главного героя - не слишком блестящего университетского преподавателя, это шок вдвойне: в покушавшейся он узнает свою собственную мать, радикальную феминистку, бросившую свой благополучный дом, мужа и маленького сына в начале восьмидесятых. Дебютный 830-страничный роман американского автора, известного до сей поры только как автор рассказов, затрагивает много тем: семейные отношения в эпоху распада семьи; видеоигры как альтернативную реальность; «трампизм» как социальный феномен. Но в первую очередь это все-таки роман - то есть история не идей, а людей. Причем роман диккенсовского размаха и язвительности. Окажется ли он столь же долговечным - ну, поймем лет хотя бы через пятьдесят.
М.: АСТ, 2018
На Земле существует около 8000 языков. Трое лингвистов решили рассказать нам, профанам, о ста «самых интересных». Причем рассказать по строгой схеме: происхождение, письменность, отличительные особенности, пример текста на нем. Впрочем, «интересность» - критерий не научный, и декларировав ее, ученые мужи как бы дали себе волю порезвиться. Поэтому в книгу попали не только самые распространенные языки, такие как китайский, английский, индонезийский или пенджаби, но и древнеегипетский, ладино, суржик и трасянка. И даже клингонский. А еще - язык индейцев хопи, в котором нет слова «вода», а есть десяток отдельных слов, обозначающих воду в кувшине, в реке и т. д. И
язык индейцев навахо, прославившийся тем, что выступил в качестве идеального шифра во время войны на Тихом океане
(радисты-индейцы переговаривались друг с другом открытым текстом, и японцам это оказалось не по зубам). А еще - албанский, в котором у глагола есть «адмиратив», то есть «наклонение изумления». Что это такое - нам, носителям русского языка, понять практически невозможно. Так и хочется сказать: «учи албанский». Кстати, «олбанского» в книге нет: он мертвее латыни.
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2018
Роман, филологический с самого названия. Являющего собой, как известно всякому выпускнику филфака, первую строку эпиграммы Пушкина: «Душа моя Павел, Держись моих правил: Люби то-то, то-то, Не делай того-то. Кажись, это ясно. Прощай, мой прекрасный». От автора биографий Пришвина и Алексея Толстого, доктора наук и ректора Литинститута ждешь, что и эта книга окажется документальной, посвященной адресату этой эпиграммы, Павлу Вяземскому, сыну лучшего друга Пушкина. Но нет, роман скорее вольно автобиографичен: герой, подросток Паша Непомилуев, в 80-м году приезжает из закрытого военного городка поступать на филфак МГУ. И с ходу оказывается на картошке. Где ему предстоит много узнать о жизни за пределами гарнизона. И, главное, быстро и четко для себя выбрать - каких правил держаться.
М.: Паулсен, 2018
Противостояние двух полярных исследователей, пытавшихся один раньше другого вогнать флагшток с одним и тем же американским флагом в льдину, которую они считали Северным полюсом, - своего рода эпилог начала XX века эпохи великих географических открытий XV века. Так что, называя Фредерика Альберта Кука и Роберта Эдвина Пири «исследователями», мы из вежливости немного лукавим: конечно, это были не ученые, а чистой воды авантюристы, кондотьеры и конквистадоры, слепленные из того же теста, что и Кортес с Писарро. Особенно Кук, успевший за свою долгую жизнь и разбогатеть, и разориться, и даже посидеть в долговой тюрьме. Но доктора географических наук
В. С. Корякина больше интересуют авантюры не финансовые, а географические.
Благо Арктику он знает далеко не только по книжкам, и тяготы, перенесенные двумя американцами, может описать со знанием дела. Как и особый азарт первооткрывателя и величественную красоту Белого Безмолвия.
М.: Планж, 2017
На объявлении Длинного списка «Большой книги» эксперты в числе крайне немногих отдельно выделенных отметили это дебютное произведение со странным названием. Причем отметили, что в этом произведении в русскую прозу «возвращается ирония». Довольно щедрый аванс заставляет повнимательнее присмотреться к небольшой книжечке автора, заявляющего, что «писать книги нужно начинать как можно позже, когда уже действительно есть чем поделиться с людьми». «Эвил» - вовсе не русификация английского «зла» (evil), а имя одного из героев, туркменского узбека, пришедшего к рассказчику делать отливы на даче. Но главный герой - сама эта дача, расположенная под Петербургом, в местечке под названием Борисова Грива. Автор сообщает про это свое персональное Макондо следующее: «Особенность у этой местности была одна, но очень яркая. По-видимому, когда Петр Первый осушал болота на месте будущего Петербурга с помощью булыжника и гранита, вся эта болотная вода, по закону сообщающихся сосудов, перетекла напрямую в Борисову Гриву. Больше-то ей деваться было некуда. Тут - Петербург, тут - шведы с турками, тут - Борисова Грива. Путь наименьшего сопротивления понятен». Такой иронией наполнена книга, как болотистая местность - водой. Вспоминается скорее Аверченко с Тэффи, чем Салтыков-Щедрин с Гоголем, но кто сказал, что это плохо.