Текст: Аполлинария Аврутина *
Пожалуй, ни один современный ближневосточный автор, даже самый модный, не может похвастаться в наши дни такими тиражами, как Хайям. Стоит зайти в любой книжный магазин, будь то Россия, Европа, Америка, и в отделе литературы о Востоке вам непременно встретится три-четыре разных издания Хайяма.
Вообще говоря, весь мир совершенно неверно произносит и пишет его имя. Писать его имя следует «Умар Хаййам», именно так оно передается в арабской графике. Правильно произносить имя этого персидского поэта следует как «Омар-е Хаййам», что переводится как «Омар Палаточник». Персидское слово «Хайям» буквально значит «палатка», и к этому слову этимологически восходит старорусское «хамовник», то есть «текстильщик», а от него уже - район в Москве, где, в частности, купил себе усадьбу Лев Толстой. Иными словами, на русский язык имя Омара Хайяма можно переводить как «Омар-хамовник», «Омар-текстильщик». Полное имя Хайяма - Гиййас ад-Дин Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям, имя сообщает нам, что поэт родом из семьи потомственных ремесленников, сын Ибрагима-палаточника.
О жизненном пути Омара-палаточника известно немногое, факты его биографии в некоторой степени легендарны. Точных, документальных свидетельств его жизни немного. О его поэтическом творчестве источники стали упоминать вообще спустя долгое время после его смерти (в XIII—XIV вв.), а
В знаменитой энциклопедии Брокгауза и Ефрона Хайяму посвящены две статьи. В сорок втором томе есть статья «Омар Аль-Каями» об ученом-математике, а в семьдесят третьем томе статья «Хейям, или Омар Хейям» - о поэте.
Если верить источникам, в 70-х годах Хайям был приглашен Малик-шахом для строительства дворцовой обсерватории и реформирования солнечного календаря. В итоге этот календарь был разработан группой ведущих ученых-астрономов того времени, среди которых был и Хайям, и оказался на 7 минут точнее григорианского календаря, который ввели в Европе в XVI в., - то есть намного точнее того календаря, которым мы пользуемся сейчас. Если бы обсерватория, которую планировал построить Малик-шах по проекту Омара Хайяма, была достроена, возможно, она бы стала более известной и более крупной, нежели самаркандская обсерватория знаменитого внука Тамерлана, правителя династии Тимуридов, Улугбека, правившего в XV в. и составившего многочисленные карты звездного неба, которыми в Европе пользовались едва ли не до XIX в.
Более того, список математических открытий, совершенных Хайямом-математиком, позволяет говорить о том, что он, пользуясь наработками индийских ученых, смог сделать то, что впоследствии удалось повторить только Исааку Ньютону.
Однако научная карьера гениального математика, астронома и астролога прервалась после убийства его покровителя-шаха. Начался период скитаний.
Чтобы избежать нападок и даже репрессий, Омар Хайям удалился от дел и науки и отправился странствовать. По всей вероятности, именно на этот период, если речь все же идет об одном человеке, приходится расцвет его поэтического творчества - ироничные рубаи являют читателю всю неприкрытую правду жизни.
Однако и с рубаи-четверостишиями все непросто. Специалистам хорошо известно, что в мире переведено и издано намного больше четверостиший, приписываемых Хайяму, чем Хайям мог написать и написал. Иными словами, как это нередко случалось в средневековой ближневосточной мусульманской литературе, имя легендарного автора со временем превратилось в коллективный псевдоним. Таких случаев в истории литературы Востока немало, а кроме того, довольно долго бытовала традиция приписывать тому или иному автору все, где упоминалось его имя. Поэтому до сих пор точное количество четверостиший, написанных Омаром Хайямом, совершенно неизвестно, как и неизвестно, какие именно рубаи он написал.
Этой легенде вряд ли стоит верить: за много веков рукописи Омара Хайяма подделывали так много раз, что нередко с их атрибуцией ошибались даже крупные специалисты. Например, у многих иранистов на слуху история, когда знаменитый американский иранист Ричард Фрай купил за большую сумму поддельную рукопись Омара Хайяма для библиотеки Гарвардского университета. Однако впоследствии университет провел экспертизу, подделка была обнаружена, хотя качество поддельного манускрипта вызывало изумление знатоков - степень подделки некоторых элементов рукописи было невозможно уточнить, ситуацию спасла голубая краска, которая никак не могла быть в обращении во времена Хайяма. Другие подделки в разное время были приобретены библиотеками Кембриджа, Честера Битти, Национальной библиотекой и рядом частных коллекционеров.
Поэт и ученый, намного опередивший свое время, сотворивший своей жизнью немало тайн, продолжает творить эти тайны и спустя много веков после смерти. Смелый настолько, что отважился в свое время в поэзии хулить Аллаха, Омар Хайям продолжает удивлять мир своими речами...
Автор статьи выражает благодарность за помощь в подготовке материала старшему научному сотруднику ИВР РАН, кандидату исторических наук Алексею Александровичу Хисматуллину. Также при подготовке материала было использовано интервью с О. Ф. Акимушкиным от 2007 г.: М. С. Баконина. «Любимый поэт президента» на сайте и Предисловие к серии «Назидательная литература эпохи Салджукидов на персидском языке: оригиналы и подделки» (А. А. Хисматуллин, Амир Му‘Иззи Нишапури Сийасат-Нама/Сийар Ал-Мулук: подделка, приписанная Низам ал-Мулку. Петербургское Востоковедение, СПб. — М.: 2018).
*Аполлинария Аврутина - лауреат Яснополянской премии (как переводчица Орхана Памука), доцент Восточного факультета СПбГУ.
Хорхе Луис Борхес о Хайяме и его английском переводчике Эдварде Фицджеральде:
…Около 1854 года ему дают посмотреть рукописный свод сочинений Омара, составленный по одному лишь принципу, алфавитному порядку рифм; Фицджеральд пробует одну рифму по-латыни и усматривает возможность соткать из них целостную и органическую книгу, открывающуюся образами утра, розы и соловья и завершающуюся ночью и могилой. Столь неимоверной и даже неправдоподобной цели Фицджеральд посвящает свою жизнь - жизнь человека беззаботного, одинокого и фанатичного. В 1859 году он публикует первый перевод «Рубайят», за которым следуют другие, богатые разнообразием и отделкой. Происходит чудо: из плодотворного симбиоза персидского астронома, снизошедшего к поэзии, и эксцентричного англичанина, читающего восточные и испанские книги, не особо вникая в смысл, рождается выдающийся поэт, не похожий ни на того, ни на другого. Суинберн пишет, что Фицджеральд «уступил Омару Хайяму звание одного из крупнейших поэтов Англии», а Честертон, восприимчивый к романтичности и классичности этой превосходной книги, замечает, что в ней одновременно «мелодия ускользает, а текст длится». Некоторые критики считают Фицджеральдова Омара английской поэзией с персидскими аллюзиями; Фицджеральд - составитель, шлифовальщик и сочинитель - требует, однако, чтобы мы читали его «Рубайят» как древнеперсидскую поэзию.
Случай вызывает догадки метафизического толка. Омар (как известно) исповедовал платоновско-пифагорейскую доктрину многократного воплощения души; через века его душа, видимо, перевоплотилась в Англии, дабы на далеком германском языке с вкраплениями латыни исполнилась литературная судьба, подавленная в Нишапуре математикой. Исаак Лурия эль Леон учил, что душа умершего может войти в душу-неудачницу, дабы поддержать и наставить ее; быть может, в 1857 году душа Омара поселилась в душе Фицджеральда. В «Рубайят» сказано, что всемирная история - это спектакль, задуманный, поставленный и созерцаемый Богом; такое наблюдение (терминологически именуемое «пантеизм») позволяет предположить, что англичанину удалось воссоздать перса, поскольку оба, по сути, были Богом или случайным взглядом Бога. Более правдоподобна и не менее чудесна, чем эти сверхъестественные предположения, гипотеза благотворного совпадения. Иногда облака принимают форму гор или львов; аналогичным образом печаль Эдварда Фицджеральда и пожелтевший манускрипт с лиловыми литерами, забытый на полке оксфордской Bodleyana, приняли, к нашему блату, форму поэзии. Всякое соавторство загадочно. А соавторство нашего англичанина и перса - как никакое другое, ибо слишком они разные, и, вероятно, в жизни бы не стали друзьями, а смерть, перипетии и время понадобились только лишь для того, дабы последний узнал о первом, что оба они - один и тот же поэт.
Хорхе Луис Борхес. «Загадка Эдварда Фицджеральда». Пер. с исп. И. Петровского.