Текст и фото: Татьяна Шипилова
Третий день ярмарки начинался тихо и спокойно, но при этом мест в гардеробе все равно не хватало. Почетный гость ярмарки, стенд Израиля, а вместе с ним и кошерное кафе, и стенд «еврейского» издательства «Книжники» ушли в подполье, когда зашел Шаббат, но обещались выйти из сумрака, когда он (Шаббат) выйдет.
Тем временем в Амфитеатре можно было послушать рассказ Линор Горалик о ее новом проекте PostPost.Media, в рамках которого и была издана презентуемая ею книга «203 истории про платья».
«Наш проект про воспоминания, и про платья нам прислали более 400 историй, из которых 203 автора дали согласие на издание, – рассказывает Линор. – Ведь история платья может быть разной для каждой девочки. Это может быть инструмент, вводящий девочку в мир женственности, в мир принцесс и фей, а может быть история о гендерном насилии, когда впервые сталкиваешься со стереотипом «Ну ты же девочка», с которым потом вынуждена бороться всю оставшуюся жизнь. А еще отдельная тема, тема памяти – это мамино платье».
Тема памяти для автора вообще является определяющей: «Мы – наследники большой традиции, где ресурсы были ограничены, а вещи были семейными. Но если блузка, юбка, рубашка – это слова, брюки – это новелла, то платье – это целый роман. Это цельный костюм, это законченная история. Именно поэтому мы решили начать с этих историй».
На сайте проекта любой желающий может выбрать понравившуюся ему тему и отправить свою историю, как это сделали уже сотни людей: «Моя любимая тема именно про платья, но у нас в планах издание и других книг. Например, сейчас идет работа над несчастной любовью, где были очень интимные истории, и люди разрешили их опубликовать анонимно, это высшая степень доверия. Но самое поразительное для меня было в работе над текстами, присланными в ответ на вопрос «Как вы узнали, что Деда Мороза нет?» Я до сих пор думаю, что делать с тремя или четырьмя ответами вроде «Как нет?!»
Одним из центральных событий третьего дня, безусловно, стала встреча с уже живым классиком русской литературы – Диной Рубиной. Практически прямиком из Тульской губернии, где она дописывала свой «Наполеонов обоз», Дина Ильинична прибыла на сцену Амфитеатра, вполне соизмеримого по масштабу с ее писательской фигурой.
Первое, о чем ее спросили: каково же отправлять в плавание такой большой роман, как «Наполеонов обоз», и вообще каково писать такой большой роман?
«Таких кораблей я отправила много, а такой большой роман как многопалубный корабль, – признается писательница. – И я всегда боюсь Альцгеймера, когда что-то начинаю забывать. Недавно ходила к своему врачу, попросила проверить меня, потому что забыла, как звали моего учителя физкультуры в четвертом классе. Врач же мой спросил, помню ли я всех персонажей в своем последнем романе, на что я удивленно ответила: «Вы что?! Конечно, помню!» И он меня успокоил тем, что Альцгеймера у меня пока нет».
Дина Рубина поделилась, что на протяжении всей ее творческой жизни ее интересуют три темы: тема рода, преступления и наказания и любви. Но если семейные романы строчить постоянно у нее уже нет сил, то две последние темы вечны: «Вспомните себя, когда вы думаете о том, что вы сказали что-то недостойное, сделали неправильное, кому-то изменили, даже не буквально, и что-то случается, и там, в затылке мысль: «Это мне за то самое». О любви же писать легко, потому что все мы знаем, что это такое. И трудно, потому что не знаем, что это такое. И когда мы пытаемся разобраться – тут и наступает точка пересечения жизни и литературы».
Естественно, спрашивали про счастливые и несчастливые финалы, про судьбы героев и то, насколько они такие судьбы заслужили, на что писательница отвечала просто: «Ни один писатель не может влиять на логику повествования». Ведь даже Дину Рубину могут ругать за счастливые концовки или требовать от нее грустной развязки. Вспомнили и «Синдром Петрушки», после прочтения которого Виктория Токарева громко воскликнула: «Дина может все!»
Задавали вопросы и о том, как изучаются темы, поднимаемые в романах: например, тема терроризма в последних книгах. Тут Дина Ильинична поделилась: «Ко мне как-то на встречу за автографом пришел человек, который оказался бывшим тюремным врачом. Он пятнадцать лет лечил террористов. Он оставил мне свой телефон, и мы долго переписывались и общались, так и появилась эта линия. Ведь террор касается не только Израиля. И после теракта на Невском, когда не работал транспорт, не ходило метро и ко мне на встречу люди с Васильевского острова пришли пешком, я полностью поменяла формат: я просто прочитала им свою новеллу о теракте в Иерусалиме, что произошло, что чувствовала героиня, и они слушали меня.<...> И эти люди смотрели на меня как на человека, который знает, что дальше делать, как дальше вести себя, как дальше быть, чтобы выжить, чтобы смочь спуститься в метро, не бояться этого».
– А нравится ли вам наше время? – прозвучал последний, даже немного детский вопрос.
– Что дали, то и носим! Мне нравится все, пока я жива! – оптимистично ответила Дина Рубина и отправилась раздавать автографы.
Одними из последних ярмарку покидали поклонники Гузели Яхиной и Яны Вагнер: писательницы до победного рассказывали об опыте переживания экранизаций собственных книг. Вторить им должен был Андрей Рубанов, но он заболел и прибыть не смог, так что девушки отдувались вдвоем вместе со своим издателем – Еленой Шубиной.
Напомним, что сериал по первому роману Яхиной уже снят и ждет выхода на телеэкраны, а сериал «Эпидемия», снятый по роману Яны Вагнер «Вонгозеро», прямо сейчас идет на платформе «Премьер».
Многих интересовал вопрос, насколько сильно современные авторы влияют на съемочный процесс. Оказалось, что если вы не Джордж Мартин или Маргарет Этвуд, то на площадке вам скорее всего будут не особенно рады.
«Лучший автор адаптации – мертвый автор, – признается Яна Вагнер. – Я так и норовила влезть в съемочный процесс, меня никак не отпускала мысль о том, что я должна расстаться со своим детищем, я ревновала и мешала».
Гузель же, как всегда размеренно и спокойно, со знанием дела рассказывала о том, что особенно в съемочный процесс лезть и не собиралась: «Просто потому, что «Зулейха…» изначально была написана в виде сценария, а потом уже дописывалась до романа, поэтому киноверсию для себя я увидела еще раньше, чем итоговую книгу».
На извечный вопрос, должна ли литература быть кинематографичной или же это минус современной прозы, наконец-то был дан вполне разумный ответ: литература – старший брат кинематографа, и киношники обратились к современным авторам, потому что свои идеи у них иссякают. А поскольку многие нынешние писатели грешат отсутствием всякого сюжета, то за кинематографичность часто принимается наличие оного.
В конце совместными усилиями пытались выяснить, что же сложней экранизировать – классику или современную литературу? Оказалось, что везде есть свои плюсы и минусы: «При экранизации классики не с кем спорить, но есть определенные ожидания зрителей. При адаптации современного автора, безусловно, ожидания зрителя тоже присутствуют, и всегда будут те, кто скажет: «А книга лучше».
Но в то же время есть несомненный плюс: адаптация всегда привлекает внимание к первоисточнику: «А значит люди пойдут и купят книгу, а нам только этого и надо», – подытожила Елена Шубина.